Вокруг света на «Коршуне»

– Эй, Егоров! рюмку водки и сыру! Да живо.

– Есть! – отвечал на бегу вестовой.

Встававший вместе с командой в пятом часу утра, старший офицер имел обыкновение до завтрака замаривать червяка. Два стакана чаю, которые он выпивал утром, не удовлетворяли его.

– А долго что-то капитан у адмирала! – озабоченно проговорил и он, выпивая рюмку водки и закусывая куском сочного честера, любимого своего сыра, запас которого он сделал еще в Лондоне. – Господа! Кому угодно? – любезно приглашал он. – Степан Ильич… рюмочку!

– Разве что рюмочку.

И старший штурман проглотил рюмку и, закусив маленьким кусочком сыра, промолвил:

– Славный у вас джин, Андрей Николаевич… Да, долгонько что-то капитан.

– Быть может, адмирал оставил его завтракать! – заметил кто-то.

– Адмирал завтракает в полдень, а теперь всего десять часов… Верно, расспрашивает о плавании… об офицерах.

– Верно, и день смотра назначит! – вставил Ашанин.

– Ну, батенька, он дней не назначает, не таковский! – засмеялся Степан Ильич.

– У него, что ни приезд, все смотр! – заметил и Поленов.

В эту минуту сквозь открытый люк кают-компании раздался голос стоявшего на вахте мичмана Лопатина:

– Караул и фалрепные! Свистать всех наверх!

И вслед затем в кают-компанию вбежал сигнальщик и доложил:

– Адмирал и капитан едут!

Старший офицер опрометью бросился в каюту, захватил кортик и, на ходу прицепляя его, выбежал наверх. Вслед за ним, надевши кортики, вышли и все офицеры и выстроились на шканцах.

Команда стояла во фронте.

Катер, в котором сидели адмирал, капитан и флаг-офицер, быстро приближался к парадному трапу «Коршуна». За катером шел капитанский вельбот.

Как только что катер подошел к борту, старший офицер и вахтенный начальник стояли у входа, готовые рапортовать адмиралу. Андрей Николаевич был несколько взволнован и почему-то все оправлял свой кортик. Мичман Лопатин, напротив, был в обычном своем жизнерадостном настроении.

Взбежав по трапу мимо фалрепных с живостью молодого человека, на палубу выскочил небольшого роста, плотный, коренастый, широкоплечий человек лет за сорок, в черном люстриновом сюртуке, с аксельбантами свитского адмирала, с отложным неформенным воротником, открывавшим белоснежные воротнички сорочки. И его фигура и его лицо – круглое с мясистыми, гладко выбритыми щеками, с небольшими короткими усами и круглыми, слегка выкаченными большими глазами – дышали энергией кипучей натуры; некрасивое лицо невольно обращало на себя внимание своей оригинальностью. В нем чувствовалось что-то сильное, властное и вместе с тем простодушное.

Выслушав рапорты, адмирал, веселый, видимо уже расположенный к «Коршуну», снял фуражку, обнажив свою круглую голову с коротко остриженными черными, слегка серебрившимися волосами, и, крепко пожав руку старшего офицера, приветливо проговорил, слегка заикаясь:

– Очень рад познакомиться с достойным старшим офицером… Э-э-э… Очень рад… Мне Василий Федорович говорил о вас… И я должен вам сказать, Андрей Николаевич, что «Коршун» щегольски вошел на рейд и стал на якорь… Приятно видеть такие суда-с!

И вслед затем он протянул руку Лопатину и спросил:

– Ваша фамилия, молодой человек?

– Лопатин, ваше превосходительство!

– Приятно познакомиться. Должно быть, вы бравый офицер… Не так ли, Василий Федорович?

И, не дожидаясь ответа, вполне уверенный, вероятно, что ответ будет утвердительный, адмирал направился быстрой походкой к фронту офицеров и, снова сняв фуражку, сделал общий поклон. Капитан называл фамилию каждого, и адмирал приветливо пожимал всякому руку. Поленова и Степана Ильича, с которыми раньше плавал, он приветствовал, как старых знакомых.

Наконец он подошел к Володе и, протянув ему руку, остановил на нем взгляд своих выкаченных глаз, улыбаясь при этом с самым любезным видом. Видимо, ему понравился Володя.

– Гардемарин Ашанин! – представлял капитан.

– Якова Ивановича сын? – спросил адмирал.

– Племянник, ваше превосходительство.

– Старайтесь быть таким же моряком, как ваш достойный дядюшка… Да, мой любезный друг. Надеюсь, вы хорошо служите?

– Отлично, ваше превосходительство! – доложил капитан.

– И мне так кажется. Мы поближе с вами познакомимся.

И с этими словами, не особенно, впрочем, приятными для Володи, вообразившего, что его переведут с «Коршуна» на адмиральский корвет, адмирал круто повернулся и пошел к команде, попросив капитана остаться на шканцах.

Веселый, дружный ответ команды на приветствие адмирала и добрые веселые лица матросов не оставляли никаких сомнений, что претензий никаких не будет. И точно, когда адмирал, обходя по фронту, спрашивал, нет ли каких претензий, царило глубокое молчание.

– Ну, теперь покажите-ка мне ваш корвет, Василий Федорович, – весело говорил адмирал, возвратившись на шканцы. – Да распустите господ офицеров и команду.

Адмирал в сопровождении капитана и старшего офицера спустился вниз осматривать корвет. Разумеется, все найдено в безукоризненном порядке, и адмирал то и дело выражал свое удовольствие и повторял:

– Видно, что настоящее военное судно!

На кубрике он обратил внимание на глобус, и когда капитан объяснил ему, что гардемарины и некоторые офицеры устраивают для матросов чтения, воскликнул:

– Пример, достойный подражания! Надо на всех судах эскадры завести то же самое… Вы образцовый командир, Василий Федорович!

Пока адмирал осматривал корвет, несколько офицеров и гардемаринов, обязанности которых не призывали быть внизу, передавали друг другу свои первые впечатления об адмирале.

– Он вовсе не такой страшный, как говорили. На против, необыкновенно прост и приветлив! – говорил Ашанин.

– Это потому, что он «штилюет»… Доволен «Коршуном»… А посмотрели бы вы, когда адмирал «штормует»! – проговорил Степан Ильич.

– И сильно?

– Мое вам почтение… Да, впрочем, сами увидите, если он будет у нас сидеть… Кому-нибудь да попадет… А уж Быкову не сдобровать.

Толстый, пухлый, рыжеватый гардемарин, большой-таки лодырь, с сонным выражением лица, обидчиво спросил:

– Это почему, Степан Ильич?

– А потому, батенька, что вы, нечего-таки греха таить, с ленцой… Ну, и ходите с перевальцем.