Неприкаянные вещи

Тёма вопросительно прищурился. Может, здесь дед держал те ценности, которыми вдобавок пользовался в обиходе? Сложно было сказать.

Не за стеклом, по краям серванта, стояли только три небольшие иконы и приземистый резной графин… Ага.

Этот уже не стоял.

Пока Смирнов разглядывал наследство, кот запрыгнул на полку и деловитым тычком морды спихнул прозрачную бутыль на ворсистый ковёр. Та не разбилась, лишь опрокинулась набок. Плохо притёртая пробка выскользнула, и из горлышка хлынула прозрачная жидкость. Артём быстро среагировал и поднял графин – из него успела вылиться от силы треть.

Водка?.. Тёма принюхался к горлышку и отпрянул от резкого, летучего запаха. Какое там. Чистый спирт.

Парень, обалдевши, перевёл взгляд на кота. Тот жадно и с упоением вылизывал мокрое пятно на ковре.

Нет, всё. “Хватит,” – решил Артём. Только сейчас он понял, насколько устал – от двухчасовой поездки невесть куда, от мутного Давыдова, который больше пудрил мозги, чем помогал; от этого безумного места и от всех его секретов. Надо было перевести дух. Или хотя бы попить. В горле пересохло.

Плюнув и взяв из шкафа подстаканник, Смирнов пошёл на кухню. Металл приятно холодил руку – такие он видел только в детстве, в поезде, когда ездил с мамой на юг. Сперва парень открыл воду – струя была прозрачной и ничем не пахла. Небось и правда своя скважина. Затем Тёма открыл газ на плите и чиркнул спичкой. К счастью, ничего не взорвалось – хотя бы пока. Лишь конфорка зашлась синим пламенем.

На полках нашлись добротного вида эмалированный чайник, чистый гранёный стакан и полупустая коробка “Майского”. Срок годности ещё не вышел – дед купил его где-то за месяц до смерти. Хотя бы сухим продуктам, подумал Артём, в этом доме он был готов доверять.

Вскоре чайник засвистел. Зажурчала вода – и пакетик укоренился в кипятке змеящимися бурыми прожилками.

– Годится, – Смирнов взял подстаканник со стаканом в одну руку, журнал в другую и направился в гостиную к самому удобному на вид креслу. Медного цвета чай дымил струйками пара, а пушистый алкоголик тем временем продолжал вылизывать ковёр на предмет последних капель спирта.

Пока отставив стакан в сторону, парень открыл учётную книгу на первой странице. Его глаза невольно округлились – на внутренней стороне обложки размашистым почерком было оставлено короткое, как телеграмма, послание.

“ВЕЩИ В ЧУЖИЕ РУКИ НЕ ОТДАВАТЬ.

БЕЗ ПРИСМОТРА НЕ ОСТАВЛЯТЬ.

ПЕРВУЮ СОТНЮ НЕ ТРОГАТЬ.

ПРОСТИ, НАСЛЕДНИК.

ТЕПЕРЬ ЭТО ТВОЯ НОША.”

Ноша? Вот эти вещи не трогать? Что он там сжёг… Старик писал в спешке – никак умом тронулся на старости лет. Растерянно бегая взглядом по строкам, Тёма потянулся за чаем и поднёс стакан ко рту.

Хрип.

Свист.

Из лёгких будто силой выдавили весь воздух. Губы и ноздри обожгло кислой едкой вонью, в горле осел маслянистый трупный привкус. Пальцы сжали ручку подстаканника до дрожи, онемевшую кисть руки будто прошибло током.

В глазах помутнело – остекленевшим взглядом Артём бессильно смотрел, как клубы пара скручиваются в тонкие спирали, тянутся к глазам, пытаются просочиться в ноздри и открытый рот. И тут вокруг его запястья сомкнулись холодные серые пальцы. Шею обдало сыростью и холодом. Смирнов окоченел, не в силах повернуться. Из-за его плеча веяло гнилью. Кто-то прерывисто, сипло дышал.

Откуда-то издали, как во сне, раздалось приглушённое шипение кота. Припав к земле, зверь взвизгнул и бросился вперёд. Ледяные пальцы разжали хватку, Тёма судорожно отшвырнул стакан. Тот разлетелся вдребезги, чай расплескался, подстаканник со звоном отлетел в угол. Серая тень растворилась в один миг, как двадцать пятый кадр, но Артём всё же успел повернуться, чтобы увидеть чёрные рытвины глазниц, зияющий провал рта, изорванные лохмотья губ, сгнившую плоть дёсен с огарками зубов.

Парень рухнул на пол в холодном поту, сбивчиво дыша и пытаясь унять дрожь во всём теле. Сквозь горячечное сердцебиение он услышал, как пятно на ковре зашипело и вспенилось, увидел выжженные чёрные прогалины, учуял мерзкий запах палёных волос.

Мысли метались в черепе напуганной птицей. Дед что, чай чем-то траванул для таких галюнов? Или вода в кране с подвохом? Тёма поднял руку и увидел на запястье четыре лиловых пятна. Длинных и тонких, будто сосуды под кожей полопались в форме цепкой синюшной пятерни.

Кот продолжал шипеть куда-то в сторону, но, учуяв вонь, брезгливо выбежал на кухню. Артём с трудом поднялся, проковылял за ним на ватных ногах и трясущимися руками достал телефон.

Давыдов взял на третьем гудке.

– Повезло тебе, перекур у меня.

– Тут, тут… да тут… – зубы парня отбивали чечётку и не давали ему связать пары слов.

– Так, давай со мной. Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох.

Смирнов медленно вдохнул и так же медленно выдохнул. В голове прояснилось. Благо, кухню вонь пока не затронула.

– Лучше?

– Да, спасибо, – Тёма нервно огляделся. Кот начал напористо тереться ему об ноги. Стало легче. – Тут, в общем… Я пришёл, а тут кот какой-то и всякого хлама целый музей…

– Ага, значит, с Бегемотиком ты уже познакомился. Он с Петром Ильичом был, сколько я его помню. И дальше что?

– Чайку решил попить, и тут мертвец привиделся… или не привиделся. В руку мне вцепился, а вместо чая я чуть кислоты не хлебнул.

– Ага, – из трубки донёсся утробный снисходительный смешок, – ну, с боевым крещением тебя.

– Да в смысле?! – Артём чуть не сорвался на крик. И тут ещё что-то смешное было?

– Да в коромысле. Потрогал ты что не надо было. Вещи у Петра Ильича не простые, а неприкаянные. Он на них всю жизнь, можно сказать, положил. Читал вот про фонд Эс-Си-Пи?

– Так это ж крипуха дешёвая.

– Они – да. А жмур, с которым ты поручкался – крипуха?

Парень сглотнул, повисла неловкая пауза. Ему до последнего казалось, что нотариус над ним издевается, но синяки на запястье и ожоги на ковре говорили об обратном.

– То-то же, – мужчина победоносно хмыкнул. – В общем, дело такое. В нужном месте и в нужное время на вещи может остаться отпечаток. Нужное место и время – это когда при ней кто-то отъехал. Кинжал, которым нанесли первый удар Цезарю. Крест, с которым до конца не расставался Распутин. Часы, которые встали, когда разбился Гагарин. Или кабриолет, в котором Кеннеди башку размозжили. Вещь такие моменты впитывает и становится заряженной – неприкаянной. Чудеса начинает творить, полезные и не очень. Как их использовать, сведущие люди давно прочухали – вон, у всяких спецслужб это на поток поставлено. А Пётр Ильич так и вовсе их целую кунсткамеру насобирал. И теперь они все твои.

– Да на кой они мне нуж…

– А тебя не спрашивали, – Давыдов рявкнул в трубку так резко, что и так уже дёрганый Артём чуть не выронил телефон, – это дело семейное, и кроме тебя на пост заступить некому. И будь уверен, едва ты сюда приехал, те, кому надо было, прознали. Так что увяз ты, считай, по самые уши.

– Да вы… – Смирнов лишился дара речи, – вы обманули меня!

– Нет. Недосказал. Но, кстати, слушай, – голос смягчился, – я тебя и порадовать могу. Секунду… Телефон проверь.

Парень оторвал смартфон от уха – на экране всплыло уведомление от банка. На его счёт поступило тридцать пять тысяч рублей.

– Э-э…

– Я ж не шучу, что это работа. А за работу, как известно, платят. Пока ты там чаи гонял, я над счетами Петра Ильича ещё поколдовал. Что тебя там, говоришь, до усрачки напугало?

– Чай…