В глазах Валентины вспыхнул гнев. Она удивила меня своим упрямством.
– Ты имеешь в виду, что как Дон ты хочешь знать, потому что до сих пор ты вел себя не совсем как мой муж.
Она была права. Я вел себя вовсе не как муж. Я попирал клятвы, но дело было не только в этом.
– Почему ты до сих пор девственница?
– Я же сказала тебе, что не девственница!
Она попыталась вырваться из моих объятий, но я не отпустил ее. Вместо этого я притянул ее ближе, пока она не прижалась ко мне, но я пожалел о своем решении, как только до меня долетел ее аромат – пряный парфюм с цветочными нотками, смешивающимися с дразнящим ароматом Валентины. Ее пульс участился, губы разомкнулись, зрачки расширились, когда она уставилась на меня. Она облизнула губы – это был нервный жест, и мой член сжался от новой волны желания к женщине, стоящей передо мной. Я хотел Валентину, отрицать это было невозможно.
Я подавил это ощущение.
– Итак, если бы я отнес тебя на нашу кровать прямо сейчас… – тихо произнес я и подтолкнул Валентину к кровати, – и взял бы тебя там, я бы узнал, что ты не солгала мне только что.
Если бы она была девственницей, она бы не смогла скрыть это от меня. Когда я лишил Карлу девственности, никто бы не поставил этот факт под сомнение. Боль вспыхнула в груди, обжигая жаром, и я выкинул все мысли о Карле из головы.
Валентина потянула меня за руку.
– Не возьмешь, потому что сейчас ты не уложишь меня в эту постель.
Она старалась говорить уверенно, но нотка неуверенности все же присутствовала.
– Не возьму?
– Нет, потому что ты не возьмешь меня против моей воли. Ты не одобряешь изнасилование.
– Ты веришь слухам? – спросил я со смешком.
Она выдержала мой взгляд.
– Да. Ты отдал замам прямой приказ передать их людям, что ты кастрируешь любого, кто использует изнасилование как средство мести или пытки.
– Да. Лично я считаю, что женщина никогда не должна подчиняться никому, кроме своего мужа. Но ты моя жена.
В нашем мире тело женщины принадлежит ее мужу. Никто не стал бы спрашивать с меня, что бы я ни сделал с Валентиной, не только потому, что мое слово было законом, но и потому, что я был под защитой наших старомодных традиций.
Валентина задрожала, изысканная маска сползла, обнажив то, о чем я часто забывал: она была намного моложе меня.
– Но все же, – прошептала она.
– Да, все же, – твердо сказал я и отпустил ее. – Теперь я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Я всегда буду относиться к тебе с уважением, но я ожидаю того же от тебя. Я не потерплю лжи. В конце концов, мы будем спать в одной постели, и тогда, Валентина, я узнаю правду.
– Когда мы будем спать в одной постели, как муж и жена, а не просто спать рядом друг с другом? Это когда-нибудь случится?
Если бы она только знала, как часто я представлял, как трахаю ее, и как отчаянно хотел повалить ее на кровать.
– Правда. И помни, что в конце концов я ее узнаю.
Валентина нагнула голову, ее плечи напряглись.
– Валентина.
– То, что я сказала в гостиной, правда, – тихо призналась она, глядя на меня из-под ресницы. Ее щеки покраснели от смущения.
Я ощутил странное волнение от ее признания, неожиданного и нежеланного.
– Я так и думал, но теперь я спрашиваю, почему?
– Почему тебя так удивляет, что Антонио не хотел меня? Может быть, он не находил меня привлекательной? Очевидно, что нет, иначе ты бы не проводил большинство вечеров в своем кабинете и ночей спиной ко мне. Мы оба знаем, что если бы ты хотел меня, если бы ты вообще находил меня привлекательной, я бы потеряла девственность в нашу брачную ночь.
Желание не было достаточно сильным словом, чтобы описать мои чувства к Валентине. Она была великолепна, элегантна. Я бросил взгляд на ее декольте. Во время нескольких попыток, предпринятых ее с целью соблазнения в первые дни она надела нижнее белье, которое почти сломило мою решимость. Сейчас я был рад, что мое самообладание взяло верх. Если бы я трахнул Валентину тогда, то сделал бы это зло, жестко и быстро. Я бы слишком поздно заметил ее невинность и, возможно, причинил бы ей боль. Это было не то, чего она заслуживала. И все же я знал, что она никогда не получит того, чего хотела бы в свой первый раз.
– Думал, мы договорились о том, что я не буду тебя принуждать, – бросил я.
Грудь Валентины вздымалась, и она покраснела еще больше.
– Но тебе не придется принуждать меня. Ты мой муж, и я хочу быть с тобой. Я уже несколько дней практически бросаюсь на тебя, а ты даже не замечаешь моего тела. Если бы я показалась тебе привлекательной, ты бы хоть как-то отреагировал. Наверное, мне просто повезло, что я всегда попадаю к мужьям, которые считают меня непривлекательной.
Злость переполняла меня. Я рассердился на себя за то, что я не способен сделать то, что должен был сделать в нашу брачную ночь.
– Ты не отталкиваешь меня. Поверь мне, я считаю тебя привлекательной.
Брови Валентины приподнялись. Как она могла поверить, что я не хочу ее? Большую часть моих проклятых мыслей в эти дни занимали фантазии о том, как я овладеваю ее киской и ртом. Я шагнул ближе к ней, стараясь не обращать внимания на то, как мое тело кричало мне о том, что я должен сделать ее своей.
– Я хочу. Не сомневайся в моих словах. Всякий раз, когда я вижу белую кожу твоих бедер…
Я погладил нежную кожу ее бедра, чувствуя, как она покрылась мурашками. Она была теплой, мягкой и моей. На лице Валентины промелькнул шок, а затем желание, взывающее к той стороне моей натуры, которую я изо всех сил старался подавить.
– Или, когда я вижу очертания твоих грудей через те лоскуты ткани, которые ты надеваешь в постель, – продолжал я, не в силах перестать прикасаться к выпуклостям Валентины. – Я хочу бросить тебя на нашу кровать и раствориться в тебе.
Я быстро убрал руку, подавляя нахлынувшее желание.
– Правда? Тогда почему…
Я прижал палец к губам Валентины, заставляя ее замолчать. Ощущение ее горячего дыхания на моей коже породило образ моего члена у нее во рту. Это была проигранная битва, я знал это, знал уже давно.
– Теперь моя очередь задавать вопросы, и ты обещаешь не лгать.
Она слабо кивнула, в ее глазах плескалось беспокойство.
– Почему Антонио не спал с тобой?
Валентина была женщиной, перед которой мало кто мог устоять. Я видел, как многие мои солдаты смотрели на нее, когда им казалось, что я не слежу за ними.
– Я обещала ему никому и никогда не рассказывать об этом.
– Антонио мертв, – сказал я. Мне было неприятно, что она предпочла верность своему мертвому мужу верности мне, но я знал, что поступаю лицемерно. – Теперь я твой муж, и твоя клятва мне важнее.