Грешница, путь во тьму

В момент, когда петля распалась, её светлые глаза остановился на Эдите. Взгляд был пугающе внимательным.

Девушка испуганно вдохнула, едва не задохнулась воздухом. Смотрела в серьезные, внимательные старческие глаза.

Тонкие губы старушки разжались. Они произносили какие-то слова, но не издавали ни звука. Женщина повторяла эти слова беззвучно, не отрывая взгляда от Эдиты.

Девушка напряжённо замерла, пытаясь понять, что та говорит. Ей казалось, что в этом мире нет толпы и мужа. Осталась лишь старушка, на шее которой пытаются затянуть петлю, но никак не получается.

Эдита глядела на лицо старушки.

Лишь спустя несколько бесконечно долгих секунд она поняла, что то, что говорит старая ведьма – это одно слово. Одно слово, которое она повторяет вновь и вновь.

Она продолжала глядеть на Эдиту, пугающе светлыми глазами и повторять беззвучно это слово.

Петля затянулась на шее женщины, её ноги оторвались от плахи. Ведьма вновь каркнула, но быстро утихла. Опустила тяжелый взгляд на Эдиту, вновь и вновь повторяя это слово.

Девушка испуганно прикрыла рот ладонью и неосознанно повторяла сказанное. Открывала рот, стараясь произнести те же звуки и понять, что же говорит женщина.

– Месть, месть, месть, – едва слышно произнесла Эдита, заглушив слово ладонью, в тот момент, когда глаза старушки закатились, а рот безвольно распахнулся. Язык выпал изо рта.

Эдита не могла оторвать от ведьмы взгляда.

Она не могла выбросить из головы единственное слово, которое женщина продолжала повторять.

Не могла вспомнить, как выбиралась из толпы и шла по улицам наполненных множеством пьяных и веселых граждан. Они, как актеры театра, шутливо передразнивали повешенных.

Особенно им полюбилось подражать ведьме. Она поселила в их душах страх, а лучший способ от него избавиться – пошутить над ним.

Если передразнить ведьму, от которой дрожишь от ужаса то кажется, что она такая же бессильная и бесполезная, как и они все.

Иоханн был привычно молчалив и мрачен. Каким-то гордо-одухотворенным.

Когда они вышли из толпы и пошли к своему дому по полупустым улицам, он отдернул руку от Эдиты. Будто испытывал к ней не меньшее презрение, чем к только что казненным. Даже не глядел на неё.

– Мария! – гаркнул, стоило им зайти в дом.

Эдита неуверенно стояла рядом с ним, оглядывая мрачно-богатый дом. Будто впервые его увидела.

Мария практически подбежала к ним. На её щеках с веснушками были красные пятна из-за быстрого шага. Тяжело дышала и боязливо смотрела на мистера Эшби. Неуверенно сжимала в ладонях передник, будто старалась спрятать пятна, что покрывали её руки.

Это пятна от тяжёлого и постоянно труда. Они не отмоются никогда, они напоминание о её положении в этом мире. Как несмываемая печать.

Всегда сухая кожа рук от стирок и готовки, всегда неровно и коротко обломанные ногти. Так, что видна какая-то болезненная, красная поверхность под ногтями.

– Да, мистер Эшби? – она бросила короткий взгляд на Эдиту, будто искала в ней поддержки.

Миссис Эшби мягко, коротко ей улыбнулась, как испуганному ребенку. И Мария облегченно выдохнула, успокоившись.

Как бы Мария не пыталась скрыть – это было написано на её лице и в каждом движении. И это – её искренняя привязанность и благодарность совей юной госпоже. Её восхищение и нежность.

Эдита с горечью понимала, что это от того, что она первый человек в этом мире, который относится к ней с нежностью. Который спрашивает о её состоянии и делах, который спрашивает о трепете её сердца. Говорит о том, что она прекрасна, добра и нежна.

Мария даже от матери не слышала доброго слова. Тяжело быть любящей и нежной, когда все дни ты мучительно работаешь и единственное чего желаешь это отдых.

Нет времени на любовь.

– В шесть вечера к нам придут гости. Передай кухарке, чтобы она приготовила все самое лучшее. А ты приготовь комнату. Чтобы ни пылинки, поняла?

– Да, мистер Эшби.

Девушка быстро закивала и рванула на кухню. Смешно и быстро шагала. Её хода была чем-то средним между обычной ходьбой и бегом. Кудряшки её рыжих волос подпрыгивали, а туфельки громко топали о деревянный пол.

Мария чем-то напоминала молодую лошадку. Неуклюжую и шуструю.

– К нам кто-то придет? – пытаясь сделать свой голос безразлично-спокойным, спросила Эдита.

– Да, – не глядя на неё, ответил мужчина, – не опозорь меня.

Иоханн не бросил на неё ни взгляда и пошел в свою комнату.

Эдита глядела на его спину. Сухую и долговязую.

От злости до боли прикусила нижнюю губу. Впилась зубами, сдирая сухую, потрескавшуюся кожу. Не понимала этого сословия, этих богатых людей. Они, словно постоянно стараются доказать свое богатство.

Она не понимала, как можно думать о пире, танцах и пении, когда жалких пол часа назад был свидетелем смерти четырех людей. Перед её глазами до сих пор стояли безобразные картины чужой смерти, а в ушах гул толпы и предсмертные крики. Вопли ужаса и отчаянное взывание к Богу.

Эдита тихо поднялась в свою комнату. Оглядела её, будто пыталась найти что-то на что сможет отвлечься. Но сердце до сих пор билось испуганной птицей, запертой в клетку. Руки немного подрагивали – ни вышивать, ни вязать.

Постаралась читать, но не запоминала ни слова. Буквы, казалось менялись местами и складывались в одно единственное слово: «месть». Не понимала от чего эта женщина повторяла его, глядя ей в глаза. Обещала, что её дух отомстить за что-то Эдите? Но за что?

Потерявшись в этих мыслях, она потерялась и во времени. Глянула на часы и страдальчески вздохнула.

Поднялась с кровати, спрятав книгу под матрас. Иоханну не нравилась любовь жены к чтению. В его руках девушка ни одного разу не видала книги. Лишь какие-то бумаги, связанные с торговлей и деньгами.

Если же он видел в её руках книгу, он воспринимал это как личное оскорбление. Будто Эдита напоминает ему о его неблагородном происхождение и отсутствии должного образования.

Эшби – не знатная фамилия. Предки этого рода – это рабочие и слуги. Большинство вовсе были неграмотными.

Кантуэлл напротив же, когда-то были богаты и знатны. Генрих дал своим дочерям образование, как дань уважения былой славе этой фамилии.

Но лишился состояния.

Так оказалось, что в браке сплавились деньги и не знатность с бедностью и знатностью, с благородной кровью.

Иоханн всеми силами старался доказать, что он занимает именно то положение, которое должен. Пытался вычеркнуть из памяти людей свое незнатное происхождение.

Эдита посмотрела на себя в зеркало.

Она не желала вызвать очередной приступ злости Иоханна. Надела красивое, темно-зеленное платья. Корсет приподнимал её грудь и стягивал и так тонкую талию.