И снова в путь

Металлические перила Дворцового моста плохо что-либо скрывают, но Андрей, вроде бы, пробрался незамеченным и теперь, пройдя дворами Кунсткамеры, прятался на территории роддома, находящегося напротив главного входа в университет, как раз на той улице, в торце которой он видел людей. Васильевский остров планировался Петром Первым как Северная Венеция – улицы должны были превратиться в каналы. Идея эта прожила недолго: каналы засыпали, от неё остались лишь названия улиц – номерные и именные линии. Сейчас Андрея от университета отделяла Менделеевская линия, больше похожая на бульвар: полосы встречного движения разделяла широкая зелёная полоса, засаженная густыми кустами сирени и большими деревьями. Все они пока ещё были прозрачными и ничего не скрывали. В отличие от трёх огромных туристических автобусов, которые преграждали подъезды к университету со всех сторон. Подозрительно стоявших автобусов – ну не могли их просто так бросить, слишком уже тактически правильно они прикрывали вход. Веский аргумент в пользу того, что здесь живут, подумал Андрей, вопрос кто.

Михаил Израилевич, которого в этот день поставили сторожить главный вход, очень удивился, когда из-за автобуса выскользнул молодой человек к поднятыми руками. Он уверенно шёл, широко улыбаясь, к центральным дверям. Пожилой сторож положил палец на курки двухстволки, а другой рукой, не двигаясь, чтобы не привлекать внимания, нажал на кнопку звонка – они назвали её тревожной кнопкой – таким образом охранник оповещал об опасности. Парень подходил так, что его было видно с любой точки, с расчётом, что его заметят и встретят.

– Я один! – Громко крикнул Андрей, не зная, что его отлично слышно через открытую форточку. – У меня только пистолет! Я сейчас его медленно достану и положу на землю!

Он вёл себя так, как будто за ним наблюдают, хотя он ещё никого не заметил, – просто был уверен, что тут должен быть кто-то.

– Вот, всё! Я без оружия! Я пришёл один, без хвоста! Можно мне войти?! – продолжал кричать Андрей.

– Что у тебя тут? – В холле появился Кирилл Петрович, молодящийся мужчина средних лет плотного телосложения в хаки и винтовкой на плече.

– Да вот пришёл кто-то, уверенный, что мы тут есть. Говорит, что один, оружие положил на землю. Выглядит прилично, не похож на бандита.

– Давай-ка посмотрю на него.

Андрей продолжал стоять на середине площадки перед дверьми, не приближаясь. Он ждал сбудутся ли его ожидания, что его уже заметили. Из-за темноты в здании за стёклами ничего не разглядеть, хотя один раз ему показалось, что заметил какое-то движение. И тут скрипнул ключ в двери, при этом голос раздался из окна:

– Не делайте резких движений, мы все вооружены.

– Стою!

– Почему вы без маски?

– Переболел, не заразен. С заразными общался, но с необходимой дезинфекцией.

– Это где-то вы нашли необходимую дезинфекцию?

– У нас есть стерильные боксы, оборудование для лечения. Из десяти больных у нас выздоровело трое. – Ответили ему молчанием.

– Молодой человек, сейчас откроют дверь. Вы плавно, просто нежно, входите и сразу за дверью остановитесь.

Андрей замер в тамбуре, откуда открывались три двери в холл, где раньше сидела охрана и вахтёрша, откуда можно было выйти через здание во двор или подняться по лестнице на второй этаж. Когда глаза привыкли к сумраку, он увидел, что его стерегут двое мужчин в масках – не поверили или решили перестраховаться. Снова подняв руки, он толкнул застеклённую дверь и вошёл внутрь.

– И как мы будем общаться, если вы будете всё время в масках?

Нельзя сказать, что стол ломился от яств, но деликатесы были: свежие, упругие и пупырчатые огурцы, лук и чеснок, зелёные и тоже свежие, петрушка и укроп крупными листьями, пара морковок прямо из земли. Община пыталась вырастить на подоконниках зелень, но получались лишь довольно чахлые побеги тянущиеся к свету, потому для Андрея всё это было чем-то почти сказочным, из далёкого прошлого. В университете сохранились оранжереи собственного ботанического сада – их перепрофилировали под утилитарные нужды. Сохранив при этом некоторые уникальные деревья и пальмы – они теперь так же бесполезны, как и картины Русского музея, но рука не поднималась уничтожить то, что с таким упорством растили сотню лет.

Приём Андрею устроили не торжественный, но по всем правилам гостеприимства: сначала обыск и проверка, потом накормить и напоить – лишь затем расспрашивать и начинать серьёзные вопросы.

– Мы с вами, Андрей Саныч, – несколько запанибратски встрял в разговор Кирилл Петрович, – оказались в очень разной ситуации. Вы – на окраине города, мы же – в центре. Из-за вашей уединённости, я бы сказал даже, изолированности, вы не сталкивались с бандами. Мы тут их почти каждый день наблюдаем, любят они ходить вокруг. Видели как горит Эрмитаж, как грабили Монетный двор в Петропавловке, слышали как многочисленные взрывы разрывали Адмиралтейство изнутри. Вы неправильно их оцениваете, ваша классификация на мародёров и вандалов не учитывает один важный фактор – ненависть. Вот вы говорите, что вандалы имеют простой принцип – после нас хоть потоп. Кто-то из них – может быть, но точно не все. Мы тут видели немало банд, кое с кем даже общались, которыми двигал другой импульс: ненависть к тем, кто это всё устроил. К тем, кто допустил смертоносную пандемию. А кто её допустил? Начальство всех сортов и оттенков. Потому что не приняли мер. Врачи, медики. Потому что не спасли, не вылечили. То, что они и не могли этого сделать – никого не волнует. А ещё туристы виноваты – они разносили заразу по миру. И биологи – они придумали, разработали этот вирус. Правда это или нет, никого не волнует, нужна цель для ненависти. Выплеснуть гнев, скрыть страх, разъедающий душу до самого основания – а на кого придумать просто. Туристы принесли заразу – да. А зачем они приехали – смотреть Эрмитаж. Туристов уже нет, но Эрмитаж сжечь всё ещё можно. Ай да молодцы, отомстим за матерей и детей! Вот потому часть вандалов не только крушит всё вокруг, но и убивает людей. Любой не свой – враг, переносчик вируса. На костёр его! По нашим подсчётам, от рук бандитов в центре города погибла минимум тысяча человек. То, что нам удалось собрать, – крохи. Так что не только пандемия виновата в нашем положении, в том, что нас тут единицы. И в том, что большая часть зданий разрушена. Посмотрите на библиотеку академии наук – такое, кроме как ненавистью, не объяснить.

Кирилл Петрович горячился, явно задетый этой темой: ему, как историку, Эрмитаж был не просто музеем, но и местом работы. Разрушение истории и материальных носителей этой истории – что может быть болезненнее. Заметив его чрезмерное увлечение темой, Мария Александровна, жена, подсела к нему и успокаивающе обняла.

– А как вы избежали разрушения университета? Здание Двенадцати коллегий должно привлекать вандалов такого типа. – Андрей обратил внимание, что Кирилл Петрович значительно старше жены, но выглядят они неплохой парой.

– Первое, что мы сделали, – перехватил инициативу Михаил Израилевич, – усложнили подъезд, перекрыли, насколько возможно, дороги вокруг этого квартала. Наиболее агрессивные банды ездят на машинах, когда не добраться, они часто плюют, отказываются от конкретной цели и едут в другое место. Затем мы перекрыли входы в кампус, это было несложно – администрация и до нас этим активно занималась. Нам осталось укрепить ворота, поставить рядом с ними машины, навалили мусор. Создавали впечатление, что тут никого нет и не было, а местами сами показательно мародёрствовали. Ну и в последнюю очередь – отстреливались.

Группа, состоящая преимущественно из сотрудников университета и их родственников, жила на территории университета с самого начала пандемии: некоторые из них решили просто не возвращаться домой, когда университет закрыли на карантин, подумав, что тут лучше изоляция и условия, чем дома. Кто-то, когда пандемия была уже в разгаре, вернулся в университет с такими же мыслями. И действительно, тут можно было выживать в хороших условиях. Огромный квартал, уже изначально окружённый заборами, где были не только учебные корпуса, но и своя котельная, кафе, столовая, ботанический сад, футбольное поле и многое другое. К университету примыкал бывший НИИ, часть которого недавно выкупили и сделали элитную гостиницу и не менее элитный жилой комплекс. То есть тут можно найти всё, что душе угодно.

Андрея они принимали в зале бывшего кафе в здании Александровской коллегии, где изначально располагалось общежитие, а потом различная администрация университета. Это место имело много достоинств, так как находилось далеко от дорог, но рядом с котельной и ботаническим садом – здание решено было сделать основным. Оказалось, что учёным удалось запустить котельную на малой мощности так, чтобы она обогревала только два соседних здания и ботсад. Благодаря этому оранжереи оставались тёплыми всю зиму и универсанты выращивали там зелень и овощи, которые скрашивали жизнь и делали питание более сбалансированным. Вообще жизнь в университете была великолепно обустроена, с тёплыми клозетами, спортивным залом, столовой, кафе, баней в гостинице и местом для прогулок. И с библиотеками.

Всего в университете собралось порядка тридцати взрослых и пятеро детей. Показательно, что пришли в свою альма-матер не только те, кто работал или учился в этом кампусе, но и химики-физики, которых давным-давно выселили в Петергоф, в пригород. То есть собрались не только лирики с биологами, но и матёрые физики, что привело создать полноценную группу, а также запустить котельную, вырастить зелень и установить строгий внутренний распорядок. Пригодились все, всем хватало занятий, каждый дополнял собой маленький учёный мир.

– И тут вы, Андрей Саныч, не правы. – Снова вклинился Кирилл Петрович. – Вы говорите, что в городе плохо, бесперспективно, но так ли это? Вот мы тут отлично устроились. У нас есть запасы еды, по нашим расчётам запасов топлива нам хватит на ещё одну зиму, к тому времени мы добудем ещё. Открытой земли тут столько, что мы сможем посадить картошку и прочие овощи – сделать запасы на зиму. Бандиты? Думаю, уже летом их станет меньше – потянет на природу. Ну, и тут остаётся всё меньше интересного или полезного. Так что скоро мегаполис начнёт скорее отпугивать, чем притягивать. И мы можем этому поспособствовать разными способами… Так что жить можно будет спокойно, не бояться людей – живых. Когда станет спокойно, мы сможем расширяться. Смотрите. С одной стороны у нас Румянцевский садик, огромный двор Академии художеств, широченная зелёная зона Большого проспекта, которая начинается прямо с той стороны университета. С другой стороны – стрелка Васильевского острова, где тоже можно много чего засеять. Затем, через Биржевой мост, Александровский парк с зоопарком – отличное место для выпаса коров, которых будет совсем несложно привезти. А Петропавловская крепость? Что может быть лучше! С северной стороны огромный зелёный луг – даже делать ничего не надо. Внутри тоже отличные площади, и жить можно. И вообще: тут в центре куча старых домов, в которых можно восстановить камины и отличненько сидеть с трубкой и стаканом длинными холодными вечерами. Можно и Адмиралтейство изучить, посмотреть, что там сохранилось, зелёную зону вокруг использовать – думаю, никто не будет возражать, если мы там вырубим остатки деревьев, ликвидируем дорожки. А там и до Новой Голландии рукой подать – готовая современная крепость со всеми удобствами. В целом центр города – не самое плохое место для выживания, ваши окраины – хуже. У нас есть возможность жить в самом центре, пользоваться всеми плюшками, которые даёт близость магазинов, складов, офисов и так далее. Вон оружие у нас прямиком из Главного штаба – с Дворцовой площади. И при этом чувствовать себя как загородом, иметь свои огороды и поля.

Слушатели, другие члены университетской группы, заслушались рассказом о красивом будущем, о славных перспективах, которые их ждут, но Андрей решил добавить ложку дёгтя.

– Согласен, всё так, как вы говорите, тут действительно лучшее в городе место. Разве что, возможно, в ботсаду, большом, на Петроградке, место не хуже. Но всё равно перспективы тут не такие радужные, как вы строите. Пшеничные поля среди развалин. В ближайшей перспективе всё ничего. Лет десять, может даже больше, всё будет терпимо, но… Десять-двадцать лет простоят дома, но сколько выдержат трубы? Через сколько времени в землю начнут попадать тяжёлые металлы из лопнувшей канализации, из сточных вод, которые раньше очищали? Сколько всякой гадости начнёт попадать в воздух, воду и землю? Вот здесь, в университете, когда-то был циклотрон, физфак, химфак, на биофаке, наверняка осталось приличное количество всякой химической гадости, которая со временем начнёт разлетаться. Высокотехнологическое оборудование нужно утилизировать, так же как многотысячные запасы батареек, ртутных ламп, которые везде. Одна батарейка загрязняет сколько, один квадратный метр почвы? А сколько их тут, в этих зданиях? И это только университет, а что другие предприятия, которые остались в центре города или в таких местах, откуда будет стекать в Неву и близлежащие реки? Машины, брошенные на улицах, скоро начнут гнить, с них потечёт железо, алюминий, тяжёлые металлы, масла, продукты разложения пластика… Во всех углах разведётся плесень, чьи споры будут вызывать аллергию и болезни. Да, жить в таком городе, наверное, можно будет ещё десятки лет, но выращивать еду я бы тут не стал. Да и пить воду из Невы – тоже. Да что там пить – брать её для полива. В Припяти проще – там мародёры всё вынесли, остались лишь бетонные коробки, загрязнителей, кроме собственно радиации, мало, потому природа и буйствует. В Петербурге, думаю, будет не так.

– И что вы предлагаете?

– Объединиться, вместе нас будет более пятидесяти человек, уже достаточно большая община для выживания. Мы обдумываем варианты выезда из города, сейчас предпочтительный вариант – Гатчина. Не обязательно центр, может быть частные дома на окраинах, но в любом случае там чище, чем в Петербурге. Чище, но и есть база, инфраструктура, на основе которой можно начать возрождение. Возможно есть пригороды не хуже, но этот ближе всего к нам.

– А Стрельна, Петергоф?

– Они на заливе, а от него мы не ждём ничего хорошего: туда выливается Нева и прочие реки, несущие чёрт-те что. Ну и близость ЛАЭС – атомной станции – не радует.

– Нам нужно обдумать ваше предложение.

– Да, конечно. Я могу пока погулять у вас, если можно, посмотрю ботсад.

Обсуждение затянулось и Андрей остался ночевать в университете. Друзья уже привыкли, что он мог уйти в город и пропасть на два-три дня, потому никто не беспокоился. Как же давно он не спал в комнате с центральным отоплением, где не пахло печкой, но было тепло и уютно, даже свет можно было включать, но только при плотно задёрнутых шторах – чтобы не было демаскировки. Когда его инструктировала Карина Олеговна, бывшая студентка восточного факультета, как правильно себя вести, Андрею вспомнились рассказы про блокаду и окна, заклеенные бумагой – чтобы осколков было меньше.

Глава 7

Ночь, проведённая в университете, оказалась последней спокойной ночью. Ранним утром решение было вынесено: основная часть университетской группы уходит в общину Андрея, чтобы позднее всем вместе перебраться в пригород, в Гатчину.

Несколько человек отказались уходить, так как оранжереи ботсада им стали родными, они не захотели бросать начатое. С другой стороны, было решено, что оставить небольшую группу в центре города полезно, она будет собирать одиночек и, если будут желающие, пересылать их в основную общину.

Потому, сразу после сытного завтрака, Андрей и ещё два человека из университетской группы перешли Неву и двинулись на юг, к общине. Там дело закипело. В университете было несколько машин, но явно недостаточно, так что весь автопарк общины нуждался в проверке и подготовке. Подготовить жильё – отдельное, группы пока не слишком доверяли друг другу в плане вирусной безопасности. И на всё это были выделены лишь день да ночь. Уже на следующее утро караван машин выдвинулся по пустынным улицам Петербурга.

Цепочка машин выглядела необычно, но если вы видели американские фильмы типа "Безумный Макс", то она вас не удивила бы. Колонну возглавлял кроссовер, с переделанным под стрелка люком на крыше – широкий обзор и круговая защита металлическими листами и пуленепробиваемым стеклом. Также же в обязанности стрелка входили сигнальные функции – группа старалась соблюдать тишину в эфире. Инкассаторский броневичок, у которого кузов переделали в огневую точку пулемёта, прикрывал колонну сзади. В центре ехал кто попало, но в каждой машине было как минимум по два ствола.

Туда доехали быстро и без проблем, только один раз останавливались, чтобы шире раздвинуть машины, загромождающие проезжую часть. Прямо с набережной вся делегация заехала на территорию университета через редко открывающиеся ворота.

Упаковка и погрузка потребовала ещё два дня, но дозорные уже в середине первого дня стали замечать подозрительное движение вокруг, и сборы ускорили. Вся ночь прошла в напряжении: укладка вещей в многочисленный транспорт не останавливалась ни на минуту, у людей не проходило ощущение, что за ними наблюдают из каждого тёмного угла. Однако, ночь прошла спокойно, нападения, которого опасался Кирилл Петрович, не случилось.

Следующее утро, которое Андрей снова встречал на колёсах, выдалось ясным с небольшой изморозью на асфальте и распускающимися кустами во дворе университета. Он предвкушал новую дорогу, новое, пусть и короткое, путешествие. Это всегда его бодрило, вдохновляло на то, чтобы радостнее смотреть на мир. Последние приготовления и вот-вот будет сигнал к отправлению, машина одна за другой тронутся, пройдут через ворота и помчатся по вымершим улицам в новое убежище. Пока всё шло гладко и, Андрей надеялся, что так же и завершится. Пока ему всё удавалось.

Михаил Израильевич последним прощался с остающимися, обнимался с Кариной Олеговной и Анной Валентиновной, которые стали ему как дочки. Андрей с подножки джипа наблюдал за тем, как машина за машиной выворачивают из двора университета и набирают скорость, чтобы затем, повизгивая резиной, вывернуть на Благовещенский мост. Сегодня был выбран новый маршрут, в том числе из-за слежки и вероятности нападения при выезде. Ворота закрыли, замотали проволокой, загородили Газелью – внешне университет снова мёртв, значит пора в путь. За рулём сидел Марат, парень со склада, он оказался не только хорошим техником, но и отличным водителем. Дым из под колёс и машина уже идёт в первых рядах, но вторым рядом, вне колонны.

Строй держали строго, скорость движения радовала, уже прошли нелюбимую Андреем площадь Труда, переехали Мойку. Вот-вот должна показаться сгоревшая Мариинка, но тут из-за угла, прямо перед головной машиной, на перекрёсток вылетели две поливочные машины с большими оранжевыми баками полными воды. Такими обычно ограничивают митинги. Кроссовер на полной скорости врезается в одну из них – его разворачивает, переворачивает и плющит о вторую машину. Визг тормозов всех машин в колонне заглушил все остальные звуки и, кажется, даже мысли. Кто-то не справляется с управлением, кто-то реагирует слишком медленно. А думать нужно быстро. Сзади мост через Мойку, который, скорее всего, перекроют при необходимости, по бокам – дома с единичными арками. Спрятаться, свернуть некуда. Место для ловушки подобрано превосходно. И мы в неё отлично попали, подумал Андрей, выпрыгивая из машины.

Дмитрий, который ехал в китайском микроавтобусе, не растерялся: он первым приказал развернуть автобус боком и уже выводил людей, выстраивал оборону. Хорошо, что он оказался такой не один – автобус, поставленный поперёк дороги, с двух сторон тут же прикрыли ещё два автомобиля. Вовремя, так как раздался дробный грохот обстрела из окон, где-то со второго-третьего этажа. Андрей прикинул, что нападающих не менее двадцати человек. Основная группа собралась вокруг Дмитрия, но она почему-то почти не отстреливалась, хотя Андрею, интуитивно, очень хотелось ответить огнём.

Минут через пять стрельба затихла и к разбитому кроссоверу подъехал инкассаторский броневик, оборудованный громкоговорителем.

– Сложите оружие, вы окружены! – Раздался голос, мужской, но сильно исковерканный усилением.