Крестовская. Роман

На плачущую на ступеньках театра девушку обратила внимание пожилая, но еще привлекательная дама. Она уже открыла было дверь, чтобы пройти внутрь, но задержалась.

– Чего слезы льешь-то? – грубовато и в то же время участливо поинтересовалась она. – Не берут в актрисы, что ли?

Мария, вытирая глаза и нос, кивнула.

– Ну, не изволь печалиться, милочка. В другой театр попробуй. В этот так просто не возьмут, для этого прежде имя нужно заработать.

– А где его заработать-то? Никому не нужно. Уж и объявление мое газета пропечатала, а все без толку. Один только проходимец какой-то пришел, сказал, что в Александринском антрепренером, а никакой он не антрепренер, никто и не слыхивал о нем.

– Ничего он с тобой не сделал? – с тревогой за нее спросила дама.

– Нет, только адрес свой оставил. Но я не пошла к нему.

– И правильно сделала, что не пошла. Но он знает, где ты живешь, и может вернуться. Да и другие, ему подобные… Зачем объявление сделала? Есть любители полакомиться этакими вот юницами, они нарочно выискивают в газетах такие объявления.

Мария ахнула. Вот тебе и действенность печати, только решительно наоборот!

– Что же мне делать?

– Съезжай на другую квартиру. – Дама поразмыслила о чем-то. – А лучше знаешь что… В Киев поедешь?

– В Киев? Зачем?

– Как зачем? В театре играть! Есть у меня там знакомства. У меня везде, если хочешь знать, знакомства. Поди, не первый год на сцене!

– А если не возьмут?

– Возьмут! Напишу рекомендацию – куда денутся, возьмут! Я же Подобедова-первая! Солидный вес имею! А ты девушка, я вижу, хорошая, чего ж не порадеть. Поначалу, конечно, будешь на последних ролях, а потом уж как себя покажешь. Есть у тебя дарование-то?

– Есть! – шмыгнув носом, сказала Мария.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Подобедова-первая.

Глава третья. В добрый путь

Та дама, что приняла участие в судьбе Марии, действительно была известна как Подобедова-первая, или просто Подобедова Надежда Ивановна. Первая – это чтобы не путать ее с младшей сестрой, Екатериной Ивановной, которая была соответственно Подобедовой-второй.

Обе они давно уже блистали на подмостках Александринского театра и заслужили большое признание своей преданностью сцене. Таланта они, как злословили критики, были не выдающегося, но благодаря серьезному отношению и тщательной выделке своих ролей, тут уж критики не могли не признать очевидного, выбились в ведущие актрисы.

К моменту встречи с Крестовской Надежда Ивановна Подобедова уже три десятка лет верой и правдой служила Мельпомене в Александринке. И знакомств в театральных кругах за такой срок у нее и вправду накопилось изрядно. И о Киеве неспроста она вспомнила в разговоре с Марией. Жил там не то что поклонник – о каких поклонниках может идти речь в ее-то летах, – а почитатель таланта Подобедовой-первой, и этот почитатель заверял, что готов исполнить любую ее просьбу, если таковая только воспоследует.

Это был Лев Абрамович Куперник, перешедший в христианство еврей. Блестящий адвокат, в прошлом году прославился на всю Россию тем, как защитил, будучи приглашен в Кутаиси, группу грузинских евреев: они обвинялись в убийстве маленькой девочки с целью употребления ее крови в пасхальную мацу, но благодаря представленным Куперником убедительнейшим доводам были все оправданы.

А еще Куперник был знаменит своей любовью к музыкальному и театральному искусству. Из этой любви, поговаривают, он даже завел роман с одной актрисой; уж не дознаться, правда ли это или сплетня, но жена устроила ему большой скандал, когда до нее дошли слухи. Но и за вычетом этого неясного факта он был своим человеком за кулисами, поскольку с готовностью выступал в качестве мецената, а кроме денег не жалел артистам и добрых слов.

При поездках в Москву и Петербург Лев Абрамович всенепременно посещал ведущие театры, проходил после представлений в гримировальные уборные и поздравлял актеров с блестящей игрой. И уж конечно, не обойдена его вниманием была и Подобедова-первая, одна из первых актрис одного из первых театров в России.

– Надежда Ивановна, ваша Марья Антоновна – просто чудо! – говорил ей Куперник после гоголевского «Ревизора», где она играла, невзирая на возраст, роль дочери городничего. В глазах его горело восхищение. Он и сам пробовал себя в любительских спектаклях, в том числе и по тому же Гоголю, но понимал, что уровня больших артистов, к каковым принадлежала Подобедова-первая, ему вовек не достичь. Потому, собственно, и ценил их за их мастерство.

На его-то имя и написала Надежда Ивановна рекомендательное письмо, которое вручила Крестовской.

– Отдашь в Киеве Купернику – он там председатель драматического общества. Уж он о тебе позаботится, определит тебя, как и куда следует.

– А он не из таких, как Кирьянов? – опасливо спросила Мария.

– Обижаешь, милочка! Я бы тебя к такому ни в жизнь не направила. Да, сказывают, было у него что-то с какой-то актрисой, но то дела давно минувших дней, да и были ли те дела – никто не ведает. После внушения, что ему жена сделала, он ни на одну актрису со сладострастием не посмотрит, даже если раньше смотрел. Нет, определенно, это положительный человек, приветит ласково, но целомудренно. К тому ж не забывай, у тебя письмо от Подобедовой-первой, вряд ли бы он посмел, если б и возжелал. Так что выше нос и смелее, милочка! Театр любит смелых, уверенных в себе!

Мария сердечно поблагодарила Надежду Ивановну и начала приготовления к отъезду.

Прежде она никогда не выезжала за пределы Петербурга, а тут Киев. Чай, не ближний свет! Ее отговаривала бабушка Мария Осиповна, ее отговаривала Наденька, с которой она продолжала дружбу после Смольного (кстати, с кузеном-кавалергардом ничего у Наденьки не вышло, и дело катилось к свадьбе с генералом). Но Мария настояла на своем. Поеду – и все тут! Она помнила слова Подобедовой-первой: «Выше нос и смелее!»

– Что ж, в добрый путь! – сдалась бабушка. – Киев – город хороший, да и не чужой для нас, Крестовских. Предки твои из Киевской губернии, так что, глядишь, и всколыхнется сердечко твое, когда там будешь.

Впрочем, при прощании, состоявшемся на вокзале, не обошлось и без слез.

После продолжительного путешествия по железной дороге Мария была в Киеве. И вправду это оказался хороший город – светлый, зеленый, с широкими улицами. Только уж очень жарко было в сравнении с Петербургом, сухой воздух, казалось, драл горло.

Сняв номер в гостинице, Крестовская отправилась к Купернику по данному Подобедовой-первой адресу.

Лев Абрамович, невысокий и коренастый, с пенсне на носу, принял ее в своей конторе вежливо, но без особенного радушия: от посетителей и просителей по адвокатским делам у него не было отбоя, и он решил было, что голубоглазая юная дева с густой косой тоже явилась искать его защиты. Своим робким видом она заставляла думать о себе как о жертве насилия, которой эта защита необходима. Но у Куперника решительно не имелось времени брать еще одно дело, и он вынужденно продумывал, как тактичнее отказать и какого другого адвоката присоветовать.

К счастью, этого не понадобилось. Девушка достала из ридикюля письмо и с милою улыбкой протянула его Купернику. Прочитав его, он посветлел в лице.

– Так вы, госпожа Крестовская, актриса! Из Петербурга, да еще и от Надежды Ивановны! Замечательно!

– На самом деле я не актриса, – поправила его Мария. – Я пока лишь собираюсь ею стать. Но сцена мне знакома. Я играла ведущие роли в институтских постановках.

– А что ставили?

– Шекспира, Шиллера.

Куперник рассмеялся.

– У нас в Киеве вы начнете с водевилей. И совсем не с ведущих ролей.

– Я согласна! Так я принята? – Мария приложила руки к сердцу, этот жест показал, как она счастлива.

– Нужно еще соблюсти ряд формальностей. Да и рекомендации рекомендациями, а не мешало бы проверить ваши сценические умения.

– Я готова хоть сейчас! – Глаза Марии блестели от радости.

– О нет, прошу вас, давайте не сейчас. Я сегодня на весь день ангажирован одной дамой. – Куперник посмотрел в сторону от себя.

Мария проследила за направлением его взгляда и только тут обнаружила, что они не одни в кабинете. В углу на диванчике сидела маленькая девочка, лет пяти, и что-то рисовала в альбоме, что лежал у нее на коленях. Была она сосредоточена на своем занятии и происходившее вокруг вниманием не удостаивала.

– Это Таня, дочь моя, – сказал Куперник. – Таня, поздоровайся с госпожой Крестовской.

Девочка подняла глаза и произнесла совсем по-взрослому: