Фортинбрас: Постой… (Вспоминая). Постой… Ах, мошенник! Не он ли написал оду на восшествие на престол моего отца, старого Норвежца?.. Даю руку, это он.
Трувориус: У вас прекрасная память, принц. Он самый.
Фортинбрас: А после смерти отца, он посвятил ту же оду старому Гамлету, переменив в ней только имя… Он?
Трувориус: Я вижу, принц, что ваши литературные познания выше всех похвал.
Фортинбрас: Они покажутся тебе еще большими, если я скажу, что после смерти Гамлета, и тем же манером, он посвятил эту оду Клавдию…
Трувориус: Ну, кто не без греха?
Фортинбрас: И ты осмелился притащить этого мошенника сюда?
Трувориус: И не без умысла, мой принц. В силу того, что материал, из которого сделано его перо, мягок и податлив, он принесет нам пользу.
Фортинбрас: Хочешь заставить его зарифмовать Уголовное Уложение?
Трувориус: Вы почти угадали. Он нам напишет пьесу, где растолкует всем, как надо понимать сегодняшние события.
Фортинбрас: Этот мошенник?
Трувориус: Не сам, конечно, но под вашим милостивым руководством…
Фортинбрас: Ты, верно, бредишь.
Трувориус: Но в правильном направлении, мой принц… Актеры уже прибыли и только того и ждут, чтобы приступить к репетициям… А теперь представьте, – стоит им сыграть эту пьесу раз тридцать, как не останется никого, кто стал бы сомневаться в том, как обстояло дело со смертью короля Клавдия и его племянника. (Вкрадчиво). Как, впрочем, и в том, что, отдав датский престол в руки вашего высочества, небо проявило к Дании исключительную благосклонность.
Фортинбрас: Нет, ей-Богу, иногда мне кажется, что это именно ты сидел на яблоне и заговаривал зубы нашей прабабке Еве… Нельзя ли как-нибудь обойтись без хитростей?
Трувориус: Ах, ваше высочество, научите, как. И клянусь, на свете не будет человека более прямого, чем я… Прикажете позвать?
Фортинбрас (махнув рукой): Зови.
Взяв со стола колокольчик, Трувориус звонит
Но только, ради Бога, ненадолго.
Трувориус (вошедшему слуге): Зови.
Слуга исчезает и немедленно на пороге возникает фигура Поэта.
Входи, любезный.
Поэт (склонившись в глубоком поклоне и не трогаясь с места): Ах, мои ноги!.. Они отказываются ходить перед лицом вашего высочества!
Трувориус: Смелее, друг мой, смелее.
Поэт (немного разогнувшись и сделав несколько шагов): О, мои глаза!.. (Закрывая лицо руками). Я ослеплен сияньем славы, которое исходит от вашего высочества. (Вновь сгибается в поклоне).
Фортинбрас (Трувориусу): Мне будет совестно, если он ослепнет и охромеет по моей вине.
Трувориус: Ободрите его, мой принц.
Фортинбрас (Поэту): Как вы поживаете, любезный?.. Все пишите?
Поэт (не разгибаясь): Без сна и отдыха, для вашего удовольствия.
Фортинбрас: Тогда перестаньте мучить свою поясницу и почитайте нам что-нибудь.
Поэт (наконец разогнувшись): Язык не повинуется перед таким знатоком, как вы, принц.
Фортинбрас (Трувориусу): Боюсь, он выйдет отсюда совсем калекой. (Поэту). Я постараюсь быть снисходительным, сударь.
Трувориус (Поэту): Принц слушает.
Поэт: Ваше высочество предпочитает любовное или героическое?
Фортинбрас: Что-нибудь этакое, но только покороче.
Поэт: Тогда пусть ваше высочество послушает вот это. (Читает).
Едва открыв глаза, в ночном наряде милом,
Беседу умную веду я со светилом,
Которое, поднявшись в небеса,
Нам освещает мира чудеса.
И глядя сквозь стеклянное оконце,
«Что хмуришься? – я спрашиваю солнце. –
Зачем твой лик, прекрасно-неземной,
Туманною подернут пеленой?»
«Ах, я не хмурюсь, – солнце отвечает, –
Но свет другой мне очи застилает.
Он ярче моего, он нестерпим для глаз…»
«Но как зовут его?» –
«Принц славный, Фортинбрас»!
(Склоняется в глубоком поклоне).