Падение титана, или Октябрьский конь

– Нет, никогда! – сквозь зубы сказал Гермократ. – Отдай нам царя Птолемея, который чтит свою родословную.

– Аполлодор, немедленно приведи к нам царя.

Малолетний царь, одетый как македонец, в шляпе и диадеме, явно порадовал Гермократа, и он снова упал на колени, чтобы облобызать монаршую руку.

– О, твое величество, твое величество, ты нам нужен! – простонал он.

После того как шок, вызванный разлукой с Теодатом, прошел, Птолемей оказался в обществе младшего брата Филадельфа и с ним нашел выход своей молодой энергии, что понравилось ему намного больше, чем ухаживания Теодата. Смерть Помпея Великого толкнула Теодата на преждевременное совращение мальчика, которое, с одной стороны, заинтриговало его, а с другой – вызывало отвращение. Хотя Птолемей провел с Теодатом – близким другом отца – всю свою жизнь, он всегда смотрел на воспитателя как на весьма неприятного старика. Некоторые вещи, которые Теодат проделывал с ним, были приятны, но не все, и к тому же мальчику не доставлял удовольствия сам их исполнитель – с обвисшим телом, черными гнилыми зубами и противным запахом изо рта. Юный Птолемей вступил в пору полового созревания, но его воображение по-прежнему занимали не любовные похождения, а колесницы, армии и сражения, где он представлял себя командующим. Так что, когда Цезарь устранил Теодата, маленький Филадельф стал товарищем Эвергета по играм в войну. И такая жизнь была по душе им обоим. Они бегали по дворцу и вокруг него, издавая воинственные вопли, вели разговоры с легионерами, которых Цезарь расставил охранять территорию, слушали их рассказы о грандиозных сражениях в Длинноволосой Галлии. Птолемей узнал о Цезаре много такого, о чем и не подозревал. И хотя мальчик редко видел Цезаря, он восхищался этим правителем мира, наблюдая, как этот гениальный стратег выставляет дураками его александрийских подданных.

И теперь с подозрением уставился на Гермократа:

– Я вам нужен? Зачем?

– Ты наш царь. Нам нужно, чтобы ты был с нами.

– С вами? Где?

– На нашей части Александрии.

– Ты хочешь сказать, что я должен покинуть дворец?

– Твое величество, у нас для тебя есть другой дворец. В конце концов, тут твое место занято Цезарем. Нам нужен ты, а не твоя сестра Арсиноя.

Маленький царь засмеялся:

– Ну, это меня не удивляет! Арсиноя – заносчивая сука.

– Именно, – согласился Гермократ и повернулся к Цезарю, а не к Клеопатре. – Цезарь, можно нам забрать нашего царя?

Цезарь отер пот с лица:

– Да, главный судья.

Птолемей громко заплакал:

– Нет, я не хочу уходить! Я хочу остаться с тобой, Цезарь! Пожалуйста, не отсылай меня!

– Ты – царь, Птолемей, и можешь быть полезным твоему народу. Ты должен идти с Гермократом, – слабым голосом сказал Цезарь.

– Нет-нет! Я хочу остаться с тобой!

– Аполлодор, выведи их обоих, – приказала Клеопатра, которой все это надоело.

Плачущего и протестующего царя увели.

– Что они затевают? – хмуро спросил Цезарь.

В своих новых апартаментах в нетронутом войной красивом доме на территории Серапейона Птолемей продолжал безутешно рыдать. Горе его еще больше усилилось, когда появился Теодат, которого Клеопатра снова прислала к мальчику. К разочарованию воспитателя, его ухаживания были энергично и со злостью отвергнуты. Но не только против Теодата восстал Птолемей. Он жаждал отомстить Цезарю за его предательство.

Выплакавшись и уснув, он проснулся утром с ожесточившимся сердцем.

– Пришли ко мне Арсиною и Ганимеда! – крикнул он толкователю повелений фараона.

Арсиноя, увидев его, радостно завизжала:

– О, Птолемей, ты пришел, чтобы жениться на мне?

– Отошли эту лживую суку к Цезарю и моей сестре, – резко приказал он, потом уставился на усталого и изможденного Ганимеда. – А этого немедленно убей! Я сам буду командовать армией.

– И никаких разговоров о мире? – спросил толкователь.

В животе у него что-то словно бы оборвалось.

– Никаких разговоров о мире. Я хочу получить голову Цезаря на золотом блюде.

Итак, война сделалась еще более ожесточенной. Тяжелое бремя для Цезаря, которого мучили тошнота и озноб. Приступы боли усилились, и он уже не мог лично командовать войсками.

В начале февраля к нему прибыл еще один боевой флот, а с ним провиант и тридцать седьмой легион, состоящий из демобилизованных в Греции бывших республиканских солдат, которым надоела гражданская жизнь.

– Выведите в море все корабли, – сказал Цезарь Руфрию и Тиберию Клавдию Нерону. Он был завернут в одеяла, его била дрожь. – Нерон, ты, как старший римлянин, назначаешься командиром, однако лишь номинально. Я хочу, чтобы ты понял, что командовать флотом будет наш родосский друг Эвфранор. И ты исполнишь любой его приказ.

– Не подобает иноземцу принимать за римлян решения, – холодно сказал Нерон, выпячивая подбородок.

– Мне наплевать, что подобает, а что нет! – с усилием проговорил Цезарь, стуча зубами. Лицо у него было белое, исхудавшее. – Мне важен лишь результат, а ты, Нерон, даже голову Октябрьского коня упустил, не сумев правильно расставить команду! Так что внимательно слушай и запоминай. Пусть Эвфранор делает что хочет, а ты станешь ему помогать абсолютно во всем. Иначе будешь изгнан, причем с позором.

– Позволь и мне отправиться с кораблями, – попросил, чуя недоброе, Руфрий.

– Не могу. Ты должен остаться на Царской улице. Эвфранор нас не подведет.

И Эвфранор действительно не подвел, но очень дорого заплатил за победу. Дороже, чем рассчитывал Цезарь. Поначалу все шло хорошо. Напористый родосский флотоводец уже уничтожил один александрийский корабль и нацелился на второй. Но тут неприятельские суда окружили его. Он флажками дал знать Нерону, что ему нужна помощь. Нерон проигнорировал этот сигнал. И боевой, хорошо оснащенный корабль был потоплен вместе со всем экипажем и Эвфранором. В остальном оба римских флота не пострадали и благополучно вернулись в Большую гавань. Нерон был уверен, что Цезарь никогда не узнает о его предательстве. Но одна маленькая птичка с корабля Нерона прощебетала в ухо Цезарю.

– Собери свои вещи и убирайся! – прорычал Цезарь. – Я больше не хочу тебя видеть, ты, самовлюбленный, лживый, безответственный идиот!

Нерон стоял пораженный.

– Но я победил! – крикнул он.

– Ты проиграл. Это Эвфранор победил. А теперь прочь с моих глаз.

В конце ноября Цезарь написал Ватии Исаврийскому в Рим, что задержится в Александрии. Планы же на предстоящий год таковы. Он остается диктатором, а курульные выборы должны быть отложены до его возвращения, как бы долго этого ни пришлось дожидаться. Тем временем пусть его по-прежнему замещает Марк Антоний. Риму же придется как-нибудь прожить без старших магистратов, довольствуясь лишь плебейскими трибунами.

После этого он больше в Рим не писал, считая, что его вошедшая в поговорку удача оградит город от неприятностей, пока он не появится и лично со всем не разберется. Антоний, несмотря на буйную юность, оказался способным малым. Он справится. Он получил стабильное, как в политическом, так и в экономическом плане, государство. Но почему, почему только Цезарю по плечу приводить все в порядок? Разве другие не могут отдалиться от круга насущных проблем на достаточное расстояние, чтобы обозреть его целиком, чтобы видеть не только личные перспективы и блюсти не только свои интересы? Взять, например, Египет. Ему совершенно необходима крепкая царская власть и заботливое, просвещенное правительство, над которым не властна толпа. Поэтому Цезарь и останется здесь – возможно, надолго. Он просто обязан разъяснить царице Египта, как нужно править страной и как сделать так, чтобы эта земля никогда больше не становилась убежищем для римлян-ренегатов, а также втолковать александрийцам, что калейдоскоп Птолемеев ничего для них не меняет, что им надо жить, ориентируясь только на Нил, на цикличность разливов этой могучей реки, приносящей то хорошие, то плохие времена.

Болезнь иссушила Цезаря, отказываясь оставить его. Она была очень серьезной. В результате он совсем исхудал. Это он-то, в ком никогда не было ни грамма лишнего веса! В середине февраля, несмотря на его протесты, Клеопатра привезла из Мемфиса жреца-врачевателя Хапд-эфане. В конце концов, надо лечиться.

– Твой желудок сильно воспалился, – сказал врачеватель на ужасном греческом. – Единственное лекарство – жидкая каша из ячменного крахмала, смешанная с отваром целебных трав. Ты должен питаться этим хотя бы месяц, а там поглядим.

– Я буду есть все, кроме печени и яиц в молоке, – тут же согласился Цезарь, вспомнив прописанную Луцием Тукцием диету, которая чуть не свела его в могилу, когда он болел малярией и прятался от Суллы.