Падение титана, или Октябрьский конь

– Ни Цезарь, ни его ликторы не подчиняются командам глупых царевен, – тихо сказал Цезарь. – В отсутствие царя я правлю в Александрии на основании пунктов завещания Птолемея Александра и вашего отца Авлета. – Он подался вперед. – А теперь, царевна, перейдем к делу. И не дуйся, как избалованный ребенок, иначе я прикажу одному из моих ликторов вытащить прут из его фасций и отстегать тебя. – Взгляд его остановился на стоящем рядом с ней человеке. – Ты кто?

– Ганимед, евнух. Воспитатель и телохранитель царевны.

– Ганимед, ты вроде похож на здравомыслящего человека, так что я буду разговаривать только с тобой.

– Нет, со мной! – крикнула Арсиноя, лицо ее пошло пятнами. – Немедленно сойди с трона!

– Придержи язык! – резко оборвал ее Цезарь. – Ганимед, мне нужна резиденция для меня и моих старших офицеров, а также в достаточном количестве свежий хлеб, овощи, масло, вино, яйца и вода для войска, которое останется на кораблях, пока я не разберусь, что здесь происходит. Плохи дела, когда диктатора Рима встречают с тупой и бесцельной враждебностью. Ты понимаешь меня?

– Да, великий Цезарь.

– Хорошо! – Цезарь поднялся и сошел вниз по ступеням. – Вот тебе первое поручение: уведи подальше этих двух несносных детей.

– Я не могу этого сделать, Цезарь, если тебе нужно мое присутствие.

– Почему?

– Долихос – мужчина. Он может увести царевича Птолемея Филадельфа, но не царевну. Ей нельзя находиться в мужском обществе без присмотра.

– Есть ли здесь еще кастраты? – спросил Цезарь с кривой улыбкой: Александрия, кажется, презабавнейший город.

– Конечно.

– Тогда ступай с детьми, приставь к царевне Арсиное кого-нибудь вроде себя и поскорей возвращайся.

Царевна Арсиноя, выбитая из колеи властным окриком, хотела что-то сказать, но Ганимед твердо взял ее за плечо и вывел из зала. Мальчик Филадельф и его воспитатель тоже поспешили уйти.

– Ну и ситуация! – сказал Цезарь Фабию.

– Еще немного – и я бы взялся за прут. У меня просто руки чесались.

– У меня тоже, – вздохнул великий человек. – Все эти Птолемеи довольно своеобразны. По крайней мере, хоть Ганимед кажется вполне разумным человеком, но он, к сожалению, не царских кровей.

– Я думал, евнухи толстые и похожи на женщин.

– Те, кого кастрируют в детском возрасте, – да. А после наступления половой зрелости кастрация мало влияет на правильное развитие организма.

Вернулся Ганимед. На лице осторожная, но не заискивающая улыбка.

– Я к твоим услугам, великий Цезарь.

– Достаточно просто Цезарь. А теперь ответь, почему двор в Пелузии?

Евнух удивился.

– Идет война, – сказал он.

– Какая война?

– Война между нашим царем и нашей царицей. В начале года цены на продовольствие взлетели, и Александрия восстала. Обвинили царицу, ведь царю лишь тринадцать. – Лицо Ганимеда омрачилось. – Мира здесь давно уже нет. На царя большое влияние имеют воспитатель Теодат и главный дворцовый управляющий Потин. Это очень честолюбивые люди. Царица Клеопатра – их враг.

– Я так понимаю, что она убежала?

– Да, на юг, в Мемфис, к египетским жрецам. Ведь она является также и фараоном.

– Как и любой из Птолемеев, восходящих на трон?

– Нет, Цезарь, далеко не любой. Отец нашей царицы Авлет, например, не носил этого титула. Он свысока смотрел на жрецов, и те платили ему тем же. А ведь они имеют огромное влияние на коренных египтян. Авлет не учитывал этого. Царица же Клеопатра всегда была с ними дружна и даже жила в Мемфисе одно время. Вот жрецы и провозгласили ее фараоном. Царь и царица – это александрийские титулы. В Египте Нила – в настоящем Египте – эти титулы веса не имеют.

– Значит, царица-фараон убежала в Мемфис к жрецам. А почему не в другую страну, как ее отец, когда его скинули с трона? – удивленно спросил Цезарь.

– В чужие страны Птолемеи обычно бегут без гроша. Александрия больших сокровищ не копит. Поэтому если Птолемей не фараон, то денег ему взять негде. А Клеопатра, как фараон, велела жрецам Мемфиса дать ей денег. И получила достаточно, чтобы нанять в Сирии армию. Теперь она с войском стоит под Пелузием, на северном склоне горы Касий.

Цезарь нахмурился:

– Горы? Не думал, что тут есть горы. Во всяком случае, до Синая.

– Это просто высокая дюна.

– Ага. Продолжай.

– Командующий Ахилла привел царскую армию к южному склону горы и там стал лагерем. А недавно Потин с Теодатом перегнали в Пелузий военные корабли. И повезли туда же нашего маленького царя. Похоже, будет сражение.

– Значит, Египет или, скорее, Александрия втянуты в гражданскую войну, – сказал Цезарь, расхаживая по залу. – Видел ли кто-нибудь здесь Гнея Помпея Магна?

– Об этом я ничего не знаю, Цезарь. Определенно он не в Александрии. Это правда, что ты победил его в Фессалии?

– О да. Разбил наголову. Некоторое время назад он покинул Кипр, и я полагал, что он направился в Египет.

«Нет, – подумал Цезарь, искоса наблюдая за Ганимедом, – этот человек действительно не знает, где сейчас находится мой старый друг и противник. Тогда где же Помпей? Может быть, его тоже послали к тому ручью в семи милях от гавани Евноста и он поплыл дальше, в Киренаику?»

Он вдруг остановился.

– Очень хорошо. Кажется, мне придется применить родительскую власть в отношении этих глупых детей и примирить их. Поэтому ты пошлешь двух гонцов в Пелузий. Одного к царю Птолемею, другого к царице. Я требую, чтобы они оба явились сюда, в их дворец. Это ясно?

Ганимед смутился.

– С царем я не предвижу никаких трудностей, Цезарь, но царица сюда не поедет. Как только она появится, толпа набросится на нее. – Он презрительно вздернул верхнюю губу. – Любимое занятие александрийцев – рвать на куски неугодных правителей. На рыночной площади, где много места. – Он кашлянул. – Должен добавить, Цезарь, что и тебе ради собственной безопасности никуда не надо бы выходить. Город сейчас во власти смутьянов.

– Хорошо, Ганимед. Делай, что можешь. А теперь покажи мне мои комнаты. И проследи, чтобы римских солдат хорошо накормили. Естественно, я заплачу за каждую каплю, за каждую крошку. Даже по вашим теперешним ценам.

– Итак, – сказал Цезарь Руфрию за поздним обедом в своих новых покоях, – мне пока ничего не удалось узнать о судьбе бедного Магна, но я боюсь за него. Ганимед о нем не слышал, однако я не доверяю этому человеку. Если другой евнух, Потин, стремится править через малолетнего Птолемея, то почему бы Ганимеду не делать ставку на Арсиною?

– Конечно, они поступили с нами низко, – заметил Руфрий, оглядывая помещение. – Сулили хоромы, а поместили в лачуги. – Он усмехнулся. – Особенно страдает Тиберий Нерон. Он выбит из колеи тем, что вынужден делить жилье еще с одним военным трибуном, а отсутствие приглашения отобедать с тобой и вовсе его убивает.

– И почему, скажи на милость, ему так хочется разделить трапезу с самым распоследним из римских эпикурейцев? Эти аристократы совершенно несносны. Да оградят меня боги от них!

«А сам-то он кто? – улыбаясь про себя, подумал Руфрий. – Такой же несносный аристократ. Правда, его несносность не связана с древностью рода. И его бесит необходимость брать на службу таких болванов, как Нерон, только потому, что тот патриций из рода Клавдиев. Но Цезарь не может сказать об этом, не нанеся мне оскорбления».