2.4.3. В кровати
Кабак был закрыт. На двери висело объявление: «У Анатолия В.». Судя по всему, бармен обретался у Толика. Я потер щеку, вспоминая удар человека с детским взглядом широко распахнутых голубых глаз.
Участок Толика выделялся на фоне других. Трава подстрижена, белые дорожки из камня – ровные и чистые. Здесь отсутствовали ржавые инструменты, рваные тряпки, дырявые тазы, грязные эмалированные ванны – обязательные атрибуты каждого двора. Пупсы с оторванными руками, принадлежащие детям, которые не приезжают, из окон его дома не выглядывали. Анатолий В. был человеком порядка.
Я потоптался у калитки, собираясь с силами, но только ее отворил, из дома Толика вышел бармен.
– Эй! Тебя-то я ищу, – сказал я. – Минутка есть?
Сергей поднял глаза.
– Нет у меня минутки, – сурово бросил он.
– Тебе помочь, может, чем?
Сергей смерил меня взглядом.
Он вышел на дорогу и закрыл за собой калитку.
– Ты в кабак?
Сергей вздохнул.
– Нет. У Толика овцы взбеленились.
– Что значит «взбеленились»?
– То и значит. Отраву нашли.
Немногословие Сергея неприятно впечатляло.
– Отраву? – с раздражением переспросил я.
– Белену. Зацвела вдоль дороги. Сын Толика недоглядел, они и ополоумели. Разбрелись по дворам.
Я выдохнул:
– Я как раз знаю, где одна такая овца.
– Где?
– Только не говори никому.
Он поднял брови.
– У меня в кровати.
Сергей нахмурился и посмотрел чуть ли не с осуждением.
2.4.4. Пойдем посмотрим
Приглашая Сергея, я забыл, что перевернул дом вверх дном. Забыл, что содержимое бабушкиных шкафов вывалено наружу, на столе разбросаны ее тетрадки, а матрацы с подушками свалены кучей на пол.
Я напрягся, но врать не пришлось.
Возможное объяснение стояло посреди кухни: на голове тюль с окна, одно копыто в эмалированной кастрюле, остальные три – в рассыпанной по полу муке.
Овца перебила бабушкины суповые тарелки, пыталась сжевать клеенку со стола и ждала нас в позе агрессора.
– Это Ряженка, – сказал Сергей, и в голосе послышалась ласка. В подобных условиях неуместная. – Из молока ее матери была вкусная ряженка. А ну поди сюда.
Овца покачала головой и отступила на шаг.
– Ну давай, поди.
Она отошла на еще один овечий шаг и стояла через стол от нас. Сергей начал обходить стол слева, овца пошла направо.
– Окружай! – скомандовал бармен.
Я, растопырив руки, двинулся на овцу. Она нырнула под стол и выбежала с другой стороны. Зашла в спальню и возмущенно проблеяла, чтобы ее не беспокоили.
– Откуда она? – рассердился Сергей.
– От Толика?! – в свою очередь не сдержался я. – Дверь забыл запереть.
– И калитку?
– Ты дыры в моем заборе видел?
– Нажрутся белены, а потом с ними сладу нет, – проворчал Сергей.
– Может, она отдохнет, а потом сама домой пойдет? – спросил я.
2.4.5. О тщете
Сергей махнул рукой и сел за стол без клеенки на табурет, стоявший посреди черепков разбитой посуды.
«С него бы картину писать, – подумал я, – о тщете человеческого существования».
Я достал заварочный чайник, ополоснул его и насыпал индийского со слоном.
– Там овец ловят, – сказал Сергей. – А мы тут без дела сидим.
– Да, я поймал одну.
– Ты хотел чего?
Я выключил плиту.