Укрытие. Книга 3. Пыль

Отчет Соло вызвал у нее смешанные чувства. В механическом отделе теперь было сухо, но на полную откачку грунтовых вод уйдет больше времени, чем она предполагала. Возможно, пройдут недели или месяцы, прежде чем они смогут попасть в самый низ укрытия и посмотреть, что там еще можно спасти. А ржавчина начнет появляться сразу же. Джульетта выбросила из головы далекие проблемы и сосредоточилась на тех, что можно решить сейчас.

Все необходимое для похода наверх она уложила в небольшую наплечную сумку: почти не ношенный серебристый комбинезон, носки и белье, все еще мокрые после стирки в раковине, рабочая фляжка, помятая и испачканная смазкой, и универсальная отвертка с набором насадок. В карманах разместились универсальный инструмент и двадцать читов – хотя с тех пор, как она стала мэром, почти никто не брал с нее денег за покупки. Единственное, чего ей не хватало, так это надежной рации. Уокер разобрал две исправные рации, чтобы попробовать собрать из них новую, но она еще была не готова.

Джульетта вышла из механического со своими скудными пожитками и ощущением, что покидает друзей. Доносящийся с раскопок грохот машин преследовал ее в коридорах, пока она направлялась к лестнице. Проход через турникет стал чем-то вроде пересечения мысленного порога. Это напомнило ей, как много недель назад она вышла из того шлюза. Подобно клапану, некоторые вещи пропускали, похоже, только в одном направлении. У нее возникло опасение, что пройдет немало времени, прежде чем она вернется, и от этой мысли ей стало труднее дышать.

Она медленно шагала по лестнице, время от времени проходя мимо других ходоков. Джульетта чувствовала, что они за ней наблюдают. Неприязненные взгляды людей, которых она когда-то знала, напоминали ей ветер, трепавший ее на склоне холма. Их взгляды, полные недоверия, налетали порывами, и так же быстро люди отворачивались.

Вскоре она увидела, о чем говорил Лукас. Какую бы доброжелательность к ней ни породило ее возвращение, как бы люди ни поражались тому, что кто-то отказался делать очистку и сумел выжить, оказавшись снаружи, эта доброжелательность превращалась в крошку так же неумолимо, как и бетон внизу под ударами молота. В то время как ее возвращение принесло надежду, планы прокладки туннеля между укрытиями породили нечто иное. Она видела это в отведенном взгляде лавочника, в том, как мать защитным жестом обнимала ребенка, в перешептываниях, которые сразу же прекращались при ее появлении. Она порождала страх.

Лишь немногие приветствовали ее кивком и произносили «мэр», когда она проходила мимо по лестнице. Молодой знакомый носильщик задержался и протянул ей руку, искренне восторгаясь от встречи с ней. Но когда она остановилась на нижних фермах на сто двадцать шестом этаже, чтобы перекусить, а потом зашла в туалет тремя этажами выше, то почувствовала, что здесь ей рады примерно так же, как смазчику из механического на верхних этажах. А ведь она пока находилась среди своих. И все еще была их мэром, пусть и нелюбимым.

Такой прием заставил ее усомниться, стоит ли заходить к Хэнку, помощнику шерифа на нижних этажах. Во время восстания Хэнк сражался, и он видел, как погибали хорошие мужчины и женщины с обеих сторон. Войдя в полицейский участок на сто двадцатом, Джульетта задумалась, не совершает ли она ошибку и не лучше ли пойти дальше. На такие мысли подталкивало ее молодое «я», то самое, что боялось встречи с отцом и заставляло с головой погружаться в разнообразные проекты, лишь бы избежать контактов с внешним миром. Она больше не могла оставаться той, прежней. Она несет ответственность перед укрытием и живущими в нем людьми. И зайти к Хэнку будет правильно. Она почесала шрам на руке и решительно проследовала в участок. Джульетта напомнила себе, что она как-никак мэр, а не какой-нибудь арестант, которого отправляют на очистку.

Она вошла, и Хэнк оторвал взгляд от стола. Глаза помощника шерифа удивленно распахнулись, когда он узнал посетительницу, – со дня ее возвращения они не встречались и не разговаривали. Он встал из-за стола, сделал два шага навстречу, потом остановился, и Джульетта увидела в его взгляде ту же смесь волнения и возбуждения, какую испытывала сама, и поняла, что не надо было опасаться этой встречи и не следовало так долго избегать Хэнка. Тот робко протянул руку, словно боялся, что она откажется ее пожать. Казалось, он готов отдернуть ладонь, если этот жест оскорбит Джульетту. Какую бы душевную боль она ему ни причинила, он явно все еще страдал из-за того, что ему пришлось исполнить приказ и послать ее на очистку.

Джульетта пожала руку и обняла Хэнка.

– Простите, – прошептал он дрогнувшим голосом.

– Перестаньте, – ответила Джульетта. Она шагнула назад, разглядывая его плечо. – Это мне следует извиняться. Как ваша рука?

Хэнк сделал плечом круговое движение.

– Все еще на месте. И если вы когда-нибудь посмеете передо мной извиняться, я вас арестую.

– Тогда предлагаю перемирие.

– Хорошо, перемирие, – улыбнулся Хэнк. – Но я хочу сказать…

– …Что вы делали свою работу. А я делала все, что в моих силах. А теперь оставим эту тему.

Он кивнул и уставился на свои ботинки.

– Как обстановка на ваших этажах? – спросила Джульетта. – Лукас сказал, что люди ворчат из-за того, чем я занимаюсь внизу.

– Да, есть недовольные. Но ничего серьезного. Думаю, большинство людей занято налаживанием нормальной жизни. Правда, я слышал кое-какие разговоры. Знаете, сколько мы получили заявлений о переселении отсюда на средние и верхние этажи? Раз в десять больше, чем обычно. Боюсь, люди не хотят находиться поблизости от того, что вы там затеяли.

Джульетта задумчиво пожевала губу.

– Часть проблемы в том, что нам не хватает указаний и разъяснений, – продолжал Хэнк. – Не хочу грузить вас жалобами, но сейчас у меня и моих парней нет ясного представления о том, что происходит. Мы не получаем депеш из отдела безопасности, как когда-то. А ваш офис…

– …В последнее время молчит, – закончила за него Джульетта.

Хэнк почесал макушку:

– Верно. Но не могу сказать, что вы полностью замолчали. Нам иногда на лестнице слышен грохот, который вы устраиваете внизу.

– Поэтому я и зашла, – сказала Джульетта. – Хочу, чтобы вы знали: ваши заботы – это мои заботы. Я сейчас возвращаюсь в свой офис на неделю или две. И по дороге буду заходить к другим помощникам шерифа. Могу пообещать, что вскоре многое у нас улучшится.

Хэнк нахмурился:

– Вы же знаете, что я вам доверяю и все такое, но когда вы говорите людям, что скоро жизнь станет лучше, они слышат только про перемены, которые их ждут. И для тех, кто дышит и считает это благодеянием, ваши слова мало что значат.

Джульетта подумала обо всем, что запланировала – и наверху, и в самом низу.

– До тех пор, пока нормальные люди вроде вас мне доверяют, у нас все будет хорошо, – заверила она. – А теперь я хочу попросить об услуге.

– Вам нужно место, чтобы переночевать, – предположил Хэнк и показал на дверь в тюремную камеру. – Я приберег вашу комнату. Могу опустить там койку…

Джульетта рассмеялась. Ее порадовало, что они уже могут шутить о том, что совсем недавно было для них неприятно.

– Нет. Но все равно спасибо. Я планирую к вечеру добраться до средних ферм. Мне нужно посадить растения на новых грядках. – Она помахала рукой. – Одна из моих обязанностей, сами понимаете.

Хэнк улыбнулся и кивнул.

– А попросить я хотела о том, чтобы вы присматривали за лестницей. Лукас говорил, что на верхних этажах кое-кто на нас смотрит косо. Я иду туда, чтобы попробовать их успокоить, но прошу вас отнестись к делу серьезно, если начнутся какие-нибудь волнения. У нас внизу маловато людей, и все они там на нервах.

– Считаете, что будут проблемы? – спросил Хэнк.

Джульетта задумалась над его вопросом.

– Да. И если вам понадобится стажер или два стажера, я профинансирую их обучение.

– Обычно мне нравится, когда мне подбрасывают читы, – ответил Хэнк и нахмурился. – Я вот только не пойму, почему ваши слова меня тревожат.

– По той же причине, почему я готова вам платить, – сказала Джульетта. – Мы оба знаем, что вам достанется самая невыгодная часть сделки.

9

Укрытие 18

Выйдя из кабинета Хэнка, Джульетта через этажи поднялась наверх, туда, где происходила главная часть сражений, и опять в глаза ей бросились раны, нанесенные когда-то войной. Чем дальше она шагала, тем больше встречалось напоминаний о тех сражениях, которые велись здесь в ее отсутствие; Джульетта видела оставленные войной отметины – металлические просверки в тех местах, где пули сорвали краску, обугленные ожоги и выбоины в бетоне, из которых, как сломанные кости, выступающие из кожи, торчали прутья арматуры.

Большую часть жизни отдала она этому укрытию, поддерживая его в рабочем состоянии. И укрытие отвечало ей благодарностью, наполняя легкие воздухом, одаривая урожаями и принимая мертвых. Ответственность между ней и укрытием была взаимной. Без людей укрытие сделалось бы таким же, как укрытие Соло, – ржавым, полузатопленным. Без укрытия она стала бы черепом на холме, уставившимся глазницами в облачные небеса. Они нуждались друг в друге.

Ладонь Джульетты скользила по перилам. Приварены они были недавно, и в них еще чувствовалась шершавость. Да и сама ладонь была иссечена шрамами. Большую часть ее жизни они помогали друг другу, она и укрытие. До того дня, когда они едва не убили друг друга. И мелкие трудности в механическом, которые она надеялась когда-нибудь устранить, – скрежещущие насосы, текущие трубы, утечки из выхлопной трубы – бледнели по сравнению со страшным ущербом, вызванным ее уходом. Подобно тому как случайные шрамы – напоминания об ошибках молодости – затерялись под искалеченной плотью, одна большая ошибка, похоже, способна была похоронить все мелкие.

Оставляя позади ступеньку за ступенькой, она добралась до места, где бомба вырвала кусок лестницы. Провал был заделан металлической заплатой, сваренной из прутьев и перил, позаимствованных из ограждения лестничной площадки, которая после этого стала у?же. На стенах здесь и там были выведены углем имена погибших при взрыве. Джульетта осторожно прошла по искореженному металлу. Поднявшись еще выше, она увидела, что двери в отдел снабжения заменили. Сражение перед отделом было особенно ожесточенным. Это была цена, которую люди в желтых комбинезонах заплатили за то, что действовали заодно с механиками в синих.

Когда Джульетта подошла к церкви на девяносто девятом этаже, из нее как раз выходили прихожане после воскресной службы. Потоки людей спускались по спиральной лестнице к тихому базарчику, который она только что миновала. Губы у прихожан были плотно сжаты после долгих разговоров на серьезные темы, а суставы стали такими же жесткими, как их отглаженные комбинезоны. Джульетта прошла мимо и отметила их враждебные взгляды.

К тому моменту, когда она достигла лестничной площадки, толпа заметно поредела. Этот маленький храм был вклинен между старыми гидропонными фермами и квартирами рабочих с нижних этажей. Появился он еще до ее рождения, но однажды Нокс рассказал, как на девяносто девятом устроили этот храм. Произошло это в те давние времена, когда его отец был мальчишкой и начались протесты против музыки и шумных представлений, которые устраивали по воскресеньям. Служба безопасности не вмешивалась, когда протестующие разбивали импровизированный лагерь, возникший поблизости от базара. Люди спали на ступенях и заполняли лестницу до тех пор, пока всякое движение по ней не прекратилось. Ферма этажом выше была опустошена, снабжая едой всю эту толпу. Через какое-то время толпа протестующих почти заполнила и весь этаж с гидропоникой. Храм с двадцать восьмого этажа оборудовал на девяносто девятом временную церковь, и теперь она стала даже больше породившего ее храма.

Отец Вендел был на лестничной площадке, когда Джульетта одолела последний лестничный поворот перед ней. Он стоял возле двери, пожимая руки и что-то кратко вещая каждому из прихожан, покидавшему воскресную службу. Его белое одеяние слегка светилось, как и лысая голова священника, блестевшая от пота после недавних проповеднических трудов. Фигура Вендела вся словно искрилась. В глазах Джульетты особенно, ведь она только что ушла с этажей, где царила лишь грязь и смазка. Она физически ощущала эту грязь на себе, видя перед собой безупречной чистоты ткань его одеяния.

– Благодарю вас, отец, – произнесла женщина, слегка поклонилась и пожала руку священника, другой рукой удерживая младенца. Голова спящего малыша качнулась на плече матери. Вендел возложил руку на голову ребенка и произнес несколько слов. Женщина еще раз его поблагодарила и ушла, а Вендел пожал следующую протянутую руку.

Пока оставшиеся прихожане выходили из дверей, Джульетта отошла в сторону и прислонилась к перилам, чтобы не привлекать к себе внимания. Она увидела, как пожилой мужчина остановился и положил несколько звякнувших читов на раскрытую ладонь Вендела.