В Ожидании

Андрей поднял руку в предостерегающем жесте и остановился. Лес был уже совсем рядом, мрачный, черный, казавшийся непреодолимым. Но вон виднеется тропинка, в этом месте деревья как бы расступаются, а песок пляжа переходит в твердую лесную почву, утоптанную множеством ног в ведущую к двери тропинку. Кто протоптал ее? Или она появилась здесь сама, повинуясь законам Ожидания?

Собак не было. Это было странно, и это пугало.

– Дима, Антон, Миша, Ян, идете со мной. Остальные – позади. При появлении собак – отвлекаем их, заставляем броситься на нас. Если получится вырубить или убить этих тварей – отлично. Они огромны и сильны, но их двое, а нас – пятеро. Если нет – дожидаемся, пока девушки войдут в дверь, и отступаем к двери сами. Я буду вас прикрывать, мной собаки не интересуются. На меня они нападают, только если я им чем-то мешаю, так что до смерти не загрызут. Наверное…

Андрей закончил свой монолог, и сам испугался. Происходящее все больше напоминало плохой боевик, в котором герои с ножами в руках бросаются на неприступную крепость. Откуда взялся этот командирский тон? Откуда эти руководящие нотки? Почему он так легко принял командование этой группой людей, и теперь делал вид, что с ним идут не дети, а отряд солдат? Пусть молодых, пусть неопытных, но все же солдат…

– У кого-нибудь есть другие идеи? – спросил он, уже точно зная, что других идей не будет, главный тут он, просто по старшинству, не говоря уж о том, что он может без труда ходить из мира в мир, а остальные – нет. Но нужно было спросить. Нужно было показать им, что он не приказывает идти на смерть, а просто ведет их по единственно возможному пути.

– Хреновый план, – озвучил общее мнение Дима, – но другого нет. Ну что, пошли?

– Я не пойду! – сказал, вдруг, Миша, и, увидев устремленные на него взгляды, пояснил: – Я, в отличие от Вероники, в своем решении не раскаиваюсь. Я не хочу обратно.

– А чего с нами пошел тогда? – с издевкой спросил Антон.

– Не знаю… – смешался тот. – Все пошли, и я пошел. А по дороге подумал: даже если возможно попасть обратно, вернуться к жизни… Я не хочу. Мне там плохо было. А здесь… Здесь Свет за рекой, и скоро придут Паромщики, чтобы отвезти меня туда.

– Сколько тебе лет? – спросил Андрей.

– Четырнадцать.

Переходный возраст. Очки. Наверняка, проблемы в школе и с родителями. Одноклассники затюкали, учителя этого не видят, родители тоже пропустили происходящие с ребенком перемены. А может быть, и внесли свою лепту в его всеобщий негатив. Старая как мир история… Сколько подростков в этом возрасте хоть раз да задумывались о самоубийстве? Да почти все. А этот не просто задумался, этот сделал.

– У тебя там не осталось совсем никого? Ни одного человека, ради которого хотелось бы вернуться? – спросил Андрей.

– Никого, – замотал головой Миша.

– Родители? Девушка?

– Родители меня не понимали.

Ну как же, знакомая история! А кого они понимали в 14 лет?

– А девушка?

– Откуда у такого как я, девушка?

– Отойдем.

Может и глупо вот в такие моменты, стоя у темного леса, готовясь к самому настоящему бою насмерть, вразумлять пухлого очкарика, наставлять его на путь истинный, но… Быть может, если бы несколько дней назад кто-то поговорил с ним вот так, по душам, парень не приготовил бы себе салат из таблеток. Не попал бы в Ожидание, не ждал бы прихода Паромщиков. И не создал бы другим кучу проблем.

Даже если допустить, что родители и в самом деле не любили сына, как наверняка казалось ему в 14 лет, и не будут плакать над его хладным трупом, что очень маловероятно, то уж по крайней мере без затрат на похороны они бы с удовольствием обошлись. Цинично, но факт…

– Миша, – начал Андрей, в последний раз покосившись на лес, и убедившись, что никто и ничто не выбралось из его тени. – Давай я по-другому сформулирую вопрос. Девушки у тебя не было, но была ли та, которую ты любил?

По тому, как паренек потупил взгляд, Андрей понял, что попал в точку.

– Была, – нехотя ответил он. – На одном этаже со мной жила. Никогда даже не смотрела на меня…

– А ты хоть заговорить-то с ней пытался?

– Пару раз…

– На свидание ее приглашал? Цветы дарил?

– Нет…

– И ты наелся таблеток, так и не заговорив по-настоящему с девушкой, которая тебе так нравилась?

– Ну…

– Ты не попытался покорить ее сердце? Не начал встречаться? Не познал радостей плотских утех? А, впрочем, последнее тебе познавать еще малость рановато. Она не изменила тебе? Не отказала? Не бросила?

Миша нервно переминался с ноги на ногу.

– Ты по сути ничего не попытался сделать, а просто пошел и умер? Так? Я бы еще понял, если бы ты хотя бы попытался покорить ее, но не смог. Вон, как этот, который с крана упал… Дима! Его я еще могу понять. У него было счастье, он завоевал его, но упустил. Я почему-то уверен, что он прекрасно помнит, как упал с крана. И не упал он, а спрыгнул! Чтобы она поняла, кого потеряла! Это на самом деле тоже паршивый повод для самоубийства, но всяко лучше, чем твой. Ты-то даже не попытался обрести счастье.

Паренек сосредоточенно молчал.

– И сейчас, когда у тебя появляется второй шанс, ты опять хочешь его упустить? Опять не хочешь побороться? Я пару часов назад столкнулся с этими собаками. Одна из этих тварей в один укус раздробила мне кости на руке, и швырнула меня как котенка. Это было больно, охрененно больно!

Андрей все больше распалялся, уже не стараясь вложить в этого очкарика побольше злости, уже выплескивая свою собственную злость…

– И я вернулся. И опять иду в этот чертов лес. И опять псина бросится на меня, а я – на псину, и я изо всех сил буду тянуться к ее горлу, чтобы задушить эту тварь. Знаешь, почему? Потому что я должен вывести отсюда Лиду. Если получится – я выведу отсюда вас всех, но, честно скажу, за вами я бы не вернулся. Я вас не знаю. Вы мне никто. А за ней вернулся, и пойду за ней хоть в ад. Знаешь, почему? Потому, что я люблю ее…

– Но ведь вы же…

– Что "вы же"?

– Она же еще девочка, а вы…

– Твою-то ж мать! Отставить "вы"! Она мне – близкий друг, хоть мы вместе и не съедали пуд соли. Она мне как сестра, хоть я и вижу ее два раза в год, да и то не всегда. Понял?

По его глазам Андрей видел, что нет. Не понял. И вряд ли поймет… Его не понимал даже самый дорогой человек на свете, собственная жена. Принимала, но не понимала. Так чего же ждать от запуганного подростка-ботаника?