Гитара в руках твоих

Он не стал больше настаивать, но Полина вдруг поняла, что он на неё обиделся. И когда она возвращалась домой, по дороге всё время думала о том, правильно ли она поступила. Что было правильнее – остаться и поддержать Вадика или успокоить тревогу бабушки? Тогда она не смогла сделать правильный выбор.

На следующее утро Полина сразу же побежала к дому своего друга. Но во дворе её встретил только его дедушка и сообщил, что полчаса назад за Вадиком приехал отец и забрал его в город. Полину эта новость обескуражила. Девочка стояла возле калитки дома своего друга и понимала, что уже никогда с ним не помирится. И осознавать это было так больно и ужасно, что Полина заплакала. Она медленно плелась по пыльной дороге, и всё вдруг стало пустынным и потеряло смысл. Только грустный взгляд его пронзительно-синих глаз, когда он просил её остаться в ту минуту с ним.

Прошла зима. Но на следующее лето Вадик не приехал к дедушке в деревню. А ещё через зиму дедушка умер. С тех пор дом друга опустел. И больше никогда Полине не пришлось встретить своего друга, с которым она провела самое восхитительное, полное событий и приключений, лето. В душе Полины навсегда поселился страх не успеть сказать близким людям о том, как они ей нужны, пока они рядом. Ещё в детстве ей пришлось узнать, как всё переменчиво, необратимо переменчиво в этом мире.

Снег на ветках сакуры

Ей постоянно казалось, что мир – тоска.

Жизнь в ожидании хука или броска.

Дарья Пурш

Полина стояла возле окна и смотрела во тьму с высоты пятого этажа. Как раз напротив горел фонарь, и в его желтом равномерном свечении выделялись сугробы, наметенные дворником по углам больничного двора. «Как же бесприютно, – подумалось молодой женщине, – как же стыло, зябко, холодно…» И она представила, как в такой ранний час кому-то приходится выходить из уютного тепла в зимнюю мглу и идти на работу. Полина поежилась и отвела взгляд от окна. На узкой кровати спал ее маленький сынишка. Совсем скоро придется его будить. Завтрак и медицинские процедуры начинаются рано.

Сама Полина ночами спала плохо. Долго не могла уснуть, ворочалась. Из окна всю ночь бесцеремонно горел фонарь, и его свет раздражал. В коридоре также горел свет. И через стеклянную дверь так же проникал в палату. В самой палате жарко, пахнет хлоркой, а днем медсестра включает антибактериальную лампу. Полине очень хочется открыть окно и вдохнуть свежий морозный воздух, но окно открывать нельзя, как нельзя выходить с сыном во двор, чтобы немного погулять.

Сегодня Антоше делают операцию, но точное время не сказали. Чтобы отвлечься от ожидания, Полина играет с сыном в карты и специально ему проигрывает. Они лежат на кровати, спорят, препираются, Полина делает вид, что ей очень интересно, хотя она никогда, даже в детстве, не любила карты и другие настольные игры. А когда Антоше всё же надоедает, Полина берёт толстую книгу с названием «Восточные сказки», на обложке которой нарисован страшный джин, медная лампа и мальчик в шароварах, кафтане и с тюрбаном на голове. Полина начинает читать историю про принца, который поймал волшебную птицу, и она унесла его в далёкую страну, где он встретил красивую принцессу и влюбился в неё. Принцесса ответила ему взаимностью, и они уже собирались рассказать о своих чувствах родителям принцессы, как принц сказал, что он очень соскучился по дому и должен слетать и навестить родные края, а после обязательно вернётся и они поженятся.

«Ты уедешь в свою далёкую страну и забудешь меня, ты не вернёшься больше ко мне, и я тебя не увижу снова», – читала Полина слова принцессы, как дверь больничной палаты открылась и медсестра сказала, что пора собираться. Полина закрыла книгу и с сильно бьющимся сердцем посмотрела на сына, пытаясь скрыть тревогу. Она начала раздевать ребёнка, а когда спросила, можно ли оставить крестик на серебряной цепочке на шее ребёнка, то получила ответ, что нет. Полина сняла с сына цепочку с крестиком, аккуратно положила на стол, перекрестила сына, обняла его и поцеловала.

– Всё будет хорошо, я буду ждать тебя здесь, – произнесла она.

Когда ребёнка увели, Полина вышла в коридор и приблизилась к окну. В глубине двора, рядом с высокой железной оградой, стояли голые кусты сакуры, покрытые снегом. Наверно, весной их мелкие рясные цветы нежно – розового оттенка будут смотреться очень непривычно на почти голых ветках. На небе со стороны реки надвигалась тёмная снежная туча, ветер трепал голые кроны деревьев. Солнце, ещё недавно светившее в оконные стёкла, исчезло. Полина отошла от окна и начала медленно прохаживаться по коридору. В палату зашла санитарка и принялась делать влажную уборку. Минут через пятнадцать она закончила и ушла, оставив резкий запах хлорки.

Полина прошла в палату, села на кровать, в очередной раз посмотрела на часы. Прошло уже минут сорок. Что-то долго… Прошло ещё долгих томительных полчаса, когда Антошу привезли в палату и уложили на кровать. На правом его глазу наложена марлевая повязка. Ребёнок сразу проснулся и пожаловался:

– Больно…

Он нашёл её руку, схватил её тоненькими пальчиками и сжал.

– Маленький мой… – успокаивающе произнесла Полина и, чтобы отвлечь ребёнка, подошла к столу, включила ноутбук и открыла диск, который они слушали на ночь. Под чтение диктора Антоша быстро засыпал, поэтому многие главы приходилось потом прослушивать снова. «Дети капитана Гранта» – так называлась история. Полина включила диск на том самом месте, когда выяснилось, что рассеянный профессор Паганель перепутал корабли и сел не на тот рейс. И теперь вместо Индии вынужден был направляться к берегам Канарских островов.

Полина прикрыла шторы, чтобы снова вышедшее из-за туч солнце не мешало ребёнку, придвинула стул и снова взяла сына за руку. Так они слушали аудиокнигу, когда им в палату принесли обед. Медсестра поставила на стол тарелку с супом, второе, стакан с компотом и быстро скрылась в дверях. Полина спросила, хочет ли он кушать, и Антоша сказал, что хочет. Суп оказался борщом с очень аппетитным запахом. Полина покормила ребёнка с ложечки, Антоша также съел и второе – картофельное пюре и тефтельку. А потом он задремал, и Полина выключила диск. Вообще, кормили в детской больнице неплохо, но только детей. Родителям же приходилось питаться самим, и Полина уже порядком устала от неполноценной пищи в виде чая, бутербродов и печенья. Ей хотелось домашней еды.

Телефон беззвучно завибрировал, и Полине пришлось осторожно выйти в коридор, чтобы не разбудить Антошу. Звонила Лена, её подруга.

– Полинка! Ты не знаешь, а наш Павел Фёдорович на пенсию собрался идти, – Лена возбуждённо делилась новостями с работы, – У нас теперь будет новый начальник… Из города приехал вчера, из головного офиса. И всех уже успел на ноги поднять. И тебя, кстати, спрашивал.

Полина вздохнула. Да, Павел Фёдорович предупреждал, что собирается сдавать дела, но что уже сейчас, так быстро… И словно в подтверждение её мыслей, Лена продолжила:

– Он и сам не ожидал, рассчитывал только к концу февраля уйти. А тут сам сын начальника приехал и отправил нашего Фёдоровича на пенсию, не дожидаясь конца зимы.

Обменявшись новостями, подруги закончили разговор. И тут же, не успела Полина вернуться в палату, как поступил вызов от Лидии Михайловны, главного бухгалтера.

– Полина, – начала она, – Скинь мне адрес своей электронной почты, я тебе документы отправлю, срочно надо данные подать.

– Но я же в больнице… – растерялась Полина.

– Вадим Романович приказал срочно сделать. Это наш новый начальник. И так интересуется, почему у тебя два дня прогулов, – строго выговорила Лидия Михайловна.

В больницу Антошу положили не сразу. Сначала сдавали анализы, и выяснилось, что результаты ЭКГ плохие. Скорее всего, повлияло то, что Полина с ребёнком провели бессонную ночь в поезде, а утром, уставшие, пришли в больницу. На следующий день обследование повторили, результаты стали лучше, и только тогда Антошу госпитализировали, а Полине открыли больничный. И эти два дня в больничный не вошли. Если бы был Павел Фёдорович, то он бы даже не спросил ничего, но новый начальник сразу это заметил.

Полина зашла в палату, поправила одеяло на спящем Антошке и села за ноутбук.

Конфликт отцов и детей

Ты открывал ночь —
всё, что могли позволить.
Маски срывал прочь,
Душу держал в неволе.
Алексей Пономарев «А мы не ангелы, парень»

Павел толкнул дверь, которая оказалась открыта. Конечно, дверь можно не запирать, если живёшь в элитном доме с постом охраны возле надёжно закрытых ворот. Он скинул ботинки и прошёл в комнату. На мягком ворсистом паласе валялось кружевное нижнее бельё. «Так и есть… С девкой», – раздражённо подумал Павел, проходя дальше в спальню. На широкой кровати, прикрытые шёлковой светлой простынёй, спали парень и девушка.

– Эй, подъём! – не церемонясь, крикнул Павел, громко хлопая дверью. Девушка испуганно вскочила и, прикрывшись простынёй, непонимающе уставилась на вошедшего. Её длинные спутанные волосы закрыли покрасневшие щёки. «Красивая», – отметил про себя Павел. Впрочем, разглядывать шлюх сводного брата времени не было.

– Макс, отец звонил. Совещание через сорок минут. Вставай живее, – произнёс он, наблюдая, как лежащий на простынях парень раскинул руки и блаженно потягивается.

– Макс, реально времени нет, – начал терять терпение Павел. Он подошёл и резко скинул с девушки одеяло, она истерично завизжала, прикрывая руками полную грудь. Павел же, не церемонясь, распорядился, – Одевайся и убирайся отсюда. Макс, ты ей заплатил?

Павел достаёт бумажник, но Максим, приподнимаясь на локте, перехватил его руку:

– Тише, Пашка, спокойней. Не надо так грубо с девушкой, – и повернувшись к возмущённой растрёпанной блондинке, сказал примирительным тоном, – Малыш, не обижайся, это всего лишь мой чокнутый брат. Ты одевайся, я такси вызову. Вечером созвонимся. А сейчас у нас дела, как видишь неотложные. Родитель мой к себе призывает.

Девушка хмыкнула в ответ, не сдержав улыбку и, прикрываясь простынёй, вышла из комнаты, на прощание бросив полный упрёка взгляд, на стоящего неподвижно и невозмутимо Павла. Когда за ней закрылась дверь, Макс улыбнулся. Улыбка у него, как всегда, когда он улыбался, была широкая, обнажающая ряд белоснежных зубов, а в серых глазах вспыхивали жёлтые и зелёные крапинки так, что глаза становились почти карими.

– Спасибо, брат. Избавил меня от общества этой девицы быстро и безболезненно, – произнёс он, поднимаясь с кровати. Павел невольно отвёл взгляд. И что за привычка у Макса без стеснения спать нагишом и нагишом же расхаживать по спальне!

– Я тебя в гостиной подожду, – произнёс смущённо Павел и вышел из комнаты.

Девица ещё была в прихожей, надевала сапоги с высоченными каблуками-шпильками. Но, увидев Павла, быстро застегнула замки на сапогах, и так же молча взяв с полочки под зеркалом лакированную сумочку, встряхнула всё ещё спутанными волосами, накинула на плечи белоснежную норковую шубку и вышла, демонстративно хлопнув дверью.

Ждать Макса оказалось недолго – он мог за считанные минуты принять душ, побриться и надеть идеально выглаженный костюм. И по его свежему виду и предположить даже нельзя, что он бухал всю ночь где-то в ночных клубах и трахался с незнакомыми девками.

Уже выходя из квартиры вслед за Максом и спускаясь к подземному гаражу в лифте, Павел заметил, как это Макс не боится подцепить какую-нибудь инфекцию от очередной шалавы. Но это его дело, рассудил Павел, нервно поглядывая на наручные часы. Отец ждать не любит, особенно он не любит, когда опаздывают, причём разницы нет кто – подчинённые или его собственные сыновья. И вызвать раздражение у отца Павел не хотел, нет, не боялся, но просто не хотел. Хватит отцу и Макса с его взбалмошным поведением.

Совещание длилось бесконечно. Из последних сил очень старательно делая вид, что он всё очень даже внимательно слушает и ему всё это очень даже до чёртиков интересно, Максим всё чаще украдкой поглядывал на стрелки часов, стоящих на рабочем столе Романа Степановича, его отца и владельца крупного предприятия «Леспромтрансматериалы». И сколько маркетологи и рекламщики не пытались внушить Роману Степановичу Левицкому, что название предприятия хорошо бы как-то сократить, чтобы оно легче воспринималось на слух и тем более в печатном виде потенциальными потребителями его материалов, генеральный директор проявлял необъяснимое упрямство и тягу к длинным внушительным словам. «Так солиднее намного, – осаживал он спорящих с ним рекламщиков, – У нас же не филькина контора, чтобы называть её «Рога и копыта». И сотрудники рекламного отдела лишь безнадёжно пожимали плечами и обречённо соглашались с доводами своего авторитетного начальства.

Авторитетом Роман Степанович давил не только на своих подчинённых, но и на домочадцев. Именно поэтому мать Максима и ушла от него, не смогла приспособиться к его властному, желающему всё контролировать характеру. А может и не в этом причина. Просто не любила, наверно. Максим не задумывался об этом, он принял решение своей матери начать жизнь с другим человеком и уехать в другой город. Изредка они созванивались и обменивались краткими сообщениями в мессенджерах, но на этом общение матери и сына заканчивалось. Тогда, девять лет назад, когда он был четырнадцатилетним подростком, то просто сам не захотел уехать с матерью. Он любил её, был к ней привязан, но мысль о том, что придётся видеть с мамой чужого человека и как-то к нему приспосабливаться, помешала ему уехать. Он предпочёл остаться с отцом и старшим братом Вадимом. Пусть отец вздорный, вспыльчивый, считающий, что есть только одно мнение правильное, и это его собственное мнение, а других мнений просто быть не может. Но он был привычным, родным. Первое время они с отцом и братом действительно жили одни, а через полгода выяснилось, что у отца, оказывается, есть ещё один сын, существование которого он долгое время скрывал от семьи. Нет, с женщиной, с которой он долгое время изменял матери, он не сошёлся, не привёл её в дом, но продолжал изредка с ней встречаться, содержал её, иногда проводил с ней краткие уикэнды. Вадим не уехал с матерью, кстати, по той же причине. Старше Максима на три года, он уже поступил в университет и жил отдельно, поэтому не испытывал надобности менять что-то ради перемен в жизни родителей. Со своим сводным братом Павлом Максим был знаком уже девятый год, с четырнадцатилетнего возраста. Павел был почти ровесником ему, с разницей в два месяца. И это обстоятельство не переставало царапать червоточиной где-то далеко в глубине души. («Как он мог, отец, встречаться с другой женщиной, когда мама была беременна…»). Впрочем, сводный брат Пашка оказался милым, скромным мальчишкой, даже в подростковом возрасте (именно на тот момент произошло знакомство братьев) не делавшим эпатажных поступков, чего нельзя было сказать о Максиме, пережившим этот же возраст довольно сложно. Нет, из дома Максим не сбегал, но часто пропадал на несколько дней в шумных весёлых компаниях, и отцу приходилось, бросив все важные встречи и дела, искать сына. После Максим получал от отца выговор и ограничение своих перемещений, но желание заставить отца отвлечься от своей второй тайной семьи и обратить внимание на себя, пусть даже таким способом, было в подростке сильнее здравого смысла. Впрочем, здравый смысл и подростки – вещи очень и очень несовместимые.

Выходки среднего сына даже заставили Романа Степановича обратиться за помощью к самому дорогому в городе психотерапевту, на приём к которому запись шла за три месяца вперёд. Психотерапевт, приятной наружности женщина средних лет, внимательно выслушала все жалобы Романа Степановича, а затем вынесла заключение:

– В этом возрасте идёт сильный гормональный взрыв.

– Ну и что? – не понял Роман Степанович, – Все мы были подростками, но такими неуправляемыми грубиянами никогда не были! Родителей своих слушались! Почитали и уважали!

– Все мы так говорим, когда вырастаем, – снисходительно улыбнулась женщина-психотерапевт, – Поймите, что развод родителей – для детей очень большая… нет не травма, нет, – тщательно подбирая слова, объясняла врач, – Но событие значимое, которое без внимания никак нельзя оставить. Ваш сын увидел, что его привычный мир изменился. Причём, изменился внезапно, неожиданно. А он к этому оказался не готов. Вот и отрицает, старается удержать на себе ваше внимание. Часто у таких детей формируется страх – быть брошенным. И когда они взрослеют, то заводят лёгкие поверхностные отношения, которые всегда стараются с лёгкостью закончить первыми. Лучше уж брошу я, чем бросят меня. Поэтому и с девушками у вашего сына так, он часто заводит отношения и первым же заканчивает их.