Именно этот цвет она выбрала для ногтей на ногах, и я не собиралась ей отказывать. Даже если сейчас только я помню, что мама терпеть не могла, когда в юности я красила свои ногти в этот цвет, а она всегда говорила, что он напоминает ей сопли.
Я мотаю головой, чтобы прогнать эти мысли, и шагаю к окну. Стучу костяшками по стеклу, надеясь привлечь ее внимание.
Амелия Картер резко разворачивается в мою сторону и, подняв лейку, машет ею.
Я с хриплым смехом машу пальцами в ответ. Мамины щеки и плечи порозовели от солнца, и я задаюсь вопросом, не забыла ли она нанести солнцезащитный крем перед выходом на улицу.
Через несколько секунд мама отворачивается и направляется к зарослям маргариток. Я выдыхаю и позволяю улыбке растаять. Достаю из комода чистое белье и иду в ванную принимать такой необходимый мне душ.
* * *
Я как раз ставлю на поднос стаканы с лимонадом, чтобы вынести их на улицу, как в дом врывается мама.
– Скарлетт, дорогая, – щебечет она. Между бровей и на щеке у нее мазки грязи. – Когда ты вернулась? Я бы зашла в дом, если бы знала.
Руки с подносом дрожат, но я справляюсь с собой и выдавливаю улыбку.
– Я только успела налить лимонад, мам. – Влажные волосы после душа, который я приняла почти сорок минут назад, внезапно начали весить целую тонну. – Как сад?
– О, замечательно. У нас будет так много помидоров, что ума не приложу, куда их все девать!
– Здорово, – искренне говорю я и киваю на дверь в патио, которая распахивается от теплого ветерка. – Посиди со мной на улице и расскажи обо всем.
Она энергично кивает.
– С удовольствием. Однако нам придется сесть в тенек. Я слегка поджарилась на солнце.
– Конечно, мам.
Обойдя ее, я первой выхожу на веранду, ставлю поднос с лимонадом на стеклянный столик и выдвигаю один из четырех стульев вокруг него. Мама благодарно улыбается мне и садится. Когда она устраивается поудобнее, я ставлю перед ней стакан.
Зонтик в центре стола закрыт, поэтому я открываю его. От усилия левое плечо дергает, и я прикусываю язык, чтобы сдержать стон, после чего сажусь на стул рядом с мамой.
Открытый зонтик дает достаточно тени, чтобы защитить ее от солнца, и мама, счастливо вздохнув, делает большой глоток.
– Итак, моя сладенькая девочка. – Она ставит стакан на стол и сверлит меня многозначительным взглядом. – Как твое плечо?
Я замираю, машинально поводя упомянутым плечом.
– Что ты имеешь в виду?
– Не прикидывайся. Я видела, что тебе было больно.
И, словно она ткнула прямо туда, по позвоночнику ползет легкая боль и снова сжимает левое плечо.
– Все в порядке. Я его почти не замечаю.
– Пока не делаешь что-то простое, вроде раскрытия садового зонта?
– Мам, пожалуйста, не начинай.
– Господи, Скарлетт, – хохочет она. – Я не могу не беспокоиться за тебя. Особенно когда именно я виновата в том, что тебе пришлось бросить физиотерапию.
Ее глаза наполняются слезами, и мне хочется провалиться сквозь землю.
Я протягиваю руку и накрываю ее мозолистые пальцы своими.
– Мам, я сама решила приехать домой. Ты меня не заставляла.
Какова была альтернатива? Лететь обратно в Альберту и продолжать реабилитацию с медиками из команды, за которую – мы все это понимали – я больше никогда не буду играть, пока моя больная мама в одиночестве борется с диагностированным у нее Альцгеймером? Как бы не так.
– Они хорошо о тебе заботились.
– Пришло время вернуться домой.
Она яростно качает головой, отчего слезы срываются с ресниц, и достаточно сильно хлопает рукой по столу, так что кувшин с лимонадом подпрыгивает, а я вздрагиваю.
– Ты застряла здесь из-за меня. Никогда себе этого не прощу.
– Мам, посмотри на меня, – умоляю я, крепче сжимая ее ладонь. Она неохотно слушается, ее пронзительные зеленые глаза оттенка только что политой травы встречаются с моими небесно-голубыми. – Нет такого места, где я хотела бы быть сейчас больше, чем здесь. Посмотри вокруг. Это самое прекрасное жилище, что я видела. А я объездила весь мир.
Мама моргает и сжимает мою руку, после чего переводит взгляд на сад. Его вид помогает ей расслабиться.
– Я здесь потому, что хочу. Даже не думай обратное.
– Извини, милая. Ты же знаешь, какой я становлюсь.
Я киваю и глажу большим пальцем выпирающие голубые вены на ее кисти.
– Расскажи, чем ты занималась, пока я бегала.
Ее глаза загораются.
– Ой! Как я могла забыть? У меня замечательная новость.
– Тогда давай послушаем, – подбадриваю я.
Она наклоняется вперед и складывает руки под подбородком. Я готовлюсь слушать сплетни, которые обычно следуют за этим движением.
– Итак, в субботу я ездила в «Цветочный магазин Шарлотты» и столкнулась с одним мужчиной и его сыном. В буквальном смысле. У меня в руках был новый лировидный фикус, знаешь, который стоит в углу гостиной, рядом с моим креслом для чтения. – Я киваю, и она продолжает: – В общем, я ударила этого беднягу фикусом прямо в грудь. Конечно, я начала горячо извиняться, но он рассмеялся и забрал у меня горшок. О, Скарлетт. Они с сыном донесли его до моей машины, как настоящие джентльмены.
– Это мило, мам. Но тебе с самого начала надо было попросить сотрудника.
Звонок из больницы о том, что мама пострадала, пытаясь вынести тяжелое растение из цветочного магазина, стал бы для меня кошмаром.
Она рассекает воздух рукой.
– Поворчишь в другой раз. Я еще не все рассказала.