Грех

– Значит, плохо делал свою работу, если мы остались целы, а у него горит разбитая машина.

– Это он в ней горит! – выкрикнула Лора и сдала назад. – Сиди, я сама.

Молодая женщина вытащила из-под солнцезащитного козырька темные очки, надела их, на мгновение глянула в зеркальце. Большие стекла надежно прикрывали глаза, особо человека в таких очках не запомнишь. Она схватила огнетушитель и побежала к занимающемуся синим пламенем «Пежо».

Нежин дотянулся до пистолета, направил ствол на Лору. Он смотрел на молодую женщину, но видел лишь сполохи огня, отражавшиеся в стеклах солнцезащитных очков.

Лора поняла, мужчина не выстрелит. Она сдавила рукоятки огнетушителя, струя порошка, смешанного со сжатым воздухом, ударила во внутренности машины. Пламя удалось сбить лишь с третьей попытки. Нежин протер тыльной стороной ладони запорошенные глаза.

Лора развернулась и пошла прочь.

– Стой! – закричал Нежин. – Стой, стрелять буду!

Молодая женщина вскинула над плечом руку с оттопыренным в непристойном жесте пальцем.

«Шестерка», мигнув на прощание рубинами стоп-сигналов, развернулась и укатила.

* * *

– Ра-а-внение на флаг! – торжественно и гулко прозвучал в прохладном утреннем воздухе голос.

Майор Роман Крапивин выкрикнул команду, вытянулся в струнку и задрал голову. Весь личный состав отдельного батальона полицейского спецназа, расквартированного на окраине городка, замер, глядя в государственный и ведомственный символы. В сизое подмосковное небо медленно вполз трехцветный российский триколор, а за ним – еще один флаг, поменьше, ведомственный – МВД.

Грянул гимн, вполне сносно исполняемый полицейским духовым оркестром. Спецназовцы смотрелись монументально, коротышек в батальон на службу не брали. Все рослые – не ниже ста восьмидесяти сантиметров, одеты в черное. В руках прозрачные щиты с двухголовым орлом и надписью «Полиция», на коленях, локтях защитные щитки, на руках рифленые перчатки, подозрительно напоминающие кастеты, на головах черные лакированные шлемы с плексигласовыми забралами. И форма, и снаряжение были новенькими, первый раз надетыми. Спецназовцы гордо выпячивали груди колесом. Их строй казался строем несокрушимых римских легионеров. На плацу перед спецназовцами высились шесть новеньких автозаков на базе «МАЗов». Их геометрически безупречные будки, каждая размером со средний деревенский дом, матово отливали болотно-зеленым цветом. Все стекла прикрывала частая металлическая решетка.

Оркестр браво закончил гимн, полоскались на ветру флаги, но командир отдельного батальона и не думал давать команду «вольно». Вместо этого он так же торжественно произнес, что месторасположение подразделения почтил своим присутствием архимандрит Филарет.

Архипастырь вышел вперед в сопровождении монастырского эконома – бывшего мента, отца Меркурия, державшего серебряное ведро со святой водой. Его черные монашеские одеяния сочетались по цвету с формой спецназовцев. Ветер тут же принялся трепать бороду. Ряса мелко затрепыхалась, как подбитые крылья ворона. Низким грудным голосом архимандрит принялся даже не говорить, а вещать, то и дело вкручивая словесной вязью церковнославянские анахронизмы. Филарет кропил святой водой автозаки, щиты, полицейские дубинки и самих спецназовцев, даже не поинтересовавшись, а нет ли среди последних иноверцев. Вероятно, само собой понималось, что басурман в «христово войско» не берут.

Замысловатая речь архимандрита сводилась к тому, что теперь христолюбивое воинство будет чувствовать себя уверенней, потому что его защищают высшие божественные силы.

– …Это оружие не то, которое направлено на убийство, а то, которое на защиту нашей страны от внутреннего супостата, – с умилением глядя на усиленно экипированный спецназ и спецсредства, проникновенно произносил слова Филарет. – И это принципиальная разница. То есть это та разница, которая говорит «мы призваны защищать добро»…

Вообще-то спецназовцам полагалось бы время от времени осенять себя крестным знамением, но этого почему-то не происходило, лишь некоторые из них после того, как архипастырь обильно кропил их, бормотали «спасибо».

Наконец освящение «христова воинства и его техники» в лице спецназовцев и автозаков было окончено. Прозвучала команда «вольно». Майор Крапивин в сопровождении святых отцов Филарета, Меркурия и местного бизнесмена ингушского происхождения Шамиля поднялись на трибуну.

Майор Крапивин хватанул воздуха и бодро заговорил, то и дело энергично рассекая пространство вокруг себя рукой. Он отдал должное всем. И руководству страны-области, родного МВД, за то, что оно печется о полицейском спецназе, закупая для него новую технику и снаряжение, возводя жилье и выдавая для этого льготные кредиты. И бизнесмену Шамилю, пожертвовавшему деньги на пункт техпомощи для новой техники, и церкви, не забывающей о духовной стороне дела. До этого майор говорил более-менее сдержанно, а потом его «понесло».

– …Мы существуем на деньги налогоплательщиков для того, чтобы не дать всяким митингующим отморозкам раскачать нашу общую лодку – Российскую Федерацию, в которой сидят все: и президент, и чиновники, и народ, и армия с силовиками, и бизнесмены… стать непреодолимой преградой на пути навязываемых нам извне «оранжевых» беспорядков и революций…

Однако вскоре запал командира отдельного батальона полицейского спецназа иссяк, он скомканно закончил речь и объявил о начале показательных выступлений своих подчиненных. Программа была уже давно отработана, ее не раз показывали на городских праздниках, где подпитые мужики с удовольствием наблюдали за тем, как одни менты колошматят других.

Для начала вышли голые по пояс спецназовцы, державшие в руках пеноблоки с выведенными на них буквами. Когда они выстроились в шеренгу, то буквы сложились в девиз отдельного батальона: «ЧЕСТЬ, ЗАКОННОСТЬ, СПРАВЕДЛИВОСТЬ». После чего под барабанную дробь полицейские, действуя «волной», лихо разбили о свои головы толстые пеноблоки с хорошими словами. Обломками разлетелись и «ЧЕСТЬ», и «ЗАКОННОСТЬ», и «СПРАВЕДЛИВОСТЬ». При этом до трибуны явственно доносились резкие матерные выкрики крошителей строительных материалов. Филарет лишь головой покачал, но замечания майору не сделал, даже он понимал, что без мата великие дела в этой стране не свершаются.

Далее были продемонстрированы приемы рукопашного боя. На этом отработанная на широкой публике программа закончилась, предстояло продемонстрировать действия по разгону несанкционированных мероприятий. Спецназовцы разделились на полицейских и условного противника – «демонстрантов-отморозков». «Демонстранты» держали в руках пустые лозунги – по две палки с натянутыми между ними белыми простынями и такие же белые флаги на раскладных удочках, при этом кричали нечто невнятное, но наверняка обидное. Единственное слово, которое немного можно было разобрать, – это «фашисты», но иногда в нем слышалось и «пид…сы».

На «отморозков» двинулась стена спецназа, плац наполнился ритмичным грохотом – для устрашения бойцы били дубинками по щитам. Тогда условные демонстранты пошли на гнусную провокацию, с криками покатили на древнеримский строй мусорные контейнеры, в которых дымила пропитанная соляркой ветошь. Спецназовцы дружно, по команде, расступились, без потерь пропустив контейнеры, и тут же вновь плотно сомкнули строй. Зашипели огнетушители, огонь был оперативно потушен. Но у «демонстрантов» в запасе была еще одна гадость – поддон с аккуратно сложенными, выкрашенными в серый цвет пенопластовыми кирпичиками, которые по ходу представления должны были изображать бетонную тротуарную плитку, выковырянную вредителями из мостовой. Вот этой легковесной плиткой они и принялись забрасывать спецназ. Пара бойцов картинно упала, притворяясь раненными, – их тут же погрузили на носилки и эвакуировали в автозак. А вот уцелевшие спецназовцы вновь проявили слаженность и выучку: они создали из своих тел и щитов непробиваемое укрытие – «черепаху», известную еще со времен Александра Великого. Пенопластовые кирпичики били в щиты, отскакивали, разлетались, а «черепаха» неумолимо ползла вперед. Когда же кирпичики на поддоне закончились, спецназ перешел в наступление. Схватка оказалась короткой. Полицейские дубинки с металлическими сердечниками легко крушили зонты и складные удочки от флагов, которыми, как оружием, пользовались «демонстранты». Затем спецназовцы рассеяли толпу, повязав зачинщиков.

После этого театрализованного представления майор Крапивин объявил, что всех ждет угощение. Столы для рядового состава и офицеров с гостями были накрыты в разных помещениях. Обслуживали мероприятие официанты одного из ресторанов, принадлежавших Шамилю, – все сплошь выходцы с Кавказа.

Войдя в банкетный зал, архимандрит тут же потянул носом, пытаясь различить запрещенные для церковного поста блюда. Но никакими шашлыками не пахло. Сплошь благолепные постные ароматы. Шамиль, как мусульманин, прочувствовал ситуацию заранее и, чтобы не оскорбить чувств православных братьев по общему преступному бизнесу, предварительно проконсультировался насчет меню с отцом Меркурием. Тот и подсказал ему ежедневные постные блюда архипастыря.

На столе виднелись тарелки с грибами всех видов. Воском отливали фрукты. Нежно белела отварная осетрина, истекали жиром соленые палтус и семга. Зернилась икра. Краснели креветки, раки и лобстеры… Попахивала древесным дымком запеченная на решетке форель. Среди подносов, ваз, тарелок, бокалов зелеными колокольнями высились бутылки с церковным кагором.

По привычке ментовское начальство сразу же стало рассаживаться, зазвенело приборами. Но под строгим взглядом архимандрита офицеры поняли свою ошибку, стали подниматься, гремя стульями. Филарет благоговейно прикрыл глаза, прочитал короткую молитву и благословил «посланный днесь хлеб насущный», после чего и сел первым, предварительно задрав рясу, чтобы не помять ее.

Полицейские офицеры уныло смотрели на церковное вино, прикидывая его крепость. Глядя на их крепко сбитые, коротко стриженные и краснощекие головы, нетрудно было понять, что и по две бутылки водки на брата для них доза далеко не запредельная. Никто не спешил наливать. Архимандрит звучно вздохнул, словно принимал на себя чужой грех, после чего весело и даже как-то по-молодому блеснул глазами.

– А чего ж это вы, господа офицеры, водку на стол для себя не поставили? Вы-то люди светские, хоть и православные. Да ее, поди, проклятую, и не из мясища-то гонят, а? Постная она!

Офицеры дружно захохотали. Шамиль лишь взглянул на официантов. Не прошло и минуты, как на столе уже расставляли запотевшие холодные бутылки и заменяли бокалы на вместительные рюмки.

Майор Крапивин понял, что должен на правах хозяина сказать первый тост. Он поднялся, держа рюмку в правой руке, откашлялся.

– Ну, это, значит… за освящение техники. Чтоб не подвела в годину испытаний. С Богом. – Сказав это, майор ловко перекрестился полной рюмкой и залихватски влил водку в широко открытый рот.