Уже стемнело, когда Анатоль благополучно довёз нас до Эйлатского отеля «Американа». Обопнувшись и слегка спрыснув приезд, мы выдвинулись на ознакомительную прогулку.
Поравнявшись с 5*-ным отелем «King Solomon», Толька приметил дефилирующую у входа даму. Не обратить на неё внимание было невозможно: оголённые сверх всякой меры потрясающей красоты и длины бронзовые ноги едва прикрывала светлая микро юбка, а выпирающий загорелый «высокий балкон», как минимум, четвёртого размера, резко контрастировал с мини-топом кипенно-белого цвета. Разогретый алкоголем Анатоль ничтоже сумняшеся затеял с барышней, как ему казалось, «совершенно деликатный» разговор на «родном английском языке», позже напомнивший мне текст песни Чижа и Со «Руссо Матросо»: «I know a place, where we can be free», – Пройдёмся налегке!». Реакция девушки нас несколько огорошила: «Я немедленно не вызываю полицию только потому, что вижу, что вы только приехали в Страну! Как вам пришло в голову, что я – проститутка?!». Произнесённая на чистом русском языке отповедь нисколько не смутила «Юного Ленинца»: «В таком виду у входа в валютную гостиницу кто ещё может отираться?». Опасаясь смены благодушного настроения красотки, я стремительно уволок Тольку в направлении Красноморского побережья.
Последующий «галантный» заход оказался куда удачней: Анатоль «распустил хвост» перед молоденькой продавщицей ювелирного бутика «Ротонда», расположенного на углу центрального променада Северного пляжа. И к обоюдному удивлению оказалось, что она выпускница Толькиной Московской школы. На хитрый заходец: «Куда вы едете развлекаться, когда на променаде всё надоедает?», девушка ответила: «В центр!», чем привела Толика в изумление: «Так здесь ещё и центр есть?!». Впоследствии выяснилось, что девчушка имела в виду центр страны, до которого езды всего-то четыре часа по имеющимся хорошим дорогам. Мгновенно найдя общий язык, уже вечером следующего дня пара отправилась в шикарный приморский ресторан с продолжением банкета у нас в отеле.
Вечерами гостиничный музыкант, Анатолий из Риги, при каждом появлении тёзки на горизонте немедленно начинал исполнение небезызвестной песни «Мне мама тихо говорила» на русском с переходом на иврит, после чего два Анатоля дружно шествовали в бар отмечать встречу.
Из завсегдатаев приморского променада сильнее всего нас потрясли резервистки, патрулирующие набережную в цивильном платье: мини-юбки, короче некуда, открывающие длиннющие загорелые ноги в тяжёлых армейских ботинках и короткие топы, разделенные точно посередине ремнём болтающейся на попе американской винтовки М-16, и потому ещё наглядней обрисовывая выдающиеся формы девушек.
По настоятельному совету Стаса мы с Толькой как-то утром решили посмотреть всемирно известную Эйлатскую подводную обсерваторию. Одинаково одетые в футболки, тёмные очки и бейсболки, да ещё оба с усами – мы вызвали у продавщицы входных билетов повеселившую нас неожиданную реакцию: «You’re twins! No?[1 - Вы близнецы! Нет? – англ.]». «Blood brothers for sure![2 - Тогда точно братья! – англ.]», – чем неугомонный «Юный Ленинец» не преминул воспользоваться, немедленно пригласив девушку разделить с «братьями» трапезу в местной харчевне.
Однако усы и бритые физиономии доставили нам с Толькой немало неприятных минут на блок-постах по всей территории Израиля. «Коренные» израильтяне так не выглядят: или усы и борода во всё тело или гладко выбритые лица. Усы – предмет национальной гордости арабов, и если я со своими сине-серыми глазами сомнений у недремлющих стражей не вызывал, то Анатоль своими глубокими карими очами с поволокой, провожавшими масляным взглядом пышногрудых аборигенок в армейской форме, наводил на серьёзные подозрения.
После посещения Красноморского курорта мы решили повидать ещё одно Израильское чудо – Мёртвое Море, куда нам навстречу должен был подтянуться и Стас с семейством. Вот тут-то и выдвинулся на первый план пространственный кретинизм Анатоля, ранее мной не замеченный и особенно ярко проявлявшийся «после вчерашнего». Когда на выезде из отеля Толька, как и в три предыдущих дня, поинтересовался у меня «Направо или налево?», я несколько затревожился. Направление движения предполагало только поворот направо, и у меня возникли некоторые сомнения в достижении нами конечной цели нашей поездки, но до отеля «Морайя» класса люкс мы домчались даже раньше семьи друзей, невзирая на две продолжительные проверки бдительными погранцами на блок-постах. Дорога по безлюдному шоссе потрясла: красота окружающего ландшафта перебила присущее мне равнодушие к окружающему пейзажу, и я навсегда «заболел» пустыней. Кроме того, чёткие указатели на всём протяжении пути не давали возможности заблудиться.
После незабываемого дня, проведённого в неприятной, но очень целебной солёной маслянистой рапе в самой низкой точке планеты, с употреблением всевозможных «полезных и укрепляющих» напитков, наш автомобиль к дому в Иерусалиме вёл уже сам Стас.
На протяжении всей заграничной поездки Толька устраивал мне встречи со своими друзьями и друзьями друзей на предмет будущего трудоустройства, хотя я к успеху этой задумки относился весьма скептически. Но неожиданно инициатива Анатоля «срослась»: следующие 14 лет я вполне успешно служил на сосватанном им предприятии в Москве.
* * *
За истекший период я наблюдал многих Толькиных пассий, но главенствующую роль в течение практически всего времени занимала миниатюрная одноклассница. Поэтому, когда Анатоль торжественно пригласил меня на свою свадьбу с Натальей, я не особо удивился. Потрясение я испытал, появившись в назначенный день в ресторане гостиницы «Космос»: в качестве новобрачной выступала совершенно неизвестная мне особа. «Знакомься, Наташа! Мы вместе работаем!», – любезно пояснил молодожён, заметив моё ошеломление.
Затем опешил уже Анатоль, когда вместо здравицы в честь молодых внезапно со сцены смутно знакомый мне голос внезапно объявил: «А сейчас для Константина будет исполнена любимая песня его молодости «Отель Калифорния». Приятель из далёкой юности и сосед по микрорайону, не виданный мною лет пятнадцать, музыкант Женька «Емеля» оказался солистом кабацкого ансамбля. Он даже разрешил поиграть на своей гитаре и спеть со сцены Толькиному племяннику – студенту МГУ Семёну, с которым нас к тому времени связывали производственные отношения, позднее переросшие в тёплые дружеские и практически родственные.
Анатоль с молодой женой, памятуя накал южных любовных страстей, Гурзуф уже не посещал, но на Московскую «стрелку» появлялся регулярно, причём иногда с коляской, в которой мирно спала подрастающая дочка.
* * *
Именно благодаря интересующемуся литературой Анатолю я познакомился с творчеством одного из ныне моих самых любимых писателей. Ещё когда имя Сергея Довлатова было совершенно неизвестно отечественному читателю, я впервые увидел фильм «Комедия особого режима» по его повести на видеомагнитофоне в гостях у Тольки. Позднее, на мой день рождения, (дату которого он с каждым годом вспоминал всё точнее, что говорит о возрастном улучшении памяти) Толя подарил трёхтомник Довлатова, и я окончательно «заболел» его творчеством.
Как человек с ярко выраженной творческой жилкой, Толька попробовал свои силы в изящной словесности. Для выражения своих сокровенных чувств и мыслей он выбрал поэзию. Эпиграфом к этой рассказке я взял одно из наиболее понравившихся произведений его стихотворного сборника «Птицепад», на мой взгляд, наиболее полно отражающее непреходящее внутреннее устремление автора.
Из цикла: Моя Москва и её обитатели
Прораб «Секс-террорист»
«В СССР секса нет!»
крылатая фраза
В начале осени 1974-го года стояли ещё по-летнему тёплые деньки. Занятия на втором курсе МАИ уже начались, а всё свободное время я предпочитал проводить в центре столицы. Как-то вечером на «стриту[3 - «Стрит» – улица Горького, ныне Тверская.]» к нам с Вовкой «Левисом» подошёл совершенно незнакомый взрослый мужик: «Здоро?во, парни! Меня зовут Александр. Регулярно встречаю вас здесь в компании симпатичных девчонок. Я сам прораб, и у меня всегда есть ключи от ещё незаселённых квартир. Если интересно, можем договориться!». Прямота обращения подкупала, опять же в те годы жизнь была менее опасной, и подвохов никто не ожидал. Мы задумались, а Александр прямой наводкой проследовал в «Российские вина» и появился оттуда с двумя бутылками вина. Вместе мы проследовали на «Катушку[4 - «Катушка» – сленговое название анфилады проходных дворов на задворках упомянутого магазина]», где за употреблением портвейна и продолжили интригующий разговор. Тема была настолько злободневной, что говорливый, но обычно весьма осторожный «Левис», на этот раз без экивоков, в лоб поинтересовался: «Какие Ваши предложения?». «Когда в следующий раз будете себе девчушек снимать, берите двух для меня. А я вам бутылку портвейна и квартирку. Договор?!», – прораб чётко обозначил свою позицию.
В те годы наличие свободной жилплощади в контексте взаимоотношения полов дорогого стоило. И предложение Александра решало главную проблему – куда податься с замечательной и охочей до ласк барышней?!
Уже на следующий вечер мы с «Левисом» познакомились с двумя весёлыми и озорными студентками медучилища. Ни у кого из нас свободного «флэта[5 - «Флэт» – любая свободная жилплощадь]» не намечалось, срочно надо было что-то придумывать, и тут как чёрт из табакерки нарисовался вчерашний знакомец: «Про договор не забыли?!». Отведя «Левиса» в сторонку и глядя на наших изящных спутниц, Александр «намекнул»: «Мне бы кого покрепче и пофигуристей?!».
На «стриту» им. Горького регулярно объявлялись из ближнего, да и дальнего Подмосковья крупные весёлые девахи – «свежие как молодой редис и незатейливые как грабли»[6 - Цитата из рассказа О’Генри]. Прослышав о популярном центрово?м месте променада молодёжи, они приезжали на других посмотреть и себя показать. Все барышни, как одна, выглядели – «кровь с молоком», обладали пышными формами и одевались в модные в то время цветастые юбки-«бананы». Среди «стритовых» они проходили под незамысловатым определением «лошади высокого напряжения» из-за не самого высокого интеллекта и немедленной готовности к активным ласкам, исполнявшимся ими с неожиданным накалом. Именно этот типаж, как впоследствии выяснилось, и являлся предметом вожделения нашего нового приятеля – прораба.
Учтя его пожелания, Вовка в течение ближайшего получаса «подснял» сразу четырёх «лошадок» и привёл их на место встречи у «Российских вин», пока я в компании медичек ожидал его на «Квадрате[7 - «Квадрат» – площадь напротив Моссовета с памятником Юрию Долгорукому.]». «Левис» сдал «живой товар» с рук на руки Александру со товарищем, что дам только обрадовало. Крепкие импозантные мужики, у которых «усы густы и глаза как две букашки и виднеются кусты из-под ворота рубашки»[8 - Цитата из песни Ю. Визбора.], явно вызвали у барышень больший интерес, чем хотя и симпатичные, но, по определению, малоимущие студенты деликатного телосложения. Без лишних разговоров прораб выдал «Левису» бутылку «Агдама», ключи от квартиры, подробный адрес и объяснил, как добраться до новостройки.
В только застраиваемый район Печатники от метро «Текстильщики» транспорт ходил весьма нерегулярно. Но нам повезло! Минут через сорок мы входили в желанную дверь квартиры. Оказавшись на месте, мы с запозданием осознали, что в помещении полностью отсутствует хоть какая-нибудь обстановка. Сообразительный «Левис» предложил воспользоваться парой деревянных лавочек, стоящих друг напротив друга у каждого подъезда. С появлением нестандартной мебели наше двухкомнатное гнёздышко смотрелось существенно уютней. Во всём остальном жилище было вполне готово к заселению: вода весело бежала из кранов, все окна и двери исправно открывались и закрывались. Вовка надолго засел с подружкой в ванной, пока мы со второй студенткой под портвейн обменивались первичными «анкетными данными»: имя, возраст, место учёбы и район проживания. Людмила оказалась смешливой и говорливой девчушкой, совершенно комфортно ощущающей себя в глухом углу столицы. Замечательное жилище служило пристанищем нашим молодецким игрищам и забавам ещё недели полторы, пока приёмная комиссия окончательно ни приняла здание, и его стали обживать счастливые новосёлы.
Мы перебрались в соседний квартал. Александр через день объявлялся на «стриту» с ключами от очередного «гнёздышка», а поутру мы заносили ключ в квартирку, где резвился Александр, и «До новых и радостных встреч!».
Но если мы с «Левисом» продолжали поддерживать тесные дружеские отношения с медичками, то ненасытному прорабу в каждую встречу Вовка находил новых пассий, за что строителя – «передовика» мы наградили прозвищем «террорист».
Как известно, в Советское время в нашей стране ни терроризма в его нынешнем понимании, ни, тем более, секса не было, и большинство наших знакомых однозначно понимали, за подвиги на какой ниве Александра так называли. Самому прорабу новый «псевдоним» весьма льстил.
Столица постоянно и стремительно расширялась, и наши взаимовыгодные отношения могли продолжаться ещё очень долго, если бы не строительный брак!
Когда мы с барышнями прибыли в квартиру в очередной новостройке, то с огорчением обнаружили, что воду ещё не подключили, да и, вообще, здание очень далёко от готовности. Вова сходу изгваздал свой сверхмодный, давший ему прозвище, костюм «Levi’s» в какой-то побелке, а одна из девушек прислонилась в коридоре к стене с непросохшей краской, напрочь «убив» единственные джинсы. Мы в расстроенных чувствах покинули негостеприимное жилище, и «Левис» отправился в соседний дом к нашему «хозяину» за ключами от более приличной квартиры.
В раздражении от того, что его оторвали в самый активный момент развития «романтических» отношений, Александр объявил, что ничем помочь не может: «А если что-то не устраивает, то можете быть свободны!». В злобе захлопывая дверь квартиры, Вовка так крутанул ручку, что она осталась у него в руках. «Вот какое качество продукции!», – цитируя Зощенко, веселился мой приятель, когда мы с подружками ночью совершали скоростной марафон, чтобы успеть до закрытия метро.
В течение двух дней Александр на улице Горького не появлялся, а на третий нарисовался мужик средних лет, в котором мы не сразу признали уже давно не виданного друга и коллегу «Террориста»: «Вы когда Сашку видели? А то его уже третий день на работе нету!». Володя вкратце изложил события последней встречи, и приятель прораба, уточнив возможный адрес нахождения пропавшего, стремительно исчез.
Что сталось с прорабом – неизвестно, но больше на «стриту» мы его не встречали.
* * *
Через пять лет, окончив институт, я трудился в НИИ. Ко мне обратился Борис, зав. нашей лаборатории: «Константин, ты парень крепкий. Не поможешь с переездом? Я в выходные съезжаюсь с тёщей, будь оно неладно! А один всё не потяну. Я даже с двумя друзьями из соседней лаборатории договорился!». Естественно, я согласился.
В то время любая смена места жительства была связана с изрядной головной болью. Риэлторских агентств ещё не существовало, а отдельные подпольные маклеры, типаж, отлично изображённый Басовым в популярном телефильме «По семейным обстоятельствам», были труднодоступны. В основном, обмен квартир производился по договоренности через знакомых и знакомых знакомых. Как правило, грузовой автомобиль заказывался в Трансагентстве, а в роли грузчиков, с целью экономии средств, выступали друзья и родственники.
В нашем случае необходимо было сначала помочь прошлым жильцам вынести вещи из их комнат до приезда автотранспорта, а затем затащить мебель Бориса и его тёщи из подъехавшего грузовика в освободившиеся «хоромы» теперь уже бывшей коммуналки. В десять утра во дворе второго ряда домов на улице Димитрова я и ещё пара добровольцев активно взялись за дело. Две комнаты мы отработали достаточно быстро, а с третьей вышла заминка. Хозяйка помещения, крупная нетрезвая дама, наотрез отказывалась покидать жилище без своего Димы. Дмитрий переезжать отказывался, и, по словам дамы, затаился за диваном, куда она сама не пролезала. Заглянув за спинку, я обнаружил огромного кота «мясной» породы, килограмм этак на десять. Он зверски шипел и насмерть вцепился в обшивку. Когда мне с большим трудом удалось отодрать его от любимого места обитания и вручить в руки хозяйке, котяра тут же располосовал ей шею и богатое декольте острыми, как бритва, когтями, на что дама, впрочем, особого внимания не обратила. Прежние соседи, греясь в лучах тёплого августовского солнца и присев на свои коробки, кульки и чемоданы в ожидании транспорта, дружно продолжали начатое ещё с вечера празднование расставания, гостеприимно предложив нам присоединиться.
Минут через двадцать общения я заметил, что один из бывших жильцов пристально в меня всматривается: «Константин? Не помнишь меня?!». «Честно говоря, не припоминаю!», – крупный, слегка обрюзгший персонаж неопределяемого возраста не вызывал у меня никаких ассоциаций. «Я – Александр! Ну и удружили вы мне с Володькой тогда, не знаю, как выжил!», – веселился уже вволю разговевшийся мужик. Я ничего не понимал. Моё недоумение вконец раззадорило Александра, и он произнёс как заветный пароль: «Да я это, я! Террорист!», чем вызвал заметное недоумение окружающих.
О событиях давно минувших дней он поведал, отведя меня в сторонку. Присев на бортик детской песочницы, мы пустились по волнам памяти под веселящие напитки.
Прораб обнаружил отсутствие ручки на входной двери только утром, собираясь на работу. Без неё покинуть квартиру не представлялось возможным. Девятый этаж незаселенного, не телефонизированного дома в окружении недостроек представлял практически идеальную ловушку – «мёртвый» капкан. Наличие воды в кранах дало возможность не умереть от жажды, но от каннибализма «сокамерницу» спасло только то, что она существенно превосходила прораба размерами. Когда на третий день поздним вечером коллега и напарник по игрищам, наконец, «освободил несчастных из узилища», «Террорист» радовался как дитя. Но за прогулы, во-первых, ему вкатили выговор и лишили премии, во-вторых, понизили в должности, и, в-третьих, надолго перевели в возводящийся Зеленоград, где у строительного треста имелись многочисленные объекты. На этом его разгульная «центровая» жизнь закончилась вместе с «романтическими» выходами на улицу Горького.
* * *
Подъехал грузовик, разговор прервался, и мы с коллегами дружно принялись заносить обстановку Бориса и его тёщи в освобождённые трёхкомнатные апартаменты. Тем более, что приехавшие на такси жена Бориса и её мама сразу ринулись на кухню разбирать привезённые припасы и готовить застолье, анонсированное сразу по окончании расстановки крупногабаритных предметов мебели. Про Александра я вспомнил, только когда собрались усаживаться за стол. Но того уже и след простыл. Прораб – «Террорист» исчез из моей жизни, теперь уже навсегда.
Варшавский мир
«Никто пути пройдённого у нас не отберёт!»
Мой институтский друг Женька «Джефф» проживал в Маёвской общаге непосредственно над институтской кафешкой «Икар», что в значительной мере определяло круг его жизненных интересов. В «Икаре» регулярно происходили рок-«сейшена», на которых выступали практически все Московские группы, и Женька свёл близкое знакомство с многими музыкантами и с Виктором «Бакшеем», особенно. «Фронтмен» одной из самых популярных в те годы ВИА «Чистая случайность», Витька являл собой яркий «пример для подражания». Я никогда не забуду, как в процессе исполнения одной из композиций «Grand Funk» в ДК МТИПП, «Бакшей» в тесном окружении девчушек радостно засосал из горлышка полбутылки портвейна, всем своим видом демонстрируя торжество скорректированного под Советские реалии лозунга «Sex, booze & rock’n’roll!». Страсть к музыке «Джефф» пронёс через всю жизнь. С годами, когда существенно улучшилось материальное положение, он стал «разъезжать по Европам», посещая концерты любимых музыкантов. Кроме этого, Женька пристрастился к чтению их мемуаров и других публикаций, освещающих жизненные пути рок-кумиров нашей юности. Этим «недугом» он заразил и меня, регулярно одаривая привезёнными из странствий книжками.
«За бугром» сам я только однажды совершенно случайно попал на концерт Эрика Клэптона в Бангкоке, находясь в Юго-Восточной Азии в длительной командировке. В Москве я изредка посещаю концерты зачастивших к нам «динозавров рока», ностальгируя вместе со своими сверстниками, составляющими большинство зрителей.
Перечитывая презентованное «Джеффом» автобиографическое произведение того же Клэптона, я поймал себя на мысли, что интересы у молодых людей вне зависимости от социальной системы страны их проживания едины: музыка, книги, напитки и девушки, чтобы нам не говорили в «годы застоя» о кардинальной разнице менталитетов и идеологий. Описание Эриком празднования своего двадцатилетия практически не разнится с памятным мне отмечанием собственного 20-го дня рождения, за исключением китаянки, обнаруженной именинником у себя в постели. У нас на Автозаводской и калмычки-то встречались редко.
Книги других английских и американских музыкантов, упоминающие процессы взросления авторов в рабочих кварталах и предместьях, привели на память перипетии протекания моего отрочества в гуще Пролетарского района Москвы.