Нина не расставалась с Эдиком все две недели «путёвки», проживая то в нашей квартире, то у него в коммуналке, приезжала в ночную смену к Монетному Двору, чтобы подкормить его домашней стряпнёй под непременный коньяк, который она предпочитала всем остальным напиткам. Изредка почитывающий классическую литературу «Родственник» сравнил случившиеся отношения с Бунинским «Солнечным ударом», чем несказанно меня восхитил.
Я «облагодетельствовал» Нинульку двумя «фирменными» джинсами «Levi’s» из вельвета и греческой рогожки, сшитыми точно по её хорошенькой фигурке, так что уезжала она, отчасти выполнив план по закупкам. Сверх намеченного, её поклажа изрядно пополнилась разнообразным вьетнамским дефицитом с лёгкой Светланиной руки.
Не особо горестное расставание мы все вместе отмечали в Текстильщиках, в квартире уже приехавшей с отдыха Натальи. Нина очень благодарила за ярко и бурно проведённый отпуск и пообещала по приезду домой прислать нам с Эдиком настоящие военно-морские тельняшки. Своё слово она сдержала: через пару недель Галина вызвонила «Родственника» на встречу у Коломенской, где и вручила ему «дорогую передачу».
* * *
С возвращением Натальи жизнь вошла в привычное размеренное русло, да и отгулы подходили к концу. Навёрстывая разлуку, мы с Наташкой зачастили в кино, иногда прихватывая и «Родственника» с очередной подругой.
К приезду моих родителей втроём с Натальей и Эдиком мы в течение двух дней вылизывали квартиру, но окончательно стереть с потолка остатки черносмородинового варенья, названные отцом по возвращении в родные пенаты «следами неизвестного животного», так и не удалось.
После этого оставшиеся вольные осенние денёчки мы проводили у Наташки или в коммуналке «Родственника», где напоследок с помпой отметили сдвоенный День Рождения Мишки и Эдика, родившихся с разницей в одни сутки.
Периодически натыкаясь на хит Юрия Шевчука «Что такое осень», я до сих пор поражаюсь созвучности настроения клипа с моим мироощущением сентября 85-го года: такие же неприкаянные как Шевчук со товарищи, мы втроём с Эдиком и Мишкой весело колобродили по солнечной и ещё по-летнему тёплой Москве.
И уж совсем в унисон тому короткому куску нашей жизни звучит «Последняя осень» ДДТ: мы все находились в преддверии крутых перемен и в своей судьбе и в стране в целом.
Сейчас, много лет спустя, вспоминая последние вольные деньки до того, как я снова впрягся в лямку «трудовых свершений и побед», меня охватывает невыразимая грусть по испытанной тогда свободе и гнетущая тоска по друзьям, которых уже не вернуть.
Как же хочется, хоть иногда и ненадолго, вернуться в беспечность прошедшей юности!
«Юный Ленинец»
«Я сегодня не брит и не чёсан
Подошёл к вам с интимным вопросом,
Подошёл к вам сегодня в час ночи
С ароматом коньячно-чесночным.
Вы сказали, что я как опоссум,
Перекрещенный с пьяным матросом,
И общаться со мной между прочим
Вы готовы лишь только по почте!»
А. Соболев
В 92-ом году, приехав в Гурзуф в неурочное время – во второй половине августа, я маялся от скуки, вызванной отсутствием друзей и приятелей по многолетнему совместному проведению досуга. Из-за опоздания на «московский заезд» (с конца июля) меня ожидал тихий, почти пенсионный отдых. Единственным плюсом «мёртвого сезона» явилась возможность заселиться в прежде недоступные для простых смертных ММЛ «Спутник» и Военный санаторий. Стоимость путёвки в пересчёте с «фантиков» (красочной украинской валюты того времени) на рубли – просто грела душу.
Выбрав Международный Молодёжный Лагерь, я обосновался в самой удалённой от моря линии «бочек» с потрясающим видом на заросшие лесом горы. Единственная комната коттеджа, стилизованного под половинку разрезанной поперёк упомянутой ёмкости, вмещала две пружинные койки, стол с парой стульев, одёжный шкаф и холодильник. Мощно гудел встроенный в стену кондиционер, но все сантехнические удобства располагались на территории лагеря, и не в самом близком соседстве.
На третий день застоя я обратил внимание на бурно веселящуюся на променаде четвёрку отдыхающих. Дамы ничем особенным не выделялись, зато оба кавалера привлекали любопытствующие взгляды окружающих. Худой, если не сказать измождённый, и заторможенный, поэтического вида длинноволосый юноша составлял разительный контраст второму участнику квартета: плотному решительному мужчине «в самом расцвете сил» в дорогих тёмных очках и супермодных плавках, типичному представителю уже появившейся прослойки «новых русских».
Начало 90-ых ознаменовалось эрой «Рояля», так в народе называли продававшийся повсеместно «американский» спирт «Royal». Я не составил исключения и, предчувствуя тоскливое времяпрепровождение, захватил из Москвы пару бутылочек означенного «нектара», надеясь им скрасить не самый весёлый отдых.
У задорной группы наличествовал тот же напиток, активно употребляемый ими прямо из бутылки, что вызвало даже у меня непроизвольные горловые спазмы. Когда носитель очков забрался на волнорез и принял позу прыгуна с трамплина, я понял, что пора вмешаться. Но не успел – он сиганул вниз! Заскочив на парапет, я с изумлением наблюдал, как отчаянный спортсмен вполне профессионально «плывёт» кролем в гальке, разводя её могучими гребками, суча ногами и тренированно поворачивая голову для вдоха. До моря оставалось ещё примерно метров десять, когда он, наконец, ощутил отсутствие водной преграды и прекратил необычное развлечение.
Именно так состоялось моё первое знакомство с Анатолием С-вым, позднее переросшее в прочную дружбу, длящуюся до сих пор.
* * *
Как выяснилось позднее, на этот дебютный для Анатоля заезд в Крымский посёлок его подбил бывший сокурсник Андрей, непризнанный поэт, не раз по стопам Пушкина посещавший Гурзуф в поисках вдохновенья. Друзья сняли половину домика в начале улицы Строителей и сразу приступили к активному отдыху. В первый же день после заселения выяснилось, что вторую часть постройки занимает пара весёлых девчушек из подмосковного Обнинска. Андрей прочёл дамам тройку своих романтических неопубликованных стихотворений, а Анатоль угостил «Роялем». И сразу же склеились любовь и дружба «не отходя от кассы».
Я застал весёлый коллектив уже на излёте их отпуска, но мы ещё успели вместе прокатиться на «пьяном пароходе» и предпринять экскурсию в Ботанический Сад, прошедшую исключительно бурно и познавательно.
Утром в первую субботу сентября Анатоль с Андреем встретили своих зазноб на Киевском вокзале Москвы, и квартет в полном составе посетил Гурзуфскую «стрелку» на Маяковке. Оттуда компания, прихватив меня с подружкой, отправилась к Тольке на «фазенду», где и продолжила веселье.
До наступления холодов мы с Анатолем успели ещё несколько раз посетить дачу его семьи в Домодедово, где я познакомился с частью родственников и институтским другом Сергеем К-ным, сразу запомнившимся неожиданной привычкой дарить свои наручные часы каждому понравившемуся ему персонажу.
* * *
В начале января Анатоль пригласил меня на свой День Рождения. Оказалось, что я старше его ровно на год и двое суток. На торжестве я впервые увидел весь многонациональный клан именинника и, познакомившись с его главой – Толиной бабушкой «Дифой», понял, откуда в моём новом приятеле такое фантастическое жизнелюбие, могучая тяга ко всему прекрасному, особенно противоположному полу, и глубокая интеллигентность.
Подаренный Юдифью Александровной дневник личных воспоминаний долго служил мне настольной книгой, заряжая оптимизмом и отличным настроением. При любом горестном или трагическом событии в жизни бабушки внезапно «вдруг откуда не возьмись» появлялся замечательный мужчина, с помощью которого всё вокруг стремительно налаживалось! Во всяком случае, именно так я воспринял «красную нить» мемуарного произведения. Регулярно перечитывая его, я, наконец, осознал, что фраза «Кровь не водица!» подразумевает именно постоянство круга интересов, переходящее из поколения в поколение и впитанное с молоком матери.
Выросший в семье научно-технической интеллигенции достаточно пуританских нравов, я несколько опешил от услышанных на Толькином празднике задорных тостов, красочных оборотов и озорных выражений, сравнимых по сочности с прозой Бабеля. Я бы совершенно не удивился, если бы кто-нибудь из родственников презентовал имениннику дорогостоящий подарок с замечательной, обыгранной Ильфом и Петровым, гравировкой «За успешную сдачу экзаменов на аттестат половой зрелости», настолько это соответствовало духу всего семейства.
На празднестве в роли подруги юбиляра выступала его бывшая одноклассница Наталья, очень складненькая и чрезвычайно миниатюрная особа, полностью соответствующая пословице «Маленькая собачка до старости щенок!». Глядя на её хорошенькое личико, я ни за что не дал бы ей больше 25-ти лет, а фигуркой она напоминала девочку-подростка с живым весом до 40 кг. Её с Анатолем связывали непростые, периодически возобновляющиеся отношения, длящиеся с начальной школы. В 7-ом классе «изменщик» решительно переметнулся к другой комсомолке, оставив Наташу с разбитым сердцем, но между своими «любовями» и браками регулярно находил утешение в её объятьях. Наталья тоже в монастыре не затворялась, однажды побывала замужем и теперь успешно растила сына – подростка, существенно превосходившего её габаритами. Толька относился к нему как к своему собственному.
Позднее я, наконец, выяснил, почему в кругу родных Анатоля называли «Юный Ленинец»: его первой серьёзной школьной любви и двум последующим жёнам их родители дали замечательное имя Елена. А учитывая тот факт, что дебютным браком молодой муж ознаменовал своё совершеннолетие, эпитет «юный» выглядел совершенно корректным.
* * *
Толик долго проходил в кругу «гурзуфцев» под прозвищем «Террорист», отражавшим его неутолимый интерес к прекрасному полу. Тёплым московским вечером, сильно отягощённые употреблёнными алкогольными напитками во время Гурзуфской стрелки, мы стартовали на «флэт» из ЦПКиО, куда переместилось гулянье после «утренника» у «левой ноги» Маяковского. В процессе движения из глубины Парка к воротам находящийся в активном поиске Анатоль не оставил без внимания ни одну повстречавшуюся даму. На вопрос моей заинтересовавшейся происходящим спутницы «Ну что, Толь, попалась достойная особь?», последовал запомнившийся на всю жизнь ответ: «Из своей кровати ни одну не выгнал бы, а вот жениться не на ком!».
В течение последующих нескольких лет я регулярно пересекался на пару-тройку дней с Анатолем в Гурзуфе. Они с Натальей и Андреем тяготели к бархатному сезону. Но, несмотря на то, что «семейство» не придерживалось дат московского заезда, на Гурзуфскую «стрелку» всегда появлялось «как штык» и принимало самое активное участие в продолжении праздника, перемещавшегося узким кругом, как правило, на дачу к Тольке.
* * *
В «опасные», как теперь говорят, «девяностые» я ударно работал в синдикате из четырёх компаний у своего старинного приятеля «Петровича», офис которого размещался в гостинице «Урал» на Чернышевского. Анатолий, вполне успешный бизнесмен, регулярно оказывал нам различные услуги и консультации финансового плана. Контора его бывшего сокурсника Сергея, однажды встреченного мной на Толькиной даче, располагалась в Лялином переулке, в пяти минутах ходьбы от нас. Сам Серёга трудился финансовым посредником при двух крупных частных банках, занимаясь всем, что имело отношение к деньгам: конвертация всех видов валюты, «тёмные» кредиты, финансирование загадочных проектов и т. п. Мы нередко прибегали к его услугам, особенно в части обмена валют. Спасибо Анатолю: его очень своевременное предупреждение о том, что Сергей – натура увлекающаяся, и настоятельная рекомендация в его «полуфантастические химеры» не впрягаться, уберегли нас от весьма серьёзных проблем.
* * *
В одну из посиделок в загородных владениях, Анатоль, собиравшийся по коммерческим делам своей компании в Страну Обетованную, предложил мне составить ему компанию. Я в тот момент находился на распутье: работа «Генералом Манагером» в английской компании подходила к завершению (из-за внезапного исчезновения владельца в бескрайних просторах родной ему Великобритании), а новые перспективы пока не вырисовывались.
«Поехали, прокатишься, глянешь на историческую Родину, может и с работой наладится?!», – и по здравому рассуждению я принял Толькино предложение. У самого Анатоля в тот период на службе дела шли в гору, он являлся совладельцем и финансовым директором крупной, развивающейся оптово-торговой компании.
Перед посадкой в самолёт в «Шереметьево-1» нас с приятелем едва не задавили своими тюками упитанные молодцы ярко выраженной среднеазиатской внешности, при выяснении отношений на повышенных тонах, едва не перешедшем в «товарищеское недоразумение», оказавшиеся «бухарскими евреями». Анатоль настолько горячо выражал им своё негодование, что активным нарушителем спокойствия и порядка заинтересовалась служба охраны аэропорта и впоследствии отыгралась на нём, гоняя через рамку металлоискателя около часа и последовательно раздев до трусов, но в Тольке таки постоянно что-то звенело.
В аэропорту Бен-Гурион нас встретил давний друг Анатоля Стас, сразу же прокативший нас по Тель-Авиву, и, после короткого приветственного застолья на набережной Средиземного моря, доставил в свою квартиру в новом районе Иерусалима с потрясающим панорамным видом.
На следующий день, поднявшись по устоявшейся привычке очень рано, я восседал в одиночестве на кухне Стаса за необычной и очень понравившейся мне барной стойкой, уставленной хозяйской коллекцией маленьких бутылочек всевозможных крепких напитков, и попивал традиционный утренний кофе. Анатоль и Стас с вечера довольно бурно отпраздновали встречу друзей, оприходовав не только привезённую мной презентационную литровую бутылку водки «Юрий Долгорукий», но и усугубив её вместе с соседом, бывшим аргентинцем, Педро Винокуром текилой «Ацтека», поэтому их раннего подъёма я не ожидал. Внезапно входная дверь беззвучно распахнулась, и на пороге вырос молодой мужчина «заниженного роста» относительно интеллигентной внешности с объёмным коробом подмышкой. Совершенно не удивившись незнакомцу, он вежливо поздоровался и поинтересовался наличием хозяина. Вполуха слушая мои объяснения про затяжной сон Стаса, «интеллигент» прошёл вглубь объединённой с кухней «залы», привычно приткнул коробку в угол за диван и произнёс на ходу уже в дверях: «Пусть немного здесь постоит, а то я обыска ожидаю!». Знакомый облик – тёмный добротный костюм в сочетании с расстёгнутой у ворота белоснежной сорочкой, из-под которой виднелась толстая золотая цепь, чёрные туфли с блестящими золотыми застёжками в виде кинжала – в сочетании с чистым московским выговором до боли напомнили мне родной город пару-тройку лет назад. Странное ощущение: то ли я никуда не уезжал из Москвы, то ли я опять туда вернулся, не покидало меня, пока у стойки не возник иерусалимец Стас. «Кто это был?», – на моё описание утреннего визита наш гостеприимный хозяин в двух словах объяснил: «Это сосед – Гришка! Московский грузинский еврей. Пенсионер бауманской бригады!» и более в подробности не вдавался.
В обед, выяснив у Стаса количество разрешённого промилле алкоголя в крови и соответствующе «поправившись», Толька сел за руль арендованного автомобиля, вручил мне карту «Будешь за штурмана!», и мы стартовали в направлении Красного Моря.