Разбитая жизнь

– Кто-то избил этих гадов и поднес ментам на блюдечке – им даже делать ничего не пришлось, – продолжал Борька, – только раскрутить и отчитаться. Чем они и занимаются, и, похоже, за господами тянется шлейф. Их будут этапировать под Красноярск, где четыре года назад случилось что-то подобное, преступников не нашли, а Бурмистров трудился главой комиссии по аграрной политике в местной администрации. То есть наш Бэтмен пожелал остаться неизвестным…

– Моя работа, – признался Андрей. – Случайно повезло. Машина, идущая ночью по проселку, показалась подозрительной. Он закапывал в лесу труп ребенка – я же не слепой… Что-то почувствовал, поволок свой сверток дальше, потом вернулся к машине, загрузил тело, повез в соседний лес. Но он ехал по ухабам медленнее, чем я бежал. Я отследил его до дома в Вешняках, стал наблюдать…

– Он поет, как соловей, – усмехнулся Игнат. – Менты пригрозили, что не будут его лечить, вот он и старается – очень следит за своей внешностью. Показал, где спрятал тела, – их уже откопали. Родители безутешны. У мамы Анжелы Пустовой случился сердечный приступ, ее отец бросился на Бурмистрова с лопатой, менты едва успели оттащить…

– Расскажите, что творилось в городе в мое отсутствие, – вздохнул Андрей.

– Твоя история давно забылась, – сказала Галка. – Родители Лариски погибли под занавес той тревожной годины. Случился пожар в доме, загорелась проводка. Они спрятались в чулане, а когда пожарные до них добрались, уже задохнулись в дыму… Ульяна Зотова, за которую ты замуж собирался, да не собрался, стала сущей злыдней. Гадкая стерва, никого не любит. Работает в полиции… Там ей самое место. С этой особой лучше не пересекаться, такая змея! Пройдешь мимо – злится, мол, чего не здороваешься? Скажешь «здравствуй» – она такого дерьма на тебя вывалит. Помнишь Ромку Польского из нашего класса? «Безответный фраер», как у вас говорят, абсолютно безвредный. На наркоту подсел – чуть маму родную за дозу не продал. Шутил в моменты просветления: мол, что наша жизнь – игла… Так твоя Ульянка припомнила, как он однажды в школе ее подколол, повесила на него кражу в универмаге, куда он и близко не подходил, сочинила доказательства, все дела. Развлеклась, в общем, отвела душу. С зоны Ромка не вернулся – под экскаватор попал…

Андрей скрипнул зубами. Озлобленность меняет людей, превращает из покорных кошечек в мегер…

– А в остальном нормально, – сказал Борька. – Капитализм загнивает, но мы это не чувствуем. Крутимся, как можем. В центре Выжинска вроде чище стало, дома новые лепят. Отгрохали поселок для богатых в Вешняках. Должностные лица процветают и воруют – как везде. Сотовая связь работает, Интернет провели, парочку улиц заасфальтировали. В Егорьевском заповеднике, – кивнул Борька на лес через реку, – давно повывели приличных работников, одни шестерки остались. Приглашают «полезных» людей, организуют им охоту в комфортных условиях – не все зверье там еще вымерло. Недавно принимали целого заместителя краевого губернатора: косуль подогнали под прицел, шашлычок под коньячок, девочек. Попутно выпрашивали бабла для района – ну, то есть для себя… – Борька криво усмехнулся. – В районном руководстве, возможно, не все такие психопаты, как Бурмистров, но жуки знатные, выгоду не упустят. Нынче Дорохов за главного, он девять лет назад работал директором прииска «Савельевское», совмещал с депутатством в райсовете. А теперь вон вырос…

– Я слышал, снова в Егорьевском гостей принимают, – опасливо покосился на заповедник Игнат. – Не чиновники, не менты, а самые настоящие представители криминального мира. Венька Шлюзов шепнул – он участковым на «Гвоздярне» работает. Дескать, приезжают двое со свитой – поохотиться, отдохнуть, о делах своих скорбных покалякать. Один – из местных воров в законе, другой – с Урала. Вроде проблемы у них: китайская мафия с наглыми славянскими мордами захватывает города и веси…

– Разные слухи гуляют, – отмахнулся Борис. – Косточки перемывают всем подряд, врут, как на трибуне. Обычное дело: в большом городе можно много увидеть, а в маленьком – больше услышать…

– Да и шут с ними, – поморщился Андрей. – Сами-то как?

– Холост, беден, глуп – живу своим умом, – остроумно отчитался Борька. – Я тут типа секс-символа, все меня имеют. Пытался бизнесом заняться, даже «газельку» подкупил – прогорел. Шоферил в администрации, так снова незадача: аккумулятор коротнул, провода оплавились, шмальнуло так, что господин Березкин, тутошний народный избранник, еле выпрыгнуть успел, а потом за мной по оврагам с дрыном гонялся…

– А его помощник это дело на сотовый заснял, – хихикнула Галка. – Весь поселок потом пластом лежал. Теперь он сторож в универмаге, жалеет страшно. Спустило колесо фортуны. Мечтает найти полную инкассаторскую сумку.

– А мне вот почему-то не смешно, – обиделся Борька. – Ты тоже, Галка, не процветаешь же?

– Почему? Я довольна жизнью, – насупилась Галка. – Считаю, что Выжинск ничем не уступает Акапулько… Один раз в год, когда сады цветут. Центр мироздания, скоро станет самым комфортным местом для проживания. У меня есть дом, отличная работа в бухгалтерской конторе – за восемнадцать тыщ целковых. Имеется молодой человек, справивший на днях свой 49-летний юбилей. Мы собираемся воссоединить наши дома. Он приехал в наш район полтора года назад, работает в уголовном розыске…

– Где? – поперхнулся Андрей.

– А я что, машинально перешла на португальский? – удивилась Галка. – И не надо в панике озираться, сегодня засады не будет. Он работает допоздна, особенно в свете вчерашних событий, и вообще он хороший человек. Да и я не последняя курва. В общем, все у меня хорошо…

– И мама у тебя Клавдия Шиффер, – подколол Борька.

Друзья рассмеялись. Хохма была изъезжена вдоль и поперек. Клавдия Генриховна Шиффер была дочерью немецкого переселенца из Энгельса, при бракосочетании наотрез отказалась менять фамилию (и дочь ее не стала Тишкиной) и до выхода на пенсию в семьдесят лет работала директором школы, где математику преподавала Тамара Александровна Островская. Женщина была порядочная, оттого Тамара Александровна и не подверглась гонениям, когда ее сыну влепили «подколодную весть».

– Я тоже не жалуюсь, – проворчал Игнат. – Командую бригадой слесарей в жилищной конторе, получаю нормально, приличное жилье в двухквартирном доме. Опять же, жена, уйма свободного времени. С детьми вот только туго: боится Римма рожать. Пунктик у нее, даже не знаем, что делать…

– Усыновите парочку вьетнамских детишек, – посоветовал Борька, – или якутских, без разницы. Поделишься планами? – Борька пытливо уставился на Андрея, и было видно, что он волнуется. – Мы много говорим, Андрей, отлично проводим время, а о деле пока – ни слова.

– А он сам не знает, чего хочет, – фыркнула Галка. – Но намерен добиваться этого всеми средствами.

– Мы верим, что ты не убивал, – понизил голос Игнат и тоже побледнел. – Но давай начистоту, Андрюха. Во-первых, правда о том, что случилось с группой Менделя, – тайна почище рецепта кока-колы. Во-вторых, прошло девять лет, дело поросло быльем. В-третьих, как ты намерен ворошить эту мусорку, если даже не можешь выйти из леса?

– Я многого не знаю в этой жизни, – проворчал Андрей, опуская глаза, – но знаю точно, что никого не убивал. Не будет у меня другой жизни, понимаете? Поэтому не хочу провести эту жизнь в тюрьме по сфабрикованному обвинению. Надеюсь, вы поможете. Для начала нужно узнать следующее: меня подставили менты или кто-то другой, а менты просто доверчиво воспользовались подброшенными уликами?

– Ну, хорошо, я могу подговорить своего молодого человека… – задумалась Галка. – Хотя он не знает о том деле, поскольку человек в поселке новый. Остальные тоже могут поспрашивать знакомых – не все менты в этом городе стали сволочами. Но зыбко это, Андрей. О группе Менделя уже никто не помнит. Ты в курсе, что после убийства резко схлынул поток желающих изучить Катумское урочище? Сейчас сюда практически не приезжают…

– Вы знаете, где мы находимся? – перебил Андрей.

Друзья недоуменно переглянулись.

– Ты уже забыл? – начала язвить Галка.

– Мы находимся в том месте, где девять лет назад погибла группа Менделя, – мрачно объявил Андрей, и настала тишина. Товарищи насупились, зябко поводя плечами. – Охотно верю, что вы ни разу здесь не были, поэтому это место не вызывает у вас неприятных ассоциаций. Здесь возились только оперативники… Ориентир – залив у Красной сопки, – он кивнул на скалу на правом берегу, испещренную вкраплениями темно-красной породы. – Этот объект я и указал в записке, спутать невозможно. Пойдемте, – он первым вскарабкался на обрыв, – и не удивляйтесь моим познаниям. По ходу следствия опера намертво вбили в меня весь расклад. Дважды сюда привозили, надеялись, что на месте я дам признательные показания и расскажу, как убивал.

Товарищи выбрались вслед за ним и стали настороженно озираться. В меркнущем свете антураж обретал зловещие очертания. Тускнели краски, в воздухе мерцала белесая дымка. Местечко производило неприятное впечатление: под ногами обрыв, глина кое-где сползала вместе с дерном. Речка за камнями и плитами – глубина в этом месте порядочная, вброд не перейти, еще и омут закручивался в стороне от стремнины. Если повернуться – пересеченная травчатая поляна с буграми и вмятинами. Трава по щиколотку – сорняковый молочай, острые листья мятлика, прореженные злаковыми стебельками. Груды булыжников слева и справа. Метрах в двадцати от обрыва, за дорогой, заросшей чертополохом, – гуща леса, опушка Катумского урочища. Вторгнуться в лес на этом участке проблематично. Приземистые, будто придавленные гнетом, осины распростерли в ширину корявые ветки. Подлесок высился непроницаемой стеной. Груды бурелома словно нарочно сюда свалили, чтобы отравить жизнь тем, кто хочет войти в лес.

– Следствие считало, что убийство произошло поздно вечером 21 июля, после двадцати двух ноль-ноль, – мрачно заявил Андрей. – Похоже, так и было, трупы обнаружили через сутки. Четверо приезжих и двое местных вышли из Выжинска после обеда. Дойти до урочища с приборами и амуницией, со всеми перекурами и «фотосессиями» – дело полутора часов. Возможно, вошли в урочище, но что-то не понравилось. Решили зайти с другого конца. Вышли, повернули на восток, добрались до этой самой дороги – и отправились на север, вниз по течению Белянчи. Устали, стемнело, разбили лагерь там, где мы сейчас стоим. Утром намеревались отправиться дальше – не входить же в урочище на этом участке, это нереально. И девять лет назад здесь было так же… Пока заготавливали дрова, ставили палатки, помылись – прошло еще время. Развели костер на этом месте, – Андрей поставил ногу на выемку в центре поляны. Трава здесь росла клочками и не очень высоко. – Установили рогатины, что-то жарили. Полагаю, банальную курятину. Собрались все вместе – здесь еще пара бревен была, на них сидели – ели, оживленно общались… – Он задрожал, закрыл глаза. – Было тихо, тепло, небо звездное… И вдруг что-то случилось…