Время разбрасывать камни

Пустив лошадок шагом, они за час проехали миль восемь. Яков ехал, сильно задумавшись. В голове у него крутились нехорошие мысли. Он не мог принять мысль, что на него покушались просто потому, что он якобы занимал чье-то место. Яков стиснул зубы. Они еще не знают, с кем связались! Уже через месяц его сироты будут представлять значительную силу. От него этой силы никто не ждет. Вот тогда и посмотрим! Он начал строить планы, как отомстить своим врагам.

Впереди показалась деревушка. Дик спрыгнул с лошади, и открыл входные ворота. Деревня словно вымерла. Не было видно ни единого человека.

Яков ехал по улице, разглядывая покосившиеся, облезлые домишки. Лишь собаки брехали, завидев всадников.

Наконец, они выехали на обширный двор, видимо, служившей в этой деревне площадью, рынком, местом общих сходок – и вообще, центром деревни. Здесь и столпились все жители деревушки.

Посреди площади стояла виселица. Под виселицей, с петлей на шее, стоял облезлый мужичонка. На его лице была написана тупая покорность судьбе. У ног крестьянина выла в голос не менее облезшая баба, с кучей ребятишек.

Яков сказал:

– Дик, выясни, почему вешают этого человека. А ты, Том, проследи, чтобы никого не вешали, пока я не разберусь.

Через минуту Дик доложил:

– Его вешают на недоимку. Он задолжал десятину местной церкви за три года. Сегодня, как сказал вот тот поп, как раз день сбора подати.

Яков нахмурился:

– Что? Подать? Весной? Перед посевом? Ну и ну!

Яков подал лошадь вперед, раздвигая толпу. Возле виселицы распоряжался очень толстый поп, с заносчивыми манерами. Рядом с ним стоял раскрытый воз с мешками зерна.

– Вы, лентяи, смерды, и подлые люди, – вещал поп, тряся толстыми щеками, – никак не уразумеете, что платить церковную десятину повелел нам наш Господь. – Он широко перекрестился. – Кто не платит десятину, должен спросить себя, а не задолжал ли он Господу нашему? – Он перекрестился еще раз.

– Ну что, Майк, посмотри на этого святошу, – сказал Яков. – Он вешает крестьянина только потому, что не нашел в его амбаре достаточно зерна для своего брюха. Ты таким же стать хочешь?

– Неееет, – протянул Майк, – тот, кто голодал, никогда не заберет последнюю краюху хлеба у голодного. А если глянуть на эту жирную ряху, сразу видно, что не голодает он…

– И как сейчас следует поступить? Пусть крестьянина вешают, или следует вмешаться?

– Позволь, я вмешаюсь!

– Действуй.

Майк, спрыгнув с коня, стал перед монахом.

– Ты хочешь взять с этого крестянина десятину, святой отец?

Монах перевел глаза на Майка:

– Так повелел Господь!

– Объясни мне: десятина – это одна десятая от того, что лежит в амбаре?

– Так положено по закону Господа нашего.

– А сколько ты нашел в амбаре этого человека?

– У этого бездельника? Да у него амбар пуст! Не может расплатиться зерном, заплатит шеей!

Яков нахмурившись, вмешался:

– Если у крестьянина амбар пуст, значит и десятину с него брать не следует!

Священик вытаращился на него:

– Да ты еретик!

– Я тебя, сейчас, как отделаю этим посохом, посмотрим, кто из нас еретик! – зарычал Яков.

Майк сделал знак Якову, чтобы не встревал, потом повернулся к попу:

– Скажи мне, а не Христос ли накормил двумя рыбами пять тысяч человек? Поскольку у них еды не было?

Монах тупо уставился на Майка.

– А не Иисус ли сказал: «Царствие божие так же возрастает, как зерна, брошенные в землю[1 - Евангелие от Марка, 4:26]»? – продолжал Майкл. – Как ты собираешься взращивать царствие божие, в душах этих крестьян, если ты у них посевное зерно отнимаешь? А не следовало бы, тебе, святой отец, спросить у этого крестьянина: «А чем ты сеять будешь, сын мой?».

Святоша таращил на Майка бессмысленные глаза.

Видя, что святой отец молчит, Майк продолжил:

– А ты подумал, что если ты сейчас одного крестьянина повесишь, остальные, увидев это, разбегутся по лесам? И примутся, с голодухи, разбойничать, и грабить прохожих? Как делала до этого банда Чарли Свистуна! Поскольку справедливости, и отеческого вспомоществования, от тебя не дождаться?

Яков сказал себе: «Ну и ну! Майк только что изобрел политэкономию!»

Он приказал:

– Ну-ка, Том! Убери петлю с шеи этого несчастного!

Том, не слезая с коня, подъехал к виселице, и рубанул мечом по перекладине. Веревка упала к ногам крестьянина.

– Иди домой, добрый человек, – сказал крестьянину Яков. – И возьми себе зерна, на посев, из этого воза. И вы все, добрые люди. У кого дома нет зерна, чтобы посеять – берите!

Священник обрел голос:

– Вы совершаете святотатсво! Гореть вам всем в …

Он не закончил, поскольку Яков ткнул ему посохом в брюхо:

– Замолчи и убирайся отсюда, святоша. Имей в виду, что всего в восьми милях, отсюда, находится замок Данбери. Если я услышу, что ты продолжаешь бесчинствовать, и отнимать у крестьян посевное зерно, я пришлю оттуда двух молодцев. Чтоб они отдубасили тебя палками, по твоему жирному пузу. Тогда и посмотрим, кто будет гореть в аду, крохобор!

Крестьяне, опасливо посматривая на пятерых вооруженных людей, быстро разобрали мешки с повозки, и разбежались по домам. Площадь опустела.

Когда отряд Якова уезжал из деревни, на рынке остались лишь пустая телега, и жирный монах, застывший с открытым ртом.

Яков сказал Майку: