Кувырком по лету

И каждый раз молодой человек соглашался с Лизой, склоняясь все ближе и ближе к моей жене. Он заботливо взял ее за запястье, но Лиза будто бы этого не заметила, а продолжала:

– Это разительная перемена во мне. Я подумал, что, если весь мир – это действительно большая матрица. Мы сейчас с вами сидим здесь, но на самом деле мы с вами не здесь. Мы с вами далеко. Очень далеко. В кинотеатре. Сидим и смотрим на экран, на котором идет кино, показывающее всю нашу жизнь. И вот, что я думаю, сегодня просто порвалась пленка в кинотеатре, и место склейки этой пленки был этот ужасный взрыв. Вы меня понимаете?

Молодой человек кивал.

Я человек не ревнивый, но его заботливое внимание к моей жене стало меня раздражать. Потом Розенберг, тоже никак не хотел умолкать. Он решил прочесть лекцию о воспитании до конца. Две лекции перед ужином, в момент, когда вам откровенно хочется жрать, – это через чур. Я не выдержал.

– Может, хватит «явившаяся к нам из Матрицы», – напустился я на жену. – Ты можешь помолчать, хотя бы чуть-чуть.

Лиза даже не стал смотреть в мою сторону.

– Тебе этого не понять, – отрешенно сказала она. – Ты слишком толстокож для понимания таких тонких вещей.

Молодой человек встал на ее защиту.

– Вы полегче, все-таки находитесь в культурном месте. Вы что не видите у девушки шок. – И он погладил ее по руке, на что Лиза ему благодарно улыбнулась. – Следите за речью, иначе вылетите из-за стола.

Я не нашелся, что ответить. Слова застряли у меня в горле. В это время Розенберг прервал свою речь, потому что принесли первые блюда. Саша в черной юбке и белом переднике появилась возле стола с подносом и стала ставить тарелки с первым. Розенберг благосклонно посмотрел на суп из омаров, но еще благосклоннее он пялился на ноги мой сестры. Причем настолько откровенно, что батюшка Антоний, сидевший по правую руку от Розенберга, стал характерно покашливать. Но на Розенберга это не произвело никакого впечатления. Он чуть шею себе не свернул, наблюдая за тем, как Саша выходит из гостиной, чтобы унести опустевшие блюда, и как входит в гостиную, чтобы принести новые блюда. За сестру я не беспокоился, она взрослая девушка и может за себя постоять, но за жену стоило вступиться.

Я выпил бокал красного и встал во весь рост, намереваясь за шиворот выставить соседа Лизы из-за стола. Я смерил его взглядом, оценил его параметры и сравнил со своими. Он был одного со мной роста, но его спортивная комплекция не шла ни в какое сравнение с моей. Мне это не понравилось.

Но я заставил себя действовать, даже вопреки всем шансам на успех. Я потянулся к вороту соседа жены. Это движение заметила Лиза. Ее глаза расширились.

– Ты это что задумал? – спросила она.

Я ей ответить не успел, потому что раздался звон разбитой посуды и каркающий крик Розенберга, переходящий в откровенную ругань.

Я оглянулся. Розенберг сидел обитый с ног о головы каким-то соусом. Куски мяса сползали по его дорогому итальянскому пиджаку, оставляя за собой грязные следы. Возле него, скрестив руки на груди, стояла Саша. Она спокойно наблюдала за тем, как почтенный адвокат плюется слюной, изрыгая грязные ругательства, которым позавидовал бы портовый грузчик. Возле Розенберга суетились Владлена и его падчерица Женя. Они салфетками вытирали соус с его пиджака. Борис растеряно стоял рядом, не зная, что и предпринять.

Как из-под земли появилась тетка.

– Что произошло, – замогильным голосом проговорила она, обозревая жуткую картину.

Борис будто бы обрел силы.

– Она, – указал он на Сашу, – вылила на него кастрюлю!

Розенберг ткнул дрожащий от ярости дрожащий палец в сторону моей сестры, словно хотел проткнуть им ее.

– Немедленно рассчитать! Сейчас же! Я не знал Борис, что встречу в вашем доме такое гостеприимство. Сейчас же рассчитать!

Саша спокойно сняла с себя фартук и кинула его на колени Розенбергу.