Последняя капля терпения

На берегу горел костерок. У самой воды виднелись удочки и брезентовые креслица. Ближе к лесу стояли две палатки.

– Сегодня можешь себе позволить немного расслабиться, – говорил Дугин, подводя Андрея к воде. – Только утром вернемся в город. Чертовски люблю рыбалку, вот только времени на нее совсем нет. А ты?

– Можно подумать, что у вас нет на меня подробного досье.

– Есть, – Дугин вновь улыбнулся. – Но о рыбалке в нем нет ни одного слова. Кстати, о словах. Ты знаешь, кто такой или что такое «имам»? Ты подумай, сразу не отвечай, а я мигом.

Дугин поднялся на борт катера и вскоре вернулся с запотевшей бутылкой холодной водки и маленькими рюмочками из нержавейки.

– А это специально для тебя, – протянул он Ларину бутылочку морковного сока. – Не понимаю, как ты умудряешься запивать им водку, но чужие странности я уважаю.

– Это не странность – это привычка, – Ларин принял из рук Дугина налитую на две трети рюмочку, приподнял, ожидая, что скажет собеседник.

– За нашу природу, – вздохнул Дугин. – Только когда смотришь на это великолепие, видишь блеск ночной воды, слышишь, как всплеснет рыба да прошумит в кронах ветер, начинаешь понимать, насколько мелка и бессмысленна человеческая возня. Что значит какой-нибудь напыщенный чиновник или политик по сравнению с великолепием русской природы.

– Что-то вас на философствование пробило, – Ларин чокнулся с Дугиным, отпил глоточек и отставил рюмку на лежащее у костра бревно.

– Ну, вспомнил, что такое «имам»?

– Смутно, но представляю: тюрбан, белая одежда с длинными рукавами. Так, кажется, у мусульман называют уважаемого всеми человека, которого община верующих выбирает для чтения Корана в храме и для ведения общей молитвы. У них нет священников в нашем понимании.

– Неплохо, – кивнул Дугин. – Однако это не единственное значение. Главное и основное: имам в мусульманском мире – пример для подражания. Да, его выбирают верующие, но утверждают светские власти, причем пожизненно.

– Пожизненный пример для подражания, утвержденный светской властью? – задумался Андрей. – Это звучит гордо.

– Восток – дело тонкое, и мы, русские, не всегда улавливаем эти нюансы. Мусульманин может быть недоволен властью, ругать своего правителя, но ему и в голову не может прийти, что его можно сменить. Властитель у них не бывает бывшим. Это почти бог.

– Властителя можно сменить, только убив?

– Я не только про это, Андрей, я про обожествление власти на Востоке. Слово «имам» дословно переводится с арабского на русский как «предводитель».

– Понял, – Ларин сделал еще один маленький глоток водки. – А на немецкий, значит, «фюрер».

– Вот-вот, – непонятно чему обрадовался Дугин. – Именно «фюрер». Ты уловил суть. Емче и не скажешь. Речь идет о назначении федеральным центром местного князька-хана региональным фюрером со смутно очерченными полномочиями. Почти как при прошлой власти было сказано: «А суверенитета возьмете себе столько, сколько сумеете унести». Вот взяли и понесли, до сих пор отбирают по частям и никак все забрать не могут. Ты понимаешь, что после этого невменяемый президент автономии практически станет третьим по значимости лицом в нашем государстве. А в мусульманском мире, кишащем международными террористами, – вообще первым.

– Насчет третьего лица в государстве вы меня убедили. Комбинация насколько действенная, настолько же отвратительная. Но, честно говоря, не совсем понимаю. Если речь идет о моем новом задании...

– Погоди. Тебе знаком этот человек? Я не о личном знакомстве говорю, – Дугин взял с брезентового рыбацкого стула папку и подал ее Ларину.

Сколько уже было подобных папок во время их встреч? Андрей не считал. Одной и той же оставалась обложка – из натуральной кожи. Старая добротная сафьяновая папка. У Дугина имелись свои странности. А вот содержимое менялось раз от раза. Ларин раскрыл обложку. Внутри лежали фотографии, компьютерные распечатки, заправленные в прозрачные файлики. С большой цветной фотографии на Ларина смотрел мрачного вида молодой мужчина восточной внешности. Он явно хотел казаться старше своих лет, потому, наверное, и насупил брови. На груди золотился знак лауреата Государственной премии.

Дугин уже забрасывал удочку, подсвечивая себе рыбацким фонарем.

– Узнал?

– Парадный портрет президента – правда, я бы не хотел употреблять это слово применительно к нему – одной проблемной автономной кавказской республики, – проговорил Ларин. – Не сомневаюсь, что информация в папке интересная и местами шокирующая. Ваши люди не готовят документы для представления к государственным наградам.

Дугин, не оборачиваясь, проговорил:

– Да-да. Это молодой харизматический лидер северокавказской республики. Очередной герой, слепленный пропагандой. Вернее, парадный портрет героя. Обычно журналисты кремлевского пула представляют его публике как «жесткую руку, на которой все держится». Мол, он, конечно, далеко не ангел, но только он один способен поддерживать мир в этом полугосударственном образовании и предотвращать вылазки соплеменников-террористов. Только он обеспечивает лояльность своего народа к федеральной власти. Он, и никто другой. Короче, классическое: он, конечно, сукин сын, но ведь это наш сукин сын. К тому же незаменимый. Иногда тошно становится слушать эту ахинею для идиотов, которую проговаривают с серьезными лицами на всю страну люди при должностях и даже с некоторой репутацией.

– Я думаю, проговаривают не бесплатно, – вставил Ларин.

– А я не думаю, я знаю расценки. На самом-то деле, этот так называемый автономный президент – обычное плотоядное и кровососущее чудовище всего лишь с заочным высшим техническим образованием, которое числится теперь почетным членом-корреспондентом и лауреатом Госпремии. Известное дело, как покупаются у нас политиками научные звания и награды. Даже формулировку соответствующую придумали: по совокупности заслуг. Ну, и пусть бы тешил свое самолюбие. Но он типичный восточный деспот, жестокий и порочный. Амбициозен, себялюбив, до потери сознания одержим мыслью «войти в историю». А главное – безграничной власти, которая у него есть сегодня в его республике, ему явно стало мало. Мнит себя в будущем куда в более серьезной роли. И, возможно, не только в формате Северного Кавказа.

– Все это невозможно без поддержки федеральной власти. Неужели в Кремле окончательно впали в маразм? – не слишком удивился Ларин. – Сегодня он захочет быть президентом объединенной северокавказской федерации. А завтра? В президенты РФ баллотироваться? Сколько Кремль разных социально близких диктаторов кормил – рано или поздно они поворачиваются к нему спинами! А главное, эта республика – бездонная яма. Сколько туда денег из бюджета идет!

– Деньги – не самое страшное. – Дугин отложил удочку и повернулся к собеседнику лицом. – Одно время мы стеной стали на пути врастания криминала во власть. Была сделана ставка на «твердую руку». Многое удалось. Всякие братки и уголовные авторитеты перестали быть примером для подражания у подрастающего поколения. Они были сметены со сцены национальной истории. Но произошло другое. Теперь дети мечтают податься в чиновники. Власть и силовики вписались в освободившуюся криминальную нишу, занялись банальным крышеванием. В случае же проблемной северокавказской республики не произошло даже этой рокировки. Там не уголовники, а вчерашние бандиты и террористы стали официальной властью.

– Бывших террористов не бывает. Это как космонавт: состояние души и звание на всю жизнь.

– Вот-вот. Они буквально бандами в полном составе и спустились с гор. Даже оружие не сдавали. Служить в милицию и спецслужбы республики пришли со своими автоматами. В один прекрасный день незаконные вооруженные бандформирования стали законными бандформированиями. Вчерашние полевые командиры и бригадные генералы абсолютно легально получили общероссийские звания, погоны и удостоверения. Получили и доступ к секретной информации. С ними сделалось невозможно бороться, потому что они сами стали частью государственной системы. Они уже и в центральных органах управления – свои люди: делают карьеры, перетаскивают своих, отмазывают родственников и соплеменников от судов.

– Послушать вас, так скоро начнешь рассуждать как незатейливый обыватель, начитавшийся черносотенских газетенок. Мол, повсюду полно «черных», и с каждым днем их становится больше. Скоро они все скупят и «баб наших трахать будут», а «мы все их рабами станем», – не удержался от того, чтобы не поддеть Дугина, Ларин.

– Я не о том. Преступники не имеют национальности. И мне без разницы, говорят они по-русски с кавказским акцентом или окают, словно жители Поволжья. Как бывший сотрудник уголовного розыска, ты не хуже меня знаешь, что преступность страшна не сама по себе. Одиночек и стихийно возникшие группы достаточно легко ликвидировать. Страшна именно организованная преступность – когда возникает центр, в котором концентрируются средства, откуда идет управление и транслируются идеи. Отсекаешь щупальца, они отрастают вновь и вновь. Организованная в государственном масштабе преступность способна покупать общественное мнение, политиков. В нашем же случае преступники получили государственный статус, стали неуязвимыми. То же самое, если бы «Аль-Каида» стала филиалом Пентагона и Лэнгли. Это уже раковая опухоль, которую придется вырезать по-живому.

– Я думаю, что с бен Ладеном в своем допуске вы недалеки от истины. Просто филиал вышел из повиновения.

– Шутишь. А мне не смешно. Думаешь, будущий имам не выйдет из повиновения и не укусит руку, кормящую его? Обыватель, о котором ты говорил, по-своему прав. У него на глазах и «страну скупают», и «баб трахают». А видя вседозволенность, он начинает справедливо чувствовать себя рабом. Так что ты не спеши захлопывать папку, которую я тебе дал, вглядись в лицо этого деятеля. Лицензия на убийство, выданная Джеймсу Бонду, ничто по сравнению с его сегодняшними полномочиями. А он хочет большего. Считается, что этот человек – единственный, кто способен контролировать ситуацию в республике.

– Кем считается? Президентом? Премьером? – прищурился Ларин.

– К сожалению, обоими. Но они-то, по большому счету, не слишком хорошо ситуацией владеют. И бывали там всего пару раз. Ведь проблемная республика – один из многих субъектов федерации. Зато у них есть масса советников «по кавказским делам»... Плюс целый пул аналитиков, журналистов и медиасоветников. Это и есть лобби северокавказского президента. За соответствующее вознаграждение и дуют им обоим в уши о незаменимости этого парня. Средств для покупки нужных людей у него хватает.

– А мы-то тут при чем?

Дугин пристально посмотрел в глаза Андрею; тот взгляд выдержал, глаз не отвел. После значительной паузы руководитель тайной организации продолжал, словно выкладывал в игре главные козыри:

– Несколько дней тому назад в Генпрокуратуру пришло очень интересное анонимное письмо. Там его всерьез не восприняли, и от моего информатора оно попало мне. Написано, судя по всему, человеком, приближенным к этому презу. Другим словом этого деятеля мне называть сложно. Там изложено подробное описание планов презика той республики по захвату власти на всем Северном Кавказе. Я бы не придал этому значения, но буквально позавчера на Ставропольщине произошли два странных события, которые почему-то никто не связал воедино. Скорее всего, не захотел связывать. Но при этом они странным образом вписываются в план расширения власти, изложенный в анонимном письме.

– Я только просмотрел документы, не успел вникнуть в них, поясните, – предложил Ларин.

– Озвучиваю «официальную версию». Трое командированных в Ставропольский край милиционеров проявили бдительность, на расстоянии нескольких километров преследовали преступников, миновавших их передвижной пост, были обстреляны из автоматического оружия, перевернулись, короче, погибли смертью храбрых. Теперь добавлю от себя. То, что они десять километров гнались за подозрительной машиной и даже не удосужились сообщить об этом по рации, свидетельствует только о том, что они надеялись остановить автомобиль, взять откупные и отпустить ехавших в нем восвояси.

– Что ж, это привычные северокавказские реальности, – пожал плечами Ларин.

– Это один фрагмент общей картины. Буквально вчера в том самом районе, где погибли милиционеры, двое подростков отыскали на кукурузном поле вблизи дороги пивной кег. Я уверен, что он вывалился во время погони из машины, которую преследовали милиционеры. Подростки притащили его в заброшенное хранилище сельскохозяйственных химикатов, что на окраине поселка. При попытке его вскрыть оба погибли.

– Взорвались? Кег был начинен взрывчаткой? Так называемая мина-сюрприз? – попытался самостоятельно восстановить картину Ларин.

– Нет. По свидетельствам очевидцев, кег был пуст, но корпус оставался целым. Видимых повреждений на телах подростков тоже не было. Дальнейшее же поражает. Погибших похоронили, даже не производя вскрытия. Официально они отравились парами просроченных ядохимикатов, остававшихся в хранилище. Кег в качестве вещдока вообще не фигурирует. Он пропал. Насколько мне удалось выяснить, кег без всяких документов, неофициально, приехали и забрали криминалисты из лаборатории ФСБ той самой проблемной северокавказской республики. Остатки чего они в нем обнаружили, даже мне не удалось узнать. Похоже, кто-то знает истинные причины и старательно заметает следы. Короче, имеется предположение, что тот человек, написавший письмо в Генпрокуратуру, был прав. К тому же есть основания считать, что автор анонимного письма бесследно исчез несколько дней тому назад. Контактный телефон, указанный в письме, теперь не отвечает. Последний раз номер был отслежен уже в Москве.

– Когда вы спрашивали меня об имаме, что имели в виду?

– Дело в том, что в окружении президента проблемной северокавказской республики уже подготовлен проект указа об официальном назначении его верховным имамом всего Северного Кавказа. В Москве есть влиятельные люди, способные продавить безумный проект в Кремле. Дело за малым, осталось заполучить на этом указе подпись президента России. После чего власть неуравновешенного парня расширится на новые территории.

– И этот указ будет подписан?