Грешница, путь во тьму

Он разорвал подол её платья. Бросил ошметки ткани на пол, с силой раздвинул девичьи ноги. Кусал, щипал, тянул кожу. Будто хотел оставить больше следов, чтобы Эдита не смела забывать. Чтобы видела знаки своего унижения ещё несколько недель.

Практически завыла от боли, выгнувшись. Не сдержала слез и они крупными каплями покатились по щекам. Дернулась, пытаясь уйти от болезненного прикосновения и чувства оскорбления. Ей казалось, что там, внизу и внутри, все обжигает огнем. Что её клеймят, чтобы она всегда испытывала боль и помнила.

Пыталась скинуть мужчину, но у нее ничего не получалось.

Она задыхалась воздухом, упорно глядя в потолок, не желая смотреть на Иоханна.

На груди было деревянное распятие, что ей подарила Сесилия. И сейчас даже оно казалось обжигало болью. Эдита не понимала, как с ней может происходить такое, когда на её теле знак божий.

Всхлипывала и глухо завывала. Не могла понять больно физически или же морально. Точнее, что больнее.

Молилась о спасении, просила Господа, чтобы все это прекратилось, просила, чтобы Иоханн умер сейчас и мучительно. Просила, чтобы он страдал.

«Прошу-прошу-прошу, – мысленно повторяла, кусая до крови собственные губы, – пусть он страдает. Прошу, пусть захлебнётся в собственной крови. Пусть умрет и вечно горит в Аду. Кто-нибудь! Господи, не покидай меня, не покидай меня, когда ты мне так нужен».

Ей казалось, что сейчас не существует мира. Боль отступила, а Эдита где-то между мирами, где есть только она. И нет ни Бога, ни её мужа. Ей показалось, что Бог оставил её.

Она больше не кричала и не плакала. Её лицо было пусто, как лицо куклы или же мертвеца. Смотрела в потолок, не издавая ни звука.

Иоханн громко вскрикнул и прохрипел. Отпустил её руки и отодвинулся. Перевел взгляд на Эдиту, в нем была гордость. Рассматривал красные отметины на её теле, на её бедрах и талии, на её груди.

Девушка медленно перевела взгляд на лицо мужчины. Очень долго молчала, просто глядела пустым взглядом.

– Подохни, – едва слышно и хрипло сказала. Горло и губы пересохли. Казалось, её рот и дыхательные пути были полны песка, – подохни, как жалкая шавка.

Иоханн издал яростный, каркающий звук и рванул к девушке. Практически навалился на неё. Его глаза горели бешенством, а безвольный, мягкий и влажный член прижимался к животу Эдиты.

Иоханн сжал руки на её шее. Та была такой тонкой, словно её можно переломить, как тростинку.

Эдита открыла рот, стараясь сделать хотя бы глоток воздуха. Но у неё не получалось. Беззвучно открывала и закрывала рот. Цеплялась за руки мужчины. Царапала их ногтями до выступающей липкой и теплой крови.

В глазах начало темнеть, а тело наполнила слабость.

Иоханн как-то испуганно отшатнулся и в презрении вытер руки об одеяло. Скривился, глядя на жену, которая пыталась насытится воздухом. На её глаза навернулись слезы. Она кашляла и хваталась за шею, на той уже проступили следы пальцев. Эдите казалось, что воздуха слишком много и он разрывает её легкие.

– Такая шлюха, как ты не заслуживает жизни, – безразлично сказал, встав с кровати, – но я не позволю, чтобы за то, что я тебя убил, меня повесили. Ты не испортишь мне жизнь.

Он оправил одежды и вышел из комнаты. В нем не было ничего, что выдавало бы случившееся. Лишь царапины покрывающие его руки.

Эдита не знала сколько она лежала без движения. Ей чудилось, что целую вечность.

Медленно опустила ноги на пол и попыталась подняться. Но не устояла на ногах и упала на колени. Ноги, как и все тело, дрожали. Едва хватило сил подняться. Она покачиваясь подошла к большому зеркалу.

Удивленно распахнула глаза, глядя на отражение своего обнаженного тела. Не узнавала ни тело, ни лицо. В ужасе задохнулась вдохом.

На коже уже начали расцветать синяки, красные пятна. Растрепанные волосы. На шее отпечаток руки.

Она по-животному завыла и одним махом сбросила на пол все, что было на трюмо. Оно звонко упало на пол, что-то разбилось с шумом, что-то глухо ударилось. Девушка подлетела к зеркалу в ярости.

Размахнулась и ударила по гладкой поверхности, по своему отображению. Зеркало задребезжало и рассыпалось осколками. Они блеснули и осыпались на пол.

Эдита же продолжала стенать и метаться по комнате. Как одержимая крушила и рвала одежды. А после безвольно упала на колени, не замечая ни рассеченной ладони, ни израненной ступни. Не замечая пятен крови и боли в теле.

По-детски задрав голову, громко зарыдала. Рыдала до икоты и боли в груди. А после дрожащими руками отрыла в складках своего брошенного на пол платья маленький флакончик.

Улыбнулась с какой-то горечью и болезненностью. В этой улыбке был надрыв и истеричность. Подползла к столу с кувшином и кружкой. Едва сумела налить воду. Её руки потеряли все силы. В её теле не было силы даже на то, чтобы держать кувшин. Он ударялся об чашку, позвякивая.

У Эдиты так сильно дрожали руки, что она едва смогла накапать в чашку несколько капель настоя, что дала ей Маргарита. Она жадно пила воду с горьковато-травянистым привкусом. Будто не видела воды несколько дней. Захлебывалась и давилась ей, но продолжала пить. Несколько тонкий струек воды полились мимо рта, очертели изгиб шеи и замерли на выемке ключиц.

Сейчас же, когда Эдита и Иоханн стояли на площади, вокруг толпа, а рука мужчины на локте Эдиты, ей казалось, что его ладонь – это раскаленная кочерга.

Даже через ткань платья она отчетливо ощущала его прикосновение. От этого вниз по телу бежала дрожь. В душе – презрение и омерзение. Девушке казалось, что боль возвращалась, а к горлу подступала тошнота. Ком, который она не могла проглотить, как бы не пыталась.

Иоханн молчал, но вокруг было слишком шумно. Многие что-то напевали или же хохотали. Казалось, казнь – это развлечение для всей семьи. Отличный способ отбросить тяготы жизни и увидеть того, кому хуже.

Как животные набрасывались на несчастного, разрывали, отрывая куски плоти. Не могли насытиться кровью, плескались в собственной жестокости.

А после шли в церковь и блаженно слушали проповеди и думали, что они благочестивы и непогрешимы.

Шум, как волна, поднялся.

Эдита резко повернула голову, до хруста в шейных позвонках. Прищурилась, стараясь разглядеть через толпу причину, от чего же она так зашумела. Вели людей укутанных в цепи. Рядом стражники, а за ними священник с гордо поднятой головой и одухотворением на лице.

Кто-то бросил переспевший плод в одного из приговоренных. Тот врезался в голову, залил лицо и волосы липким соком. Толпа загоготала, а мужчина, в которого попали, опустил голову ещё ниже. Он едва передвигал ногами и сутулился. Казалось, пытался быть меньше.

Медленно приговоренные, в сопровождении священника и охранников, поднялись на плаху. Казалось, едва не споткнулись от лишения сил или же страха. Выстроились в ряд, глядя на рокочущую толпу.

Эдита смотрела широко распахнутыми глазами, пытаясь сглотнуть тяжелый ком.

Она прежде не ходила на казнь. Лишь видела кусок веревки, которую уже отрезали, снимая тело. Та покачивалась на ветру и была мрачной, вселяющей ужас.

Теперь же, видя людей на лицах которых написано осознание того, что это последние минуты из жизни, она не могла понять своих чувств.

Священник подошел к первому приговоренному мужчине. Едва старше мальчишки, на лице бахвальство. Побитый, уставший, но гордый собой. Задрал голову и широко улыбнулся, не глядя на священника, что нашептывал ему что-то на ухо.

Тот уверял его, что нужно покаяться в своих грехах, исповедоваться, нужно попросить прощения и доверить свою душу Бога.

Мальчишка отмахнулся.

Задрал подбородок и нахально улыбнулся, тряхнул головой, стараясь убрать волосы, что лезли в глаза.

– Эй, мясник, – обратился он к палачу, – надеюсь ты хорошо выполнишь свои обязанности.

Палач серьезно кивнул.

Священник скривился и отошел на шаг.

– Эй, вы, – громко закричал мальчишка между приступами хохота, – вы все свиньи, толпа свиней! –мальчишка хохотал так, что на глаза навернулись слезы, пока на его шее затягивали петлю. – Собрались полюбоваться на то, как я подохну! Жалкие, жалкие. Вы хуже свиней! Эй, вы, святой отец, там, куда я попаду, будет алкоголь? Я бы сейчас выкурил сигаретку и запил все хорошим алкоголем! Ну, что стоишь, мистер, давай уже! Доверяю тебе свое тело!