Неприкаянные вещи

– Да не чай, дубина. Расходники неприкаянными не становятся. Пил его откуда, мешал, может, чем. В общем, разузнай про эту утварь всё. Откуда взялась, как работает и почему. Справишься – ещё накину. Так, бывай. У меня клиент.

И он повесил трубку. Артём простоял ещё где-то полминуты, отрешённо держа телефон возле уха, пока кот выписывал уже тридцатую восьмёрку вокруг его лодыжек. А потом решительными шагами подошёл к мойке.

Так, рассуждал он, дело было явно не в воде. Стакан-убийцу дед среди домашней посуды тоже вряд ли бы держал. Ну и, что самое главное, в приготовлении чая участвовал только один предмет с биркой. Логика была железная.

Прежде чем действовать, Тёма достал из шкафчика кружку в горошек, наполнил её из-под крана и осушил до дна. Потом повторил. И как следует умыл лицо ледяной водой, щедро забрызгав толстовку и столешницу.

Подстаканник безобидно блестел из того же дальнего угла – казалось бы, красивое ценное изделие, так безалаберно брошенное на пол. Кислота и вонь тоже куда-то улетучились, возможно, вслед за проявлением призрака. Никуда не делись только уродливые проплешины на ковре и паркете – как от крови Чужого в культовом ужастике.

Смирнов взял со столика тканую салфетку и осторожно, будто ловил осу, накинул её на подстаканник, после чего укутал его в свёрток. А затем – подошёл к серванту и посмотрел на осиротевшую бирку.

“Ноль-шестьдесят три”.

“Первую сотню не трогать”, всплыл в голове наказ из журнала. Ага, и часу на работе не прошло – а уже нарушил технику безопасности. Артём вернулся в кресло, открыл журнал и пролистал страницы в поисках нужного номера.

Есть! Напротив крупных цифр была ёмкая подпись:

“Подстаканник латунный наградной, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Выкуплен пятого апреля две тысячи десятого года. Продавец: Голицын Пэ. Вэ.”

Никаких пометок, что искусная поделка травила своих хозяев или про призрака с разъеденным ртом – как ни посмотри, журнал маскировался под обычную учётную книгу антиквара-любителя. Зато рядом был записан мобильный телефон продавца.

Тёма набрал номер, тихо надеясь, что Голицын за столько лет не скопытился.

Его надежда таяла с каждым гудком, но в конце концов трубку подняли.

– Да? – на звонок ответил немолодой мужчина в некой степени подпития.

– Здравствуйте, м-м… господин Голицын? – за такое обращение парень был готов ударить себя ладонью по лицу, но шлепок бы услышали в трубке.

– А кто спрашивает? – Голицын тяжело дышал, и у него заплетался язык. Если за эти годы он ещё не склеил ласты, то был к этому на верном пути.

– Здравствуйте, меня Артём зовут. Послушайте, мой дедушка у вас несколько лет назад купил редкую вещь, я пытаюсь её историю узнать… Подстаканник, помните?

– А-а… И слышать ничего не хочу! – мужик повысил голос и скатился в нечленораздельные звуки. Он явно знал, о чём речь, и это явно задело его за живое. Надо было спасать положение.

– Я вам заплачу! – выпалил Тёма, пока собеседник не бросил трубку.

Пауза.

– Сколько?

– Десять тыщ…

– Пятнадцать.

– По рукам, – ещё вчера за такие деньги Смирнов был готов чуть ли не убивать, но сейчас трата казалась ему оправданной.

– Но не по телефону. Адрес есть где записать?

– Диктуйте.

Голицын жил на задворках Каширы в часе езды от Пеплова Поля. Закончив разговор, Артём загуглил номера каширских таксопарков.

– Машину подадим, – отозвался диспетчер, – пятьсот рублей. Только без сдачи подготовьте. У водителя размена может не быть.

Помимо двух “пятаков” налички у Тёмы не было. В серванте, кажется, лежали какие-то деньги, вспомнил он и подошёл посмотреть на золочёный зажим.

“Ноль-тридцать три”, гласила бирка. Парень раздражённо закусил губу. Может, в серванте Пётр Ильич хранил самые опасные артефакты, чтоб те всегда были на виду? Хотя… Давыдов говорил, что расходники неприкаянными не бывают. В понимании Артёма деньги были самыми что ни на есть расходниками. Может, предостережение касалось только зажима…

Сходив на кухню за полотенцем, Смирнов аккуратно, как заправский сапёр, вытянул из зажима пачку банкнот, после чего, не касаясь металла, вернул изделие на своё место. По загривку пробежал холодок, но парень списал это на нервы. В этом доме была оправданной любая паранойя.

В пачке оказалось несколько купюр суммарно тысяч на восемь, пара из них, к великой Тёминой радости, пятистарублёвые. Ну а что, банкноты как банкноты. Замызганные немного, правда – в какую-то бурую крапинку. Но он видал и похуже.

Вскоре раздался звонок от диспетчера – тот сказал, что машина подъезжает. Убрав свёрток с подстаканником в рюкзак, Артём пошёл на выход. В прихожей всё так же скрипела неваляшка – на неё он даже не посмотрел. Кот уселся в паре шагов от входной двери, провожая парня пристальным взглядом.

– Сторожи, – бросил тот усатому, хмыкнул и запер дверь снаружи.

Что-то было не в порядке. По пути к калитке Смирнов почувствовал на своей спине десяток холодных хищных взглядов. Вороны, которых они с Давыдовым спугнули по пути сюда, теперь выжидающе кружили над домом. Как стервятники, высматривающие падаль, подумал Тёма, вот только, насколько ему было известно, он был ещё жив.

На обочине дороги припарковалась зелёная “гранта”. Парень помахал водителю, вышел за калитку, и… в небесах раздался пронзительный вороний грай.

Птицы, будто движимые единым порывом убивать, чёрными пулями спикировали вниз. Артём сам не заметил, как ноги понесли его к машине. Он запрыгнул на переднее сиденье и захлопнул дверь за собой за секунду до того, как первая из ворон врезалась в стекло и сползла вниз, а остальные, поняв, что жертва вне их досягаемости, вновь набрали высоту.

Пернатые твари уселись на линиях электропередач как зловещие горгульи, будто надеясь, что Смирнову хватит глупости высунуть нос наружу.

– И часто у вас тут такое бывает? – чернявый мужичок за рулём, казалось, выпал в осадок не меньше его пассажира.

– Не знаю, – только и выдавил Тёма, – поехали.

Монотонные пейзажи Каширского района сейчас скорее успокаивали, а вот окраина города навевала тоску.

– Приехали, – водитель остановился у одной из обшарпанных пятиэтажек.

Парень полез в карман за деньгами и вдруг остановился, увидев на левом боку коричневую кляксу размером с мелкую монетку.

“Ворона, чтоль, обделать успела?” – мелькнуло в голове. Но пятно оказалось сухим.

– Спасибо, – Смирнов сунул таксисту пятьсот рублей. Тот кивнул и, едва хлопнула дверь, дал по газам.

“Так, первый подъезд,” – Артём сделал несколько шагов к хрущёвке и тут подскочил так, будто над его ухом взорвалась петарда. За его спиной раздался грохот, лязг и забористые матюки.

Он оглянулся – его недавний шофёр, не проехав и двадцати метров, вписался кому-то в бок на следующем же перекрёстке. Серьёзных пострадавших с виду не было, но водители уже выходили разбираться. Его это, конечно, не касается, подумал Тёма, но такими темпами он начнёт шарахаться от каждого шороха.

Подойдя к домофону, он ввёл сказанный Голицыным код и поднялся на третий этаж, стараясь не дышать, а если и дышать, то ртом. Звонок в шестую квартиру был ожидаемо выжжен сигаретой, но исправно зашёлся пронзительной трелью.

Из-за двери пахнуло перегаром, табаком и нестиранным бельём. За порогом стоял оплывший мужик лет шестидесяти в очках с роговой оправой, с залысинами на седой голове и пожелтевшими от никотина усами.

– Артём? – перед интервью Голицын, похоже, опрокинул для храбрости ещё пару-тройку по пятьдесят.