«Супца бы я сейчас навернул», – мечтнул Горыня.
– А тебе-то какая разница? – вслух произнёс витязь. – Радовалась бы. Два ж мешка лучше, чем один.
Яга сгребла ножом часть рубленой редьки в котелок. Остальное принялась складывать в льняной мешочек.
– Позволь, дубина, я объясню тебе разницу на примере людишек с твоей лубочной славгородской родины. Каждое утро они идут в хлев доить скотину. С коровой они заключили договор: она жива и сыта, пока даёт молоко. Но если вырвать ей вымя, то договор будет расторгнут. Корова станет бесполезна, и на следующее утро молока от неё не жди. То же самое произойдёт, если нещадно бить корову. Но в этом случае она перестанет давать молоко из принципа. Ведь её обманули, обещая спокойную сытую жизнь. Понятно?
– Мне – вполне, очень точная ассоциация, – ретиво закивал Кощей.
– А я не понял, – честно признался Горыня.
– Ну разумеется. – Яга прошла к покрытой инеем бочке, открыла крышку, бросила мешочек с редькой.
Маленький старик-карачун, спящий внутри, проснулся, отряхнул бороду от снега, дунул на мешок белой колючей струёй и пристроил его рядом с замороженным судаком.
– Я вот что думаю, – поразмыслив, сказал Горыня. – Про твой пример с коровами. Из них же не только молоко добывают. А ещё шкуру. И вкусное мясцо.
– А ещё рога! – подхватил Кощей, пробуя увести Ягу от темы. – Из них можно сделать такие милые стаканчики.
– Можно оставить и в форме рога, – предложил витязь.
– Да, так выйдет весьма брутально.
– И не положишь на стол, пока не выпьешь до дна! – вдохновенно разгонял идею Горыня. – В этом же и заключается весь смысл пьянки!
– Заткнитесь оба! – грубо прервала Яга полёт коллективной мысли и холодно отчеканила: – Значит, так. Я обкладываю вас данью, ребятушки. В три пуда золота за ущерб. В два пуда – за душевные страдания. И ещё пуд в качестве наказания. Сроку даю вам стандартного – месяц. С сего дня. Чтоб неповадно было!
– Ну это вообще несерьёзно! – возмутился Горыня.
– Думаешь? – улыбнулась Яга, опустила руку в карман фартука и выудила костяную иглу. – А если я возьму вот это…
Кощей внутренне сел. Он узнал свой договор.
– …и милую игрушку…
За иглой последовал медвежонок, сделанный из рогожи, набитой мелкими опилками. Это был договор Горыни. Богатырь насупился и уставился на носки снятых с Тугарина сапог.
– …и немного пошалю. Это будет серьёзно или нет? – заговорщицки шепнула Яга и опустила руку с медвежонком в морозильную бочку. – Карачун! Подуй-ка. Только легонько.
Карачун дыхнул на куклу, и Горыня посинел.
– Т-т-твою ж-ж… – застучал он зубами от обжигающего холода.
Яга кинула медвежонка на стол и взялась пальцами за концы иголки.
– Пожалуйста, не надо… – жалобно заверещал Бессмертный.
– Она такая хрупкая… Тонюсенькая… Того и гляди сломается.
Кухарка медленно гнула иглу. Кощей взвизгнул. Почувствовал, как его позвоночник трещит, что сухостой под кабанами. Обычно он ничего не чувствовал, но в игле была его жизнь. Со всей её болью и страданиями.
– Ой, придумала! Ими можно играть вместе! – рассмеялась Яга и с силой ткнула иглою медвежонку в грудь.
Горыню подкосило от боли.
– Всё-всё, мы поняли! – прохрипел он тихо, настолько, что за печкой написали «неразборчиво». – Один месяц, пять пудов!
– Шесть! – гаркнула Яга и согнула иглу.
– Да ты издеваешься?! – всхлипнул Кощей Горыне, встав на «мостик».
Яга воткнула иглу в медвежье плечо и принялась его ковырять.
– Я не специально! – взвыл Горыня. – Три и два и один – шесть, да-да, шесть, шесть пудов, мать, ну харэ!
– Чудно! – довольно съёрничала Яга и с некоторым сожалением, но всё же вытащила иглу из многострадальной игрушки. – А теперь парочка условий: дань с тварей на договоре не собирать. И славгородцев не грабить – помним про перемирие.
– Но это же кабала чистой воды!
– И вот меня снова тянет на шалости. Где там мой медвежонок?..
– Не грабить, не грабить, ясно!
– Ступайте. И золото, что у хана отжали, сейчас же верните. Лично и с извинениями.
– Сделаем, – пробурчал Горыня, бросив мешок на плечо.
– И сапоги тоже, – добила Кухарка витязя.
Понурые напарники скрылись за дверьми. Яга вздохнула. Эти два остолопа были лучшими сборщиками дани, исполнителями мелких поручений. Да, конечно, в штате состояла ещё тьма чертей и другой разношёрстной нежити, но куда им до спайки богатырской силы и бессмертного умника. Они были её настоящим сокровищем, и спасут Лихоборы, если…
Точнее, когда…
Да, война со Славгородом – это вопрос времени, а не вероятности. Поэтому она варила тысячи бочек супа беднякам всех видов и казнила сотни выскочек с огнём независимости в глазах. Войне нужен один лидер, за которым пойдут все. И эта парочка – тоже. Её надо холить и лелеять. Но и спуску не давать. Что-то они уж сильно расслабились.
Яга тряхнула головой, чтобы отогнать надвигающийся сплин. Так. Нечего разводить нюни. А что наказала эту сладкую парочку, то правильно. Нельзя никому спуску давать, даже любимчикам. И пора уже вернуться к готовке. Пришло время главного супового ингредиента.
Чародейка пододвинула к себе корзинку, накрытую рушником. Сняла покрывало, улыбнулась содержимому.
– Ну и кто теперь безмозглый, а?
Из корзинки на неё смотрел корчмарь-стратим из «Дохлого филина». Стратим ничего не ответил – в отличие от Кощеевых, отсечённые стратимьи головы не разговаривают. Тем более если из них вытащили мозги и отправили в суп.
***
Как и у всяких друзей, у Горыни с Кощеем имелось своё Место. Ну, знаете, некое пространство, где товарищи могут громко делиться личным, хвастаться планами, что никогда не сбудутся, и мечтать об убийстве начальства. Ну или просто молчать, впав в синхронное умиротворение.
Местом Горыни и Кощея являлся высокий холм за городом, в десяти саженях от реки. Если уж быть точным, это был не холм, а могильник побитых мором чертей. Но зато с него открывался шикарный вид на Полноводь с зелёной ниткой далёкого противоположного берега. Лёжа в редкой траве, Горыня созерцал вид сквозь пальцы вытянутых ног, вновь лишившихся сапог. Летний зной выгнал из тела холод карачуна, но умиротворение так и не появилось.