4,5 товарища

Айсберг постарался аккуратно ответить:

– Ты оценивал вкус пива в бокалах…

– Правда? Совершенно не помню такого? Наверное, не распробовал. Нужно повторить…

– Нет-нет-нет-нет-нет, – друзья синхронно выхватили бокал из рук Сергея Анатольевича, – не очень пиво, не очень.

– Хэй! – недовольно прокричал Рыжий из-за стойки.

Громов тайком кивнул на Вульфа, бармен понял всё без слов и вернулся изображать бурную деятельность.

– В общем, не стоит портить себе впечатление от этого прекрасного вечера этим безвкусным напитком, – резюмировал Айсберг.

– Ладно, уговорили. Но, Моисей, друг, как ты можешь пить это, если говоришь, что это пиво так ужасно?

– Ну-у… Мои вкусы очень специфичны, не думаю, что ты поймёшь.

– Каждый имеет свои причуды, – пожал плечами физик, и осушил одним залпом свой бензинообразный коктейль. – Эй, Рыжий, ещё один, пожалуйста. Бесплатный! А я тебе сейчас тут впечатления накарябаю. У меня хорошее предчувствие по поводу этого напитка…

***

Предчувствия подвели Вульфа, впрочем, не в первый раз. Последний раз он так ошибся, когда продал доллар за пятьдесят рублей. Однако не он единственный совершил такую досадную ошибку. Айсберг тоже наступил на эти грабли, и с тех пор его начала мучить не только совесть за такое ужасное преступление, но и кошмары, в которых Моисея преследует его покойный прадедушка, с которым, правда, он даже не встречался. Родители Айсберга говорили, что его прадед был человек невероятно сильный духом, так что, скорее всего, его дух и преследует правнука во время сна.

Как и любое утреннее пробуждение, это было не из самых приятных. Вдвойне неприятно, когда ты просыпаешь от того, что тебе нашёптывает на ухо рыжий бармен.

– Подъём, соня.

Вульф моментально подскочил и встал в защитную стойку, прикрывая руками все уязвимые места.

– Твою мать, Рыжий, ну и напугал же ты меня. Ты же знаешь, что есть две вещи, которые я боюсь больше всего на свете – революция и смена ориентации. В прошлый раз, когда ты проорал мне на ухо «Пролетарии всех стран объединяйтесь!», меня ещё два дня после этого кошмары мучили. Сейчас, наверное, я опять двое суток уснуть не смогу.

– Странно, я думал, ты терпим ко всем людям и их причудам, – пожал плечами Бармен.

– Так и есть! Каждый человек волен поступать, как лучше для него! Но не ты! Ты – исключение из правила.

– Ах, так значит! Готовься тогда к тому, что в следующий раз ты проснёшься от того, как красный комиссар придёт тебя раскулачивать, уж поверь мне.

Негодуя, Рыжий вернулся за стойку разрабатывать коварный план отмщения.

– Походу он был серьёзен, – подметил Гром, – опустошая очередной стакан с ромом.

На столе уже скопилась целая груда стаканов из-под рома, но не похоже, что их содержимое возымело на математика хоть какой-то эффект.

– Ты снова в строю, – удивившись тому, что его коллега продолжает налегать на спиртное, произнес Сергей Анатольевич.

– Да нет, просто спать не хотелось. Я понимаю, когда Тэнгу начал рассказывать про свои литературные предпочтения и открытия, это могло нагнетать некоторую сонливость. Сначала сдался наш кандидат биологических наук, потом ты, а потом и сам рассказчик. Даже для него испытание словом оказалось непосильным.

– Я удивлён, как ты не поддался его чарам?

– Легко и непринуждённо, – Громов поднял пустой стакан, – я был сфокусирован на более важном деле. – Рыжий, повтори, пожалуйста.

Бармен достал из-под стола четыре пустые бутылки из-под рома и потряс ими перед учителями.

– Эх, – печально вздохнул математик, – а ведь мне только что показалось, что я его распробовал. Я бы ещё посидел…

– Кстати, насчёт посидеть, который сейчас час? – Вульф уселся обратно на стул, извлёк из кармана телефон и недовольно захрипел. – Проклятье, через двадцать минут надо быть в школе. Раиса Ивановна не простит нам коллективного опоздания! Рыжий, по стакану сока каждому, чтобы смочить горло, да мы пойдём! Ребята, подъём, подъём!

– Нет, прадедушка, Аарон, прости меня, прости! – с криком подскочил Моисей.

Айсберг пришёл в себя практически моментально, но после резкого подъёма, он рухнул на стул, и ещё полминуты просидел, пытаясь осознать, где находится. С Тэнгу всё было сложнее. Разбудить его удалось, только воспользовавшись приёмом бармена, но в отличие от Айсберга, филолог пытался осознать кто он, что делает на Земле, и в чём смысл жизни. Только найдя ответы на эти вопросы, он смог вернуться в нашу реальность.

Наконец, озарение снизошло на литератора, и он выдал очень глубокую мысль, которая, вероятно, пришла ему в голову после вчерашних посиделок:

– Мне надо сделать себе татуировку.

– Это очень странное решение. Что же тебе надоумило к принятию такого судьбоносного решения? – поинтересовался Вульф.

– Вчерашний вечер, – уверенно ответил Тэнгу. – Я понял, что не люблю текилу. Но мне надо это каким-то образом запомнить. Сейчас я помню, что она вызывает у меня отвращение. Но пройдёт время, ощущения размоются, а может быть, и совсем сотрутся, и в следующий раз, когда мы придём в бар, я буду думать «Хм, может мне заказать текилу? Разве тот раз был плох? Точно не помню, но вроде не так уж плох». Я закажу её вновь, снова буду настаивать на том, что это самый ужасный напиток, который я пил, и пью, ибо уплачено, но самое страшное то, что я его буду пить, ибо это петля, вырваться из которой я не смогу, если не пойду на кардинальные меры.

– Тебе не кажется что это перебор? – попытался образумить товарища Айсберг. – Всё-таки, ты собираешься преподавать в школе. А преподаватель в наколках… Какой пример ты подашь молодому поколению? Да и коллектив это точно не одобрит.

– Спокойно, – поднял ладонь филолог, – я всё продумал, я сделаю татуировку там, где никто не увидит, но зато она всегда будет у меня на виду.

– Хочу заметить, я практически уверен, что это нелегально, как-никак, кругом дети, а показывать это на публике…

– Я говорил про веки. Сделаю татуировку на веках. Но не так, чтобы на виду, сделаю её изнутри, тогда каждый раз, когда я буду закрывать веки, напоминание о горьком опыте будем перед моим глазами, в прямом и переносном смысле.

– Не думаю, что это сработает, – печально покачал головой Громов, – если закрыть веки, ты ничего не увидишь.

– Может быть, но если это сделать светящейся краской…

– Нет, это тоже не сработает.

Тэнгу печально вздохнул.

– Остаётся только один выход, – кто-то из вас должен сделать татуировку, чтобы уберечь от меня от одной и той же ошибки дважды.

– Вот тут полегче, – остановил измышления филолога Вульф, – мы конечно теперь друзья, но всё ещё не настолько близкие, чтобы делать татуировки с именами друг друга. Ну, или о чём ты там говорил.

– В таком случае, необходимо это исправить, – торжественно объявил Ким, – кто хочет познакомиться с моими родителями?

Троица учителей дружно закивала.

– Чудесно! – воскликнул Тэнгу. – Тогда сейчас мы.…

– Минуточку, – вновь остановил поток сознания Сергей Анатольевич, – прямо сейчас у нас есть дела поважнее. Где-то через двадцать три минуты начинается практика в нашей школе, в которую, если мне не изменяет память, мы устроились работать преподавателями. Так что давайте, пейте сок, да пойдём.

– Нет, – заявил Тэнгу.