Игрушки для хороших парней

Он задержал дыхание, давая улечься возмущению, и медленно выдохнул.

– Они нас, в своем кино, наверняка тоже не гениями изображают… – вступился за родную нацию Роделло.

– Ну уж и не такими придурками как мы русских точно! Я знаю, потому что видел. Могу и тебе показать. И надписи, между прочим, они грамотно пишут. А не так, как наши – пальцами постучали по русской раскладке абы как и сойдет. А у нас положительные русские только в экранизациях «Войны и мира»! И то, потому что базу под сценарий гений написал.

– Я не о кино с тобой сейчас пытаюсь говорить.

Лэс смотрел в сторону и не видел проходивших мимо пешеходов. У него не укладывалось в голове то, что он услышал. Ладно бы это говорил кто-то ему незнакомый, он бы махнул на него рукой – пускай трепется! Но это была философия человека, работающего в системе правосудия, и не просто человека, а его друга и напарника! Нарушать закон… Если закон будут нарушать даже копы, те, кто обязан его защищать и чтить, то что уж тут говорить о преступниках?

– Иногда я тебя не понимаю… – признался он.

– Не понимаешь? Почему? Потому что я думаю не так, как все? Знаешь, что? Я рад этому, я рад, что меня так воспитали. Я такой, какой есть. И мне сильно по хрену, что там обо мне думают, я привык играть в меньшинстве.

– Выступающий гвоздь всегда первым получает по шляпке, – напомнил Роделло и, перестраховываясь, на всякий случай занял оборонительную позицию.

– И что, это повод, вколачивать его до тех пор, пока он весь не вылезет по другую сторону доски? В людях вообще есть какое-то невообразимое пристрастие к стандартам, к желанию всех уложить в одинаковые рамки, подогнать под одни лекала. Не замечал? И когда попадается кто-то, кто от всех отличается, его готовы смести, запинать, забить – заставить согласиться с большинством любыми, самыми примитивными и варварскими способами, и принять как истину в последней инстанции, что именно оно, большинство, всегда и во всем право!

Эрик не собирался загонять его в окопы. Он понимал: этот разговор, этот эмоциональный всплеск – результат недовольства друг другом. Все, что накопилось за год, все что медленно закипало внутри, все, что огненно накалялось, наконец вырвалось наружу – как лава из вулкана. Адским фонтаном прямо из преисподней. И погнала лава вниз, по крутым склонам не только служебных отношений, все претензии, все недомолвки, все вынужденные уступки, все тяготы взаимного сосуществования в одном кабинете, в одной машине, в одном временном пространстве. Она обжигала и делала больно, обнажая непостижимую и порой неприемлемую сущность сидящего напротив человека, но боль эта одновременно и лечила, освобождая от груза взаимных упреков.

Лэсли почувствовал себя уязвленным и сиплым, придушенным от негодования голосом спросил:

– Значит, я – это большинство?.. Значит, я один из тех мудаков, кто всех подгоняет под стандарты?..

– Да хрен тебя разберешь! – рубанул с плеча напарник. – Ты слишком честный и слишком правильный. И в этом, как мне кажется, твоя главная проблема. Из-за своей излишней честности ты забываешь о нашем праве не соблюдать законы.

Честный? Слишком честный? Роделло не знал, как воспринимать это заявление. То ли как оскорбление, то ли…

– Знаешь, что? – он решил, что церемонии излишни. – Я, может, и мудак, любящий стандарты… Может быть, я даже слишком, – он интонационно выделил это слово, – честный и правильный мудак. Но ты мудила еще покруче моего, раз не понимаешь, что я хочу спасти тебя, придурка, от тюряги!

– Спасти? – вопреки ожиданиям, сослуживец проигнорировал все оскорбления и только прищурился: – Никак не могу узнать тебя в гриме… Ты, спасатель, кто? Чип или Дейл?

– Ты псих, Купер, – с нехарактерной для него прямолинейностью отозвался Роделло и поставил тем самым категоричную точку. – Я подозревал это с первых дней нашего знакомства.

– И что это меняет?

Двигатель джипа негромко заурчал, и машина отъехала от тротуара. Пробовать переубедить Эрика Лэс больше не пытался – понял, что это бессмысленная затея, но этот разговор, который ни к чему не привел, заставил его по-новому взглянуть на напарника. Что действительно скрывается за этими спокойствием и непредсказуемостью? Что таится за легкостью общения и остротой слова? А что вообще он знает о Купере? Он неохотно вынужден был признаться сам себе, что ничего, кроме самого очевидного. Очевидного? Или того, что по желанию Эрика он знает о нем? Лэс понимал, что у каждого человека есть свой маленький внутренний мир, и дверь в его собственный мир давно была раскрыта для напарника. Купер был в курсе всех его проблем, но сам наоборот редко что ему рассказывал и в свой внутренний мир пускал далеко не каждого. Роделло не был уверен, что у кого-то вообще есть туда доступ. Разве что только у Глории, которую Эрик неожиданно подпустил ближе, чем кого-либо.

Подпустил, но впустил ли?..

А что еще от него можно ожидать? Сегодня он нарушил закон и сотрудничает с… теми, с кем нельзя сотрудничать федеральному агенту. А завтра? До чего Купер в состоянии додуматься и дойти завтра или после завтра, Лэсли предпочел не думать. Однако осознал, что не только иногда не понимает его, но и просто боится. Это чувство было неприятным.

Иногда он недоумевал, как умудрился даже подружиться с Эриком – ведь у них не было никаких общих интересов, никаких обязательных точек соприкосновения! Роделло любил бейсбол – напарник жить не мог без хоккея. Лэсли предпочитал джаз – этот слушал рок. Роделло читал фантастику – Купер ее на дух не переносил. Лэс обожал посидеть на берегу озера с удочкой – Эрик был поклонником фотоохоты. Роделло после работы мог пропустить стаканчик-другой в баре – этот вообще почти не пил. Даже пиво!

Лэсли еще в самом начале их совместной трудовой деятельности пытался как-то предложить посидеть в баре – просто после работы, просто обыкновенный мужской треп про машины и девчонок, просто чтобы разобраться, что за парень достался тебе в напарники, – но визави отказался. «Абсолютно равнодушен к алкоголю. Да и бары не люблю». И пожал плечами.

После этого Лэс вообще начал сомневаться, что в напарники ему достался человек. Это ж не человек, это ж чудо какое-то без перьев!

И тогда Энни, жена, предложила: «Пригласи его к нам на ужин. Он женат?.. Тогда пускай приходит с подругой».

Как не странно, но это действительно сработало. И Лэсли вдруг обнаружил, что напарник вполне себе хомо сапиенс, а не существо с другой планеты. И даже выпить он может. Правда, за вечер он приговорил всего лишь бокал вина, да еще и воды к нему попросил – сказал, что обычно вино пьет как древние греки: бокал вина на бокал воды.

После этого ужина Купер стал ему чуток ближе. Но вряд ли понятней. Зато Энни он понравился. «Он классный, – улыбнувшись, вынесла она вердикт. – Очень интересный». И Роделло внезапно ощутил укол ревности.

Правда, через минуту он уже почувствовал себя отмщенным, припомнив, что ему очень понравилась Глория.

Джип подкатил к его дому и остановился прямо напротив входных дверей. Лэс уже опустил ногу на асфальт, когда, глядя прямо перед собой на дорогу, признал:

– Система, говоришь?.. Я не знаю, радоваться этому или нет, но ты частью этой системы точно не являешься.

Захлопнув дверцу, он не оглядываясь пошел к дому.

VII

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА Хай-Корда располагалась ближе к окраине города и была окружена высоким каменным забором. В смысле психических заболеваний Хай-Корд считался благополучным городом, поэтому в нем была всего одна больница для рядовых граждан. Имелась, правда, еще одна больница, но она была закрытого типа, и там содержались преступники.

Белое здание находилось в центре тенистого просторного парка, куда выводили на прогулки спокойных покладистых больных. Буйные пациенты чаще сидели в отведенных им комнатах-камерах с забранными решетками окнами. За одними и за другими вели неусыпный надзор врачи, санитары и медсестры.

К железным воротам больницы подкатила машина «скорой помощи», и охранник, читавший газету, неохотно вылез из своей будки. Напялив кепку, он вразвалочку подошел к водителю.

– Привет, – поздоровался он. – Еще одного для ЦИ привезли?

– Не знаю для кого это, – ответил Вик, сидевший за рулем. Для полной картины к тому равнодушию, что сквозило в его голосе, оставалось только сплюнуть. – По мне так хоть для двух ЦИ. Нам сказали привезти – мы и привезли.

– Ладно, сейчас узнаю. По идее вас уже должны ждать.

Охранник вернулся в будку и, сняв трубку, набрал какой-то номер. С минуту он с кем-то разговаривал. Потом металлические ворота поползли в сторону, и он махнул рукой. Машина въехала на территорию больницы и покатила по направлению к зданию.

– Документы все на месте? Проверил? – теперь голос Холта стал напряженным.

– Сотню раз, – Мендоза в форме санитара, нагнувшись, вытащил из «бардачка» бумаги.

Луис вытер рукавом внезапно вспотевший лоб и прицепил за карман рубашки пропуск. Несмотря на то, что эта операция была официально одобрена Дэном, он волновался. Играть в такие игры с ЦИ было более, чем просто опасно. Единственным утешением служил тот факт, что в психушке никто не будет задавать лишних вопросов. Это пациент Центра и точка. Ухаживайте за ним как за всеми, а остальное уже не ваша головная боль.

Главное, только чтоб всякой дурью колоть не стали. Но это он проконтролирует.

Перед приемным их уже ждали трое – врач и два санитара. Вик остановил машину и подмигнул Мендозе:

– Давай, напарник. Удачи вам. Связь, в случае чего, через любимую мамочку.

Луис прихватил документы и выпрыгнул из машины.

– Добрый день, – он улыбнулся делегации. Улыбка была максимально лучезарной. – Меня зовут Денис Блэк, я приставлен к вашему новому пациенту. Что-то вроде личной няньки.

– Да, нас предупредили, – врач пожал ему руку. Ладонь у него была неожиданно мягкой. – Что ж, добро пожаловать в нашу команду, мистер Блэк.

Врача звали Грегори Дуэйн, санитаров – просто Джон и просто Джек. «Как собак», – ухмыльнулся про себя федерал.

– Ну давайте познакомимся с нашим очередным, так называемым, постояльцем.