В системах Нового Мира не бывает ошибок.
– Значит, – соглашается служащий.
Голос внутри меня зудит: сам Новый Мир – одна сплошная ошибка.
– Запишите на счёт Говарда Голдмана, – киваю я. – Наше имя вам, думаю, известно.
– Разумеется. Хорошего дня, мисс Голдман.
Миринда провожает гостей, я же поднимаю паука и перекладываю его в террариум. Осматриваю доставленную ему пищу: пакеты с мертвыми мотылями, иные насекомые, странная крошка, листья растений, банка с парой живых грызунов. Последнее впечатляет. И настораживает. Крохотные мыши пытаются крохотными лапами ухватиться за гладкую поверхность пластика, в который заключены. Достаю грызуна за хвост – опускаю в террариум. Вот так это происходит в Новом Мире? Вот так это происходит в Новом Мире…
Паук не двигается. Не замечает. Делает вид? Мышь носится из угла в угол, пытается зарыться в субстрат, как вдруг останавливается у поилки, дабы утолить жажду. Лапы паука медленно переносят его тело в сторону добычи. Увлекательно. Медитативно. Грызун оборачивается и смотрит: всё еще не видит умело маскирующегося хищника. Пьёт. Снова пьёт, после чего решает пробежать подле паука. Неверный шаг! Миллиметры – ворс касается ворса. Паук запрыгивает на мышь – в секунду; стискивает мохнатыми лапами, душит. Грызун бьётся с пару секунд в конвульсиях и замирает вовсе. Паук победил.
Я отхожу от террариума, пребывая в легком экстазе. Подобное не описать словами, их форма бессильна перед ощущаемым. Как удержать улыбку? Ох, если бы я могла стать пауком…
Но я чувствую, что граждане Нового Мира – жалкие крысы, отвлёкшиеся на поилку с водой и решившие утолить свою жажду. А паук…паук есть Новый Мир, стены террариума равны стенам нашего города.
Миринда готовит ужин – съедаю порцию супа и, стащив с отцовского кабинета книгу, прячусь в спальне. Интересно, почему родители не возвращаются? Решают мои проблемы? Решают свои проблемы?
Дочитываю последнюю страницу – главный герой умирает – и ложусь спать. Большего я сделать не в состоянии. Мой личный Новый Мир рушится, и обломленные сваи вот-вот отправят Карамель Голдман в низовья старушки-земли. Прощай. Прощай!
События седьмого дня
Я просыпаюсь.
Как долго я спала? Всё, что было до этого – обвинения, беседы, озарения – мне приснилось? Надеюсь, что приснилось. Надеюсь, сегодня понедельник и день обещает быть хорошим. Обычным. Привычны. Правильным.
– Открывай глаза, Карамель Голдман, – зудит голос от изголовья кровати.
Какого?
– А ты что тут делаешь? – восклицаю я, глядя на отца.
Кажется, сегодня не понедельник и произошедшее – не сон.
– С добрым утром, – кивает отец и – что удивительно – достаёт из уха наушник. Всё настолько серьёзно, что он согласен пропасть из сети и побеседовать со мной без присутствия второй линии?
– Никогда не будил меня прежде.
Я привыкла к появлению служащей, будильнику или беспокойному нутру, которые повелевают открывать глаза. Но не к виду отца. Не к обеспокоенному виду отца.
– И никогда не занимался твоим просвещением в требующих то вопросах. Может, потому сейчас почти весь Новый Мир ненавидит тебя? – предполагает отец.
– Почти? – усмехаюсь я.
– На твоей стороне только твоя семья и Ромео. Не семья Ромео, он сам, – уточняет отец.
– Я могу с ним видеться?
– Тебя правда это интересует? – скептически бросает отец. – Для чего, Карамель?
Хмыкает и пожимает плечами. Продолжает:
– Ему запрещено. И тебе. Никакого контакта после официального разрыва, ясно? И вообще, Карамель, оставь это. Оставь мальчишку. Поняла?
Показательно вздыхаю.
– Или он тебе нравится? Зачем цепляешься за него?
Отец знает, как привести в чувства. Заговорить о них. Знает, как дисциплинировать парой фраз. Более отрезвляюще работает лишь обрубок имени… «Кара». До имени «Кара» отец никогда не опускался.
– Нет, не нравится, – спокойно отвечаю я. – И ни за кого я не держусь, ибо самостоятельна и полноценна. Просто…
– Будь добра объяснить, – подстрекает отец.
– Просто других знакомых у меня нет. Нет друзей.
– А тебе что, Карамель, нужна поддержка? Друг для разговоров?
– Собеседник имеется. Паук.
– Мудрое решение. Если решишь доверить кому-либо свои секреты – доверяй животным. Они умеют хранить тайны и никогда не осуждают.
– Зачем разбудил?
– Празднование моего повышения в Палате Социума, – кисло отвечает отец. – Будь добра сделать то, что делают девочки, когда пытаются показать, будто у них всё в порядке, – без энтузиазма протягивает он. – Готовься, сколько потребуется.
– Серьёзно? С каких пор ты этим занимаешься?
– Следовало не прекращать работать над твоей репутацией и твоим имиджем, более весомого и ценного проекта в моей жизни не было.
Повторяю:
– Серьёзно? У тебя хватает наглости озвучивать этот факт?
Теперь отец так легко признаётся, что дочь – всего лишь проект…
– В юношеские годы я хотел не в Палату Социума, а в Палату Рекламы. Реклама синоним Голдман, тебе известно. Сегодня за нами будет – нет, не пристальное – навязчивое внимание со стороны прессы и охраны. Новости, Вестник, Патруль Безопасности – угодить следует каждому. Веди себя достойно, я-то знаю, что ты…нормальная.
Киваю. Комплимент? Странный.
– Собирайся. Выбирай гардероб в белом цвете, мы все одеваем белое. Будешь готова – зайди в кабинет. Приглашённые гости уже ожидают – встречаемся на Дамбе, в «Фалафели».
Отец хмурится, заминается. Словно думает: говорить ещё?
– Говори, – требую я.
– Это твой единственный и последний шанс, Карамель, – вслушиваюсь в наставления отца, – заявить о себе как о человеке, который может не просто управлять Новым Миром, а хотя бы достоин жизни на поверхности. Всё остальное разрулим.