Ряд историков выдвигает мнение, что именно благодаря ленд-лизу советские войска выдержали натиск Германии и ее союзников в 1941-1942 гг. Однако если сопоставить объем поставленной продукции с выпуском отечественных предприятий, на лицо ошибочность этого мнения. За период с июля 1941 г. и по конец 1942 г. в Советском Союзе было произведено 29,2 тыс. танков и 29,9 тыс. самолетов без учета имевшихся в войсках к началу войны. Доля союзнических поставок в общем танковом и авиационном парке Красной Армии, таким образом, составила 14% и 10% соответственно[34 - Комарков А.Ю. Ленд-лиз для СССР в первый год Великой Отечественной войны: особенности, проблемы, итоги // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana). 2012. № 1. – С. 77.].
Помимо невыполнения в полном объеме, взятых на себя обязательств по поставке в СССР грузов военного назначения, вызывает вопрос качества поставляемых вооружений. Так, английские истребители «Харрикейн» уступали по боевым показателям что советским, что немецким машинам. В первом полугодии 1942 г. ГКО дважды ставил вопрос об их перевооружении[35 - Там же.]. Зачастую новейшие модели и модификации техники в СССР просто не поставлялись, либо уступали в процентном отношении устаревшим образцам.
Н.И. Рыжков высказывает более категоричную версию такой нелицеприятной для нас позиции союзников:
«Наиболее объективные историки и исследователи делают вывод, который, на мой взгляд, недалек от истины. В 1941–1942 гг. Соединенные Штаты и их партнеры, опасаясь лишиться ключевого союзника в войне, оказывали «постоянную» помощь СССР, чтобы не допустить поражения Советского Союза или заключения им сепаратного мира с Германией. До Сталинградской битвы США и Англия руководствовались алгоритмом «помощь обещать, но без особой нужды не форсировать», т. е. проводили пассивно-выжидательную политику, зависящую от исхода сражений на советско-германском фронте. В 1941–1942 гг. материальная помощь Советскому Союзу не соответствовала ни американо-британским возможностям, ни решающему значению этого фронта. В 1942 г. СССР получил 27,6%, а Англия – 43% всех поставок США по ленд-лизу…
Положение с поставками по ленд-лизу изменилось в 1944–1945 гг., после коренного перелома в ходе войны. Причем здесь нельзя не коснуться сюжета, похоже, упускаемого многими исследователями темы ленд-лиза. Речь идет о связи динамики соответствующих поставок с моментом открытия второго реального военного фронта в Европе. Надо полагать, крупные политики стран Запада хотели, чтобы Советский Союз взял на себя львиную долю человеческих потерь, связанных с разгромом фашистской Германии. Согласно логике американского руководства, лучше было отдать крупные материальные ресурсы, «заодно» загрузив бурно развивавшуюся военную промышленность США и повысив (как бы это странно ни звучало в военное время) жизненный уровень населения, чем терять своих граждан в битвах с Германией. В таком духе прямо высказывался Трумэн: «Деньги, истраченные на ленд-лиз, безусловно, спасали множество американских жизней. Каждый русский, английский или австралийский солдат, который получал снаряжение по ленд-лизу и шел в бой, пропорционально сокращал военные опасности для нашей собственной молодежи».
В общем, увеличенный ленд-лиз правомерно расценивать как своего рода плату стран коалиции за отсрочку от масштабного участия в боях. Эту свою позицию не скрывали американские президенты Ф. Рузвельт и Г. Трумэн, прямо заявлявшие, что ленд-лиз работает на Америку на русском фронте и что он выгоден США, так как позволяет спасать жизни миллионов американцев»[36 - Рыжков Н.И. Фактор ленд-лиза // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование, 2015. № 3. – С. 37-38.].
Нельзя не признать, что доводы Рыжкова не лишены смысла и во многом могут объяснить действия союзников по ленд-лизу, особенно если сопоставить с их желанием открыть второй фронт в Европе.
В дополнение, ленд-лиз обеспечил американской промышленности, пострадавшей в годы «Великой депрессии» (но ни в коем случае не нужно напрямую связывать восстановление американской экономики с войной, этот процесс начался еще до начала войны, хотя война и несомненно способствовала этому) значительный рост, создал для американцев множество рабочих мест, повысил их благосостояние.
Вот чем обусловлена помощь СССР, никакого альтруизма, только истинный прагматизм, который действует и по сегодняшний день. Когда Российская Федерация берет на себя обязательство выплатить все долги по ленд-лизу до 2030 г., в то время как в 1972 г. США списали долги по нему всем получателям соответствующих поставок[37 - Примаков Е.М. Правда о ленд-лизе // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2015. № 3 (41). – С. 51.]. Возникает чувство несправедливости, когда страна, наиболее пострадавшая от войны, чей вклад в победу был решающим, сохранив множество американских жизней, осталась единственным государством, которого обязали до конца платить за оказанную помощь.
Всего по ленд-лизу в СССР было поставлено из США танков: легких М3А1 «Стюарт» – 1676 шт., легких М5 – 5 шт., легких М24 – 2 шт., средних М3 «Грант» – 1386 шт., средних М4А2 «Шерман» (с 75-мм пушкой) – 2007 шт., средних М4А2 (с 76-мм пушкой) – 2095 шт., тяжелых М26 – 1 шт. Из Англии: пехотных «Валентайн» – 2394 шт., пехотных «Матильда» MkII – 918 шт., легких «Тетрарх» – 20 шт., тяжелых «Черчилль» – 301 шт., крейсерских «Кромвель» – 6 шт. Из Канады: «Валентайн» – 1388. Итого: 12199 танков. Всего за годы войны на советско-германский фронт было поставлено 86,1 тыс. танков.
Таким образом, ленд-лизовские танки составили 12,3% от общего количество произведенных/поставленных в СССР танков в 1941-1945 годах. Кроме танков, в СССР поставлялись и ЗСУ/САУ. ЗСУ: М15А1 – 100 шт., М17 – 1000 шт.; САУ: Т48 – 650 шт., М18 – 5 шт., М10 – 52 шт. Итого было поставлено 1807 единиц. Всего за войну в СССР было произведено и получено 23,1 тыс. единиц САУ. В итоге, доля полученных СССР по ленд-лизу САУ равна 7,8 % от общего числа находящейся за всю войну на фронте техники такого типа. Помимо танков и САУ в СССР поставлялись и бронетранспортеры: английские «Универсал Керриер» – 2560 шт. (в том числе из Канады – 1348 шт.) и американские М2 – 342 шт., М3 – 2 шт., М5 – 421 шт., М9 – 419 шт., Т16 – 96 шт., М3А1 «Скаут» – 3340 шт., LVT – 5 шт. Всего: 7185 единиц. Поскольку БТРы в СССР не производились, ленд-лизовские машины составляли 100% советского парка этой техники.
Несколько лучше ситуация сложилась с поставками по ленд-лизу авиации. Всего за годы войны в СССР было поставлено 18 297 самолетов, в том числе из США: истребителей Р-40 «Томагавк» – 247, Р-40 «Китихавк» – 1887, Р-39 «Аэрокобра» – 4952, Р-63 «Кингкобра» – 2400, Р-47 «Тандерболт» – 195; бомбардировщиков А-20 «Бостон» – 2771, В-25 «Митчелл» – 861; прочих типов самолетов – 813. Из Англии было поставлено 4171 «Спитфайеров» и «Харрикейнов». Всего советские войска за войну получили 138 тыс. самолетов. Исходя из этого, доля иностранной техники в отечественном авиапарке составила 13% . Правда, и тут союзники отказались поставлять СССР гордость своих ВВС – стратегические бомбардировщики Б-17, Б-24 и Б-29, которых за войну было произведено 35 тыс. штук.
В Советский Союз было поставлено 8 тыс. зенитных и 5 тыс. противотанковых орудий. Всего же СССР получил 38 тыс. единиц зенитной и 54 тыс. противотанковой артиллерии. То есть доля ленд-лиза в этих типах вооружения составляла соответственно 21% и 9%. Однако если брать все советские орудия и минометы в целом (поступления за войну – 526, 2 тыс.), то доля иностранных орудий в ней составит лишь 2,7%.
По ленд-лизу были переданы 202 торпедных катера, 28 сторожевых кораблей, 55 тральщиков, 138 охотников за подводными лодками, 49 десантных кораблей, 3 ледокола, около 80 транспортных судов, около 30 буксиров. Всего около 580 судов. Всего СССР получил 2588 судов. То есть доля ленд-лизовской техники составила 22,4%.
Наиболее заметными стали ленд-лизовские поставки автомобилей. Всего по ленд-лизу было поставлено 480 тыс. автомобилей (из них 85% – из США). В том числе около 430 тыс. грузовых (в основном – US 6 фирм «Студебекер» и REO) и 50 тыс. джипов (Willys MB и Ford GPW). При том, что общие поступления автомобилей на советско-германский фронт составили 744 тыс. единиц, доля ленд-лизовской техники в советском автопарке составила 64%. Кроме того, из США было поставлено 35 000 мотоциклов.
А вот поставки стрелкового оружия по ленд-лизу были весьма скромными: всего порядка 150 000 единиц. Учитывая то, что общие поступления стрелкового оружия в Красную армию за войну составили 19,85 млн. единиц, доля ленд-лизовского вооружения составляет примерно 0,75%.
Касательно различных ресурсов за годы войны в СССР по ленд-лизу было поставлено 242,3 тыс. тонн автомобильного бензина (2,7% от общего производства и поступления а/м бензина в СССР). Ситуация с авиационным бензином выглядит следующим образом: из США было поставлено 570 тыс. тонн бензина, из Британии и Канада – 533,5 тыс. тонн. Кроме того, из США, Британии и Канады было поставлено 1483 тыс. тонн светлых бензиновых фракций. Из светлых бензиновых фракций в результате риформинга производится бензин, выход которого равен примерно 80%. Таким образом, из 1483 тыс. тонн фракций может быть получено 1186 тыс. тонн бензина. То есть общие поставки бензина по ленд-лизу можно оценить в 2230 тыс. тонн. В СССР за войну было произведено около 4750 тыс. тонн авиационного бензина. Вероятно, в это число включен и бензин, произведенный из поставленных союзниками фракций. То есть производство СССР бензина из собственных ресурсов можно оценить примерно в 3350 тыс. тонн. Следовательно, доля ленд-лизовского авиационного топлива от общего количества бензина, поставленного и произведенного в СССР, равна 40%.
В СССР было поставлено 622,1 тыс. тонн железнодорожных рельсов, что равно 36% от общего количества рельсов, поставленных и произведенных в СССР. В ходе войны было поставлено 1900 паровозов, в то время как в СССР за 1941-1945 годы было произведено 800 паровозов, из них в 1941 – 708. Если принять число произведенных с июня по конец 1941 года паровозов за четверть от общего объема производства, то количество паровозов, произведенных за время войны, станет равным примерно 300 штукам. То есть доля ленд-лизовских паровозов в общем объеме паровозов, произведенных и поставленных в СССР, равна приблизительно 72%. Кроме того, в СССР было поставлено 11075 вагонов. Для сравнения в 1942-1945 годах в СССР было произведено 1092 ж/д вагона. За годы войны по ленд-лизу было поставлено 318 тыс. тонн взрывчатых веществ (из них США – 295,6 тыс. тонн), что составляет 36,6% от общего производства и поставок ВВ в СССР.
По ленд-лизу Советский Союз получил 328 тыс. тонн алюминия. Если же верить Б.Соколову («Роль ленд-лизу в советских военных усилиях»), который оценил советское производство алюминия за время войны в 263 тыс. тонн, то доля ленд-лизовского алюминия от общего количества алюминия, произведенного и полученного СССР, составит 55%. Меди в СССР было поставлено 387 тыс. тонн – 45% от общего производства и поставок этого металла в СССР. По ленд-лизу Союзом было получено 3606 тыс. тонн автопокрышек – 30% от общего количества покрышек, произведенных и поставленных в СССР. Было поставлено 610 тыс. тонн сахара – 29,5%. Хлопка: 108 млн. тонн – 6%. Из США в СССР в годы войны было поставлено 38,1 тыс. металлорежущих станков, из Великобритании – 6,5 тыс. станков и 104 пресса. За время войны в СССР было произведено 141 тыс. м/р станков и кузнечных прессов. Таким образом, доля иностранных станков в отечественном хозяйстве составила 24%. В СССР также поступило 956,7 тыс. миль полевого телефонного кабеля, 2,1 тыс. миль морского кабеля и 1,1 тыс. миль подводного кабеля. Кроме того, в СССР по ленд-лизу было поставлено 35 800 радиостанций, 5899 приемников и 348 локаторов, 15,5 млн. пар армейских ботинок, 5 млн. тонн продовольствия и проч.[38 - Сутулин П. Ленд-лиз. Мифы и реальность // Военное обозрение. 9 января 2013. – URL: https://topwar.ru/1706-lend-liz-mify-i-realnost.html]
За весь период союзническая помощь по ленд-лизу составила 7% от отечественного промышленного производства[39 - Примаков Е.М. Правда о ленд-лизе // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2015. № 3 (41). – С. 51.] (не соглашусь с подсчетом Н.А. Вознесенского – 4%). 7%, естественно не сыграли решающую роль в победах Красной Армии, особенно это ярко видно на примере поставок 1941 – 1942 гг. Но эти 7% – это «Студебекеры», составившие основу советского грузового автомобильного парка, бронетранспортеры, которые советская промышленность не производила, это 1900 паровозов, 36% железнодорожных рельс, 40% авиационного топлива, больше половины произведенного в СССР алюминия. А сколько 12199 ленд-лизовских танков спасло жизней советских пехотинцев, помогло в проведении военных операций, 12 тысяч – это весьма немалое число, только вдумайтесь в цифру. Сколько поставляемых материалов, поспособствовало освобождению рабочих рук и материальных средств для других отраслей промышленности. Поэтому, ошибочно утверждать о незначительной роли ленд-лиза, также, как и говорить о его решающей роли в победах Красной Армии.
Как СССР смог победить
Нередко происходят попытки списать победы СССР на тотальное принуждение, штрафные батальоны, заградительные отряды[40 - Малышева Е.М. Против фальсификации истории Второй Мировой и Великой Отечественной войны: духовный потенциал советского общества // Нам этот мир завещано беречь: проблемы сохранения исторической памяти о событиях и героях первого периода Великой Отечественной войны: сборник научных статей. 2016. – С. 152.], страх рядовых бойцов перед НКВД и ГУКР СМЕРШ. Эта пропаганда была прекрасно продемонстрирована в американском фильме «Враг у ворот» (2001 г.), и компьютерной игре «Call of Duty», когда посланные в атаку на укрепленные позиции немцев с одной винтовкой на троих, советские солдаты при отступлении были расстреляны из пулемета заградительным отрядом. В этот ряд также можно поставить и «оправдания» советской победы распутицей, лютыми морозами, волюнтаризмом Гитлера, мешавшим его генералам приносить победы, пассивностью союзных войск Вермахта и пр. Т.е. не СССР победил страну, разгромившую за 1 месяц и 12 дней Францию, вместе с находившимися там союзными войсками, а это Германия ввиду своих просчетов и случайностей дала победить себя.
На формирование этого ошибочного мнения, помимо идеологического противостояния Холодной войны, оказали влияние воспоминания немецких генералов и офицеров, которые пытались снять с себя вину за поражения.
Эрих фон Манштейн в своих символично названных мемуарах «Утерянные победы» указывает на волюнтаризм Гитлера и практически постоянное превосходство Красной Армии в живой силе, описанию Гитлера даже уделяется целая глава. Вот некоторые выдержки:
«Как военного руководителя Гитлера нельзя, конечно, сбрасывать со счетов с помощью излюбленного выражения «ефрейтор первой мировой войны». Несомненно, он обладал известной способностью анализа оперативных возможностей, которая проявилась уже в тот момент, когда он одобрил план операций на Западном фронте, предложенный группой армий «А». Подобные способности нередко встречаются также и у дилетантов в военных вопросах. Иначе военной истории нечего было бы сообщать о ряде князей или принцев как талантливых полководцах.
Но, помимо этого, Гитлер обладал большими знаниями и удивительной памятью, а также творческой фантазией в области техники и всех проблем вооружения. Его знания в области применения новых видов оружия в нашей армии и – что было еще более удивительно – в армии противника, а также цифровых данных относительно производства вооружения в своей стране и в странах противника были поразительны. Этим он охотно пользовался, когда хотел отвлечь разговор от неприятной ему темы. Нет сомнения, что он своим знанием дела и своей чрезвычайной энергией способствовал ускоренному развитию многих отраслей вооружения. Но вера в свое превосходство в этих вопросах имела роковые последствия. Своим вмешательством он мешал постоянному развитию военно-воздушных сил и их своевременному усовершенствованию. Несомненно, он затормозил развитие и в области производства реактивных двигателей и атомного оружия.
К тому же интерес ко всем техническим вопросам привел его к переоценке технических средств. Так, он считал возможным с помощью нескольких дивизионов штурмовых орудий или новых танков «Тигр» восстановить положение на участках, где успеха можно было добиться только использованием крупных соединений. Вообще говоря, ему недоставало именно основанных на опыте военных знаний, которые, к сожалению, нельзя было заменить его «интуицией».
Если, как уже было сказано, Гитлер и обладал известным пониманием оперативных возможностей или быстро усваивал их, когда они излагались ему кем-то другим, то все же он не был способен судить о предпосылках и возможностях осуществления той или иной оперативной идеи. У него отсутствовало понимание соотношения, в котором должны находиться любая оперативная задача и вытекающие из нее пространственные факторы, с одной стороны, и потребность в силах и времени, с другой, не говоря уже об их зависимости от возможностей материально-технического обеспечения. Он не понимал или не хотел понять, что, например, каждая крупная наступательная операция, помимо сил, потребных для первого наступательного боя, нуждается в постоянном пополнении новыми силами. Особенно резко все это выявилось в ходе подготовки и проведения летнего наступления 1942 г. Сюда нужно отнести и фантастический план наступления через Кавказ на Ближний Восток и даже в Индию, который он хотел осуществить на следующий год силами моторизованной группы войск.
И в области политики – во всяком случае, после успехов в 1938 г. – и в военной области Гитлеру недоставало чувства меры для определения того, что может быть и что не может быть достигнуто. Осенью 1939 г. он не увидел возможности решительного успеха правильно организованного немецкого наступления на Западном фронте, несмотря на свою пренебрежительную оценку способности Франции к сопротивлению. Когда же этот успех был достигнут, он потерял способность правильно оценивать свои возможности в иных условиях.
В обоих случаях ему не хватало стратегической и оперативной грамотности. Имея живое воображение, он хватался за всякую заманчивую цель, а результатом было то, что он дробил немецкие силы между несколькими целями одновременно или между различными театрами военных действий. Он никогда по-настоящему не понимал того правила, что на решающем направлении ни в коем случае не следует жалеть сил, что в случае надобности следует жертвовать второстепенными фронтами или идти на известный риск путем их решительного ослабления. Так, во время летнего наступления 1942 и 1943 годов он не мог решиться поставить на карту все, чтобы добиться успеха, В то же время он не был в состоянии или не хотел предусматривать необходимые меры на случай, если потребуется изменить неблагоприятное развитие событий.
Что касается оперативных целей Гитлера – по крайней мере, в войне с Советским Союзом, – то они в значительной степени обусловливались политическими и военно-экономическими соображениями.
Безусловно, политические, а в настоящее время, прежде всего военно-экономические вопросы играют существенную роль при определении стратегической цели войны. Но Гитлер не учитывал следующего обстоятельства: захват и особенно удержание территории должны иметь предпосылкой победу над вооруженными силами противника. Пока этот военный фактор не достигнут, занятие ценных в военно-экономическом отношении районов, то есть достижение территориальной цели войны, остается сомнительным, а их длительное удержание – невозможным. Об этом наглядно свидетельствует война с Советским Союзом.
Тогда еще не было возможно, как теперь, с помощью авиации и различных видов оружия дальнего действия настолько разрушить военную промышленность и сеть коммуникаций противника, чтобы его вооруженные силы оказались не в состоянии продолжать борьбу.
Как ни верно, что стратегия должна быть служанкой политического руководства, тем не менее, последнее не может до такой степени пренебрегать стратегической целью всякой войны – уничтожением армии противника, как это имело место при определении Гитлером оперативных целей войны. Лишь победа открывает путь к достижению политических и экономических целей.
Теперь я подхожу к тому решающему фактору, который составлял у Гитлера основу руководства: переоценка силы воздействия воли, его воли, которой якобы достаточно было воплотиться в убежденность даже у самого молодого пехотинца, чтобы подтвердить правильность его решений, чтобы обеспечить успех выполнения его приказов.
Сильная воля полководца является, разумеется, одним из существенных условий победы. Иногда сражение бывает проигранным, успех – упущенным только потому, что в решительный момент воля командира оказалась парализованной. Но воля командира к победе, помогающая ему выстоять и в трудные, критические моменты, это не то, что воля Гитлера, проистекавшая у него, в конце концов, из веры в свою «миссию». Такая вера неизбежно ведет к безосновательному отстаиванию своих взглядов, равно как и к убеждению, что собственная воля может превзойти границы, которые ставит на ее пути суровая действительность, пусть это будут границы, заключающиеся в многократном превосходстве сил противника, в условиях места и времени или просто в том обстоятельстве, что, в конце концов, и противник обладает волей.
Убежденный в том, что его воля, в конечном счете, восторжествует, Гитлер был, в общем, мало склонен к тому, чтобы принимать в расчет предполагаемые намерения командования противника. Так же мало был он готов признать даже самые надежные данные, скажем, о многократном превосходстве противника. Он отклонял их, либо преуменьшал, утверждая, что соединения и части противника плохо подготовлены, либо прибегал к своему излюбленному приему – перечислению цифр, относящихся к данным о военной промышленности Германии.
Так, фактор воли фюрера исключил в известной мере такие существенные элементы, как «оценка обстановки», из которой должно вытекать решение любого командира. Но тем самым Гитлер оставил почву реальной действительности.
Гитлер любил, как можно дольше оттягивать всякое решение, которое ему было неприятно, но без которого он все же не мог обойтись. Это случалось всякий раз, когда нужно было, своевременно бросив в бой свои силы, воспрепятствовать намечающемуся в связи с обстановкой боевому успеху противника или не дать противнику возможности использовать имеющийся успех. Начальник Генерального Штаба вынужден был целыми днями вести борьбу с Гитлером, когда речь шла о том, чтобы высвободить силы с менее угрожаемых в данный момент участков фронта для тех районов, где создалась критическая обстановка.
Обычно он давал слишком мало сил и слишком поздно, так что в последующем ему приходилось давать их в несколько раз больше, чем это потребовалось бы для восстановления положения в том случае, если бы он немедленно предоставил затребованное вначале количество сил. Но нужны были недели борьбы для того, чтобы добиться от него решения об оставлении позиции, которую практически невозможно было удержать (как, например, в 1944 г. Донецкий бассейн или в 1944г. Днепровскую дугу). То же
самое случалось, если речь шла о том, чтобы с целью высвобождения сил очистить не имеющие никакого оперативного значения выдающиеся вперед участки на фронте, которому в данный момент никто не угрожал. Видимо, Гитлер все время верил, что события будут развиваться все-таки по его желанию и что он может избежать принятия решений, которые были неприятны ему, ибо означали признание того факта, что ему пришлось считаться с волей противника. Одновременно он боялся рисковать, снимая силы с тех участков фронта, которые могли быть ослаблены.
Переоценка значения собственной воли, известная боязнь риска в случае ведения маневренных боевых действий, когда нельзя было заранее гарантировать благополучный исход), а также нежелание Гитлера добровольно отказаться от чего бы то ни было – все это с течением времени становилось все более характерным для его военного руководства.
Упорная оборона каждой пяди земли постепенно стала единственным принципом его руководства.
Он не замечал, сколько нужно умения и выучки, чтобы использовать новое оружие с наибольшей эффективностью. Для него было достаточно, если новые виды оружия поступили на фронт, независимо от того умеют ли применять его оснащенные им части и было ли оружие испытано в боевых условиях.
Описанные выше недостатки значительно снижали возможности, которые давали бы Гитлеру основание успешно играть избранную им самим роль верховного главнокомандующего. Эти недостатки могли бы быть компенсированы, если бы он был готов прибегать к советам разделяющего с ним ответственность опытного начальника Генерального Штаба или если бы он пересилил в себе чувство недоверия к последнему. Ведь Гитлер имел некоторые важные для роли полководца качества: сильную волю, нервы, выдерживавшие в труднейшие критические моменты, несомненно, острый ум и, как уже говорилось, при известных способностях в области оперативного искусства также и способность анализировать технические возможности. Если бы он сумел дополнить недостающую ему подготовку и опыт в военной области (особенно в области стратегии и оперативного искусства) знаниями и умением начальника своего Генерального Штаба, то, несмотря на вышеупомянутые недостатки, мы все же могли иметь вполне удовлетворительное военное руководство. Но как раз на это Гитлер не был согласен.
Описывая план вторжения в Англию, я уже говорил, что Гитлер так организовал верховное военное руководство, что не оказалось такого органа, который мог бы консультировать его по вопросам ведения войны в целом и который был бы в состоянии составить план ведения войны. Штаб оперативного руководства вооруженными силами, который теоретически был призван решать такую задачу, играл на практике лишь роль военного секретариата. Он существовал для того, чтобы переводить мысли и распоряжения Гитлера на язык военных приказов.
Но в дальнейшем положение еще более ухудшилось. Отнеся Норвежский театр военных действий к компетенции ОКБ (Главное командование вооруженных сил (вермахта), также применяется сокращение ОКВ – Верховное главнокомандование вермахта) и полностью исключив участие ОКХ (Главное командование сухопутных сил) в руководстве данным театром, Гитлер сделал первый шаг по пути дробления руководства боевыми действиями также и на суше. В дальнейшем постепенно в ведение ОКВ были переданы и все другие театры военных действий. ОКХ остался, в конце концов, ответственным только за Восточный театр военных действий, во главе которого стоял сам Гитлер. Начальник Генерального Штаба сухопутных сил был тем самым отстранен от всякого вмешательства в боевые действия на других театрах военных действий, подобно тому, как командующие двумя другими видами вооруженных сил были отстранены от участия в решении вопросов ведения войны в целом.
Первый из них не имел ни малейшего влияния на распределение сил сухопутной армии между различными театрами военных действий, а нередко не имел даже достаточных сведений о том, какую живую силу и технику получил тот или иной театр. При таких обстоятельствах неизбежны были разногласия между штабом оперативного руководства вооруженными силами и Генеральным Штабом сухопутных сил. А одним из принципов Гитлера и было создавать подобные разногласия, чтобы во всех вопросах его голос был решающим. Такая неудачная организация высшего военного руководства должна была естественно, привести к тому, что оно не справилось со своими задачами.
Переоценка силы своей воли и своего умения имела, далее, своим следствием то, что Гитлер все чаще пытался вмешиваться в руководство нижестоящими командными инстанциями путем отдачи отдельных распоряжений.
Гитлер полагал, что ему из-за его письменного стола все видно значительно лучше, чем командирам на фронте, хотя было само собой понятно, что многое на его оперативной карте уже устарело (между прочим, на его карте отмечались, к сожалению, все подробности). При этом не стоит уже и говорить о том, что он не мог определить издалека, какое мероприятие на месте является правильным и необходимым»[41 - Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. – М.: Феникс, 1999. – С. 205-211.].