Сумеречный сказ

Елена же встреч с сестрой избегала и смотреть даже в ее сторону не желала. Обида уж отпустила ее, и в глубине души она понимала, что напрасно тогда вспылила, одначе первая мириться не думала, считая, что Варвара извиниться сначала должна. Так и пришлось сестрицам молчаливо перед дальней дорогой прощаться.

Отец про перебранку их знал, но виду не подавал. Полагал он, что незачем было напутствия давать – разберутся девоньки сами. Однако всю дорогу до града пытался он на разговоры Варвару вывести, развеселить ее немножко, да только не желала дочь речей молвить, кивала невпопад и пуще хмурилась. Понял тогда купец, что голова ее мыслями да переживаниями занята, и трогать боле не стал – в тишине оставшийся путь проделали.

На торги шумные прибыли вскоре. Обустроившись в палатах деревянных на жилье временное, стали тут же слуги под надзором купца товаром людей зазывать и стараться всем их удивлять. Пока отец дела воротил, решила Варвара прогуляться меж шатров расписных, да на представления мельком глянуть. Потешались и резвились скоморохи, танцы плясали и на гуслях бренчали, а под ногами путались козы да куры, коих на продажу привезли. Носилась всюду детвора, сладости в кулаках зажимая, молодцы пригожие отцам и матерям помогать во всем старались.

Верная нянюшка за Варварой всюду покорно семенила да на товары заморские указывала, завлечь пыталась. Ткани расписные, платки богатые, шубы тяжелые, украшения сверкающие, пряники вкусные, пироги ароматные – ничто сердце девичье не трогало. Томилась Варвара ссорой с сестрицей, себя корила за грубость и холодность. С презрением на округу глядела и думала, как бы радовалась сейчас здесь Елена, засматриваясь на привезенные богатства и смеясь над представлениями.

– Посмотри, какие гребни, а кокошники настоящей боярыни достойны, – под локоть крепко схватив, подвела нянька девицу к столу.

Разглядывала старушка диковинные украшения, в руках крутила, любовалась браслетами, венцами сложными да камнями дорогими.

Мимолетно на товары взглянув и губы поджав, хотела уж Варвара отойти, как вдруг замерла, точно судьба остановила. На нее, не отрываясь, глядел мастер украшений. Угольные волосы обрамляли молодое лицо мужчины с темными глазами – невольно залюбовалась девица, глядя на высокого удальца. Усмехнулся ей молодец, румянец подметив, и отвел взор лукавый. Смекнул он сразу, что красотой девицы сам пленен оказался, токмо пред старухой-нянькой не стал слов ладных говорить и вовсе отвернулся, точно общаться с ними не желая. Не выдержала тогда Премудрая и схватила первые попавшиеся бусы, вопрошая:

– Сколько?

На голос резкий обернулся молодец и выдержал пронзительный взор, коим его Варвара одарила. Молчали оба, ни слова не обронили, все взглядом друг другу тотчас рассказали. Одна лишь нянька брошенной казалась – не узрела, как чувства нежные зарождаются. Наклонился поближе молодец и ответил наконец:

– Эти не для тебя, а для селянки простой. Тебя другое достойно.

Протянул молодец Варваре ожерелье дивное с крупным рубином, что на солнце ярко сиял. Ахнула нянька, отнекиваться начала от драгоценности такой, на кошель худой сказывалась, однако молодец слушать ее не стал.

– Считай, красавица, что это дар свыше, – молвил он, в глаза девице прямо глядя.

Послевкусием манящим слова его меж ними повисли, и хотела уж Варвара ответ дать, как вдруг другие люди к столу подошли, занимая молодца. Нянька тут же засуетилась и скрыться поспешила, пока ничего худого не приключилось. Обернулась тогда Варвара украдкой и, прижимая к груди ожерелье, прошептала, взгляд молодца поймав:

– Спасибо, – и крепче дар стиснула.

Сердце ее запылало – влюбилась она знатно, самой себе не веря. Ни за что бы не подумала Премудрая, что счастье свое так легко заполучит, парой слов всего лишь обмолвившись. Поняла тогда Варвара, отчего такой радостной Елена ходила и улыбки не скрывала – душа будто пела.

Седмицу еще торги гремели, и всякий раз Варвара мимо молодца прогуливалась. Заговорить боле не получалось – нянька точно тень пристала, посему приходилось лишь взглядами обмениваться. В последний день не стерпела Варвара и украдкой передала возлюбленному послание, умоляя найти ее однажды и свидеться в родных землях. Кивнул ей на прощание молодец и пообещал себе отыскать девицу, коя в душе поселилась крепко.

По возвращении хотела Варвара поделиться с Еленой счастьем своим, но не забыла Прекрасная ссоры их. Замыслила гордой казаться, обиженную строила. Подумала-подумала Варвара и, вины своей не узрев, мириться не стала: решила, что время все по местам меж ними расставит. О возлюбленном никому рассказывать не желала: то ли осуждения боялась, то ли потехи злой. Подарок его возле сердца хранила, по ночам вынимала, на подушку клала да слова милые шептала.

Месяц спустя, темной ночью, услыхала Варвара тихий говор, словно над ней навис кто:

– Поутру кот на пороге дома разляжется, за угощение следом поманит, в лес шустро отведет, а там уж свидимся с тобою вновь.

Испугалась Варвара, колдовство заподозрила, однако ж голос признала – возлюбленный ее чрез ожерелье речь молвил. Оставшуюся ночь очей сомкнуть так и не смогла. Все мучилась, маялась, рассудить пыталась: зло аль добро судьба готовит. Однако довериться все же решила – не хотела так просто счастье свое отпускать.

Спозаранку вышла Варвара на улицу и ахнула: сбылись слова ночные – кот черный на крыльце лежал, изумрудными глазами сверкал. Тут же блюдце с молоком девица принесла да поглаживать шерстку густую стала. Откушал хвостатый и мигом в лес, что за теремом лежал, умчался. Премудрая за ним бегом кинулась, чрез кочки и ветви, ручьи и опушки неслась, покуда за ручку молодец крепко не схватил. Объятия жаркие расцепить не в силах были, поцелуями друг друга щедро задаривали и речи сладкие молвили. Понимали друг друга с полуслова, души насквозь видели и налюбоваться все не могли.

Так и повелось – то ворон прилетал, то кот прибегал, – и Варвара в лесную тишину стремглав неслась к Владимиру, так возлюбленного звали. О свадьбе молодые не думали: прознала Премудрая, что непрост молодец и жизнь его не только товары, но и дела колдовские. Приняла его ремесло темное и мрачное, а позже и сама спрашивать начала да мудрости от чернокнижника набираться стала.

Шли седмицы плавно, и все ладно было бы, если бы не заметила Елена перемен в сестре: глаза у той счастьем уж больно светились. Не вытерпела, не удержалась и украдкой пробралась Прекрасная в лес за Варварой. Как же удивилась, как испугалась она при виде того, с кем Премудрая беседы вела. Не юноша, не богатырь стоял подле Варвары, а колдун в рясе – бледный, высоченный, костлявый, точно прозрачный. А как взгляд очей его поймала, так от испуга закричала: дыры одни взирали на мир, да сверкали в них языки пламени буйного. Подхватив подол сарафана, унеслась Елена прочь, покуда Варвара и Владимир наскоро прощались.

Поймав Лену у порога, принялась Премудрая умолять:

– Прошу тебя, милая сестрица, тайну сердца сохрани, не говори ты тятеньке ничего. Я про Финиста секрет твой берегу. Сослужи и ты мне службу.

Совестно стало Елене, права была Варвара, но душа все ныла – как можно слепо верить воплощению зла? Не ведала ведь Прекрасная, что в тот день впервые Владимир лик свой колдовской показал. Сомнения душили Елену, посоветоваться с Финистом – Ясным соколом желала, но не отвечал тот на зов ее, не прилетал – делами да подвигами занят был.

Муки сердца верх взяли, и решила Елена против сестры на сей раз пойти. Тогда-то рассказала Прекрасная тятеньке, что ходит Варвара на встречи тайные в лес с молодцем страшным, колдуном опасным, чернокнижником настоящим. Испугался отец, за имя доброе переживать начал и тотчас решил, что засиделась Премудрая в девках, оттого и беды все. Жених сыскался тут же: не красавец, не умен, не силен, а стар и вреден. Как услыхала Варвара, так умолять об одном стала: чтобы только на Владимира отец взглянул и счастливой быть позволил. Но купец уж все решил. Премудрая горько рыдала, пыталась она с возлюбленным свидеться, так ее под замок посадили и ожерелье, силой отняв, припрятали.

В ночь пред свадьбой, о коей в два вечера сказались, ворон в горницу к Варваре влетел и обратился чернокнижником бледным. Никогда не казался Владимир ей страшным, не боялась она облика тайного – принимала его всей душой. Присев подле Премудрой, крепко обнял ее Владимир и ланиты чуть румяные поцеловал. От судьбы своей не желал бегать, а потому решил действовать метко.

– Любишь ли ты меня? – заглянул Владимир в очи любимой, за подбородок нежно держа.

– Люблю, больше жизни люблю, – шептала Варвара.

– Пойдешь за мной, куда велю?

– Пойду, месяц ясный, только с тобой быть хочу. Помоги, от брака нежеланного спаси, отсюда уведи.

Выпрямился во весь свой рост исполинский Владимир, вынул из кармана рясы черной кинжал серебряный и Варваре протянул.

– Слушай внимательно: как сердце жениху пронзишь, так ладонь себе порежь. Сожми ожерелье мое и прокричи во все горло: «Забери-забери, одну не оставляй, силой захвати, от жизни освободи. Клятву даю, себя отдаю». Тогда я и приду, да токмо не струсь, иначе не быть нам вместе, – молвил и исчез. Только поцелуй жаркий на устах гореть оставил.

Испугалась Варвара, но дороги назад не было. Она давно догадывалась, что жизни мирской и тихой им с Владимиром ни за что не видать. Знала, что чернокнижника и колдуна полюбила, коего за одни только рясы мрачные, волосы длинные и ладони кровавые без внимания не оставят и покоя не дадут – отовсюду прогонять будут. Однако не думала, что на такие жертвы идти придется. Силясь тревогам о грядущем не внимать, вспомнила Варвара, как накануне Владимир ей имя свое колдовское открыл – Кощей. Прозвали его так из-за худобы неимоверной, кою он всегда под рясой надежно скрывал, да за то, что костям чернокнижника давно пора пришла в прах обратиться, ведь столетие уж по миру скитался он.

Взглянула девица на луну, что в горницу лукаво глядела, и поняла, что не отступится от решения своего и исполнит завет страшный. Одно лишь плану мешало: ожерелье заветное припрятали, а из горницы так просто не выбраться. Заплакала тогда Варвара, дверь отпереть пыталась, чрез окошко маленькое пролезть – без толку все, заточена была точно в клетку. Отчаяние в сердце проникло и без сна девицу оставило.

Поутру служанки в наряд богатый облачили Варвару, кокошник жемчужный нацепили и в путь счастливый благословили. Токмо не замечала ничего невеста, кинжал крепче сжимала в складках душегреи расписной да на Елену смотрела, глаз не сводя. Та места себе не находила и момент уединения чудом с сестрой уловила.

– Прости меня, глупую, – прошептала Прекрасная и вдруг выудила из рукава подарок. – Я одна во всем виновата. Однако смею надеяться, что это осчастливит тебя, – и, воспользовавшись ее растерянностью, надела Лена ожерелье Владимира на сестру да под наряд надежно спрятала.

Варвара, хоть и рада была дару такому, только лишь сухо кивнула – не простила она Прекрасную. Увидев лик сестры суровый, тотчас захотела на колени броситься Елена, слезами умываясь, но в горницу вошел отец, приказывая прощаться и в дорогу близкую собираться.

Подвели невесту к жениху: тот взгляд не спускал, фигуру точеную одобрял, поясок развязать желал. Ничего Варвара не замечала, с духом собиралась. Стоило только слову первому с уст сорваться, как лезвие острое мигом сверкнуло, и замерло сердце жениха. Тотчас крик и страх в воздухе повисли. Глазели все на душегубицу, зашептали молитвы вместе с проклятиями. А Премудрая ждать боле не стала: сорвала ожерелье с шеи, ладонь рассекла и призвала колдуна.

Ветер сильный поднялся, вой жуткий раздался, окна хлопнули, – и в тот же миг ворвался в горницу Кощей. Вырвал он мертвое сердце жениха, раскусил пополам и им же Варвару угостил. Приняла она дар мерзкий, руку чернокнижнику сжала и исчезла вместе с ним.

Забрал Владимир Премудрую в холодную Навь, что домом ему назваться теперь могла. Предсказано ему было пост негласного царя мира мертвых занять да суд по воле Мораны исполнять. Да токмо указ был один: в Навь Владимир попадет, когда суженую найдет. И как только Кощей Варвару повстречал, так сразу понял, что судьба его нашла.

Пугалась сначала Варвара нового края, но свыклась и жизнь необычную стойко приняла, благо любимый всегда рядом был. Вскоре и свадьбу они сыграли на колдовской манер: обменялись сердцами друг друга, заточая в груди чужую жизнь. То мера была необходимая: Варвара здоровьем отменным не слыла, а в Нави и вовсе чахнуть могла начать скоро, посему заточил ее слабое сердце у себя в крепкой груди Владимир, не позволяя погибнуть любимой.

Морана сей союз лично благословила и нарекла их царями да исполнителями воли своей. Изо дня в день Кощей наблюдал за всей паутиной чар, наложенных на Сумрачный лес, и вершил суд над каждой провинившейся душой. Варвара же ему во всем помогала: выучила она силу заклинаний, разобрала вместе с мужем старинные трактаты о темной магии и годы спустя стала сильнейшей ведьмой. Вся округа боялась царя и царицу, правление которых хоть и было строгим, одначе справедливым.

Спустя время благодаря воле чуда родилась у них единственная дочь – Марья Моревна. Унаследовала она от отца с матерью тягу к знаниям да колдовству, нравом и умом в обоих пошла.

Любопытной Марья слыла, оттого и накликала беду на семью. Не уберегли ее ни Кощей, ни Варвара от магии злой и позволили проклятию золота меж ними поселиться. По воле рока злого отвернулся Владимир от жены, позабыл он ее точно и свирепым сделался, не замечая, сколько страданий душам да близким причинял. Марья же жестокой стала и мать постоянно обижала.

Печаль и злоба поселились в Темном тереме, развращая души и покрывая сердца гнилью. Не выдержала того Варвара и бежала прочь, спрятавшись в Болотистых землях. И в тот же миг сердце Кощея в груди заныло, нутро будто цепью сковывало, а ожерелье рубиновое, что не снимая носила Варвара, душить стало. Поняла она тотчас, что отвернулся от нее Владимир, и чары его убивать стали.

Взмолилась Варвара Сумрачному лесу, о защите для себя упрашивая. Дубровец за сокрытие и покровительство цену высокую попросил – молодость ее себе забрал и обратил в новую наместницу Болотистых земель. Так и стала Варвара старухой Бабой-Ягой, а чтоб больше не сбегала, отнял у нее леший ногу и заменил костяной. С той поры и сидела колдунья в избушке на границе миров, по дочери скучала и мужа поминала, себя ругала и слезы горькие роняла.

Болотистые земли, Навь

Рогнеда и Кирилл вышли наконец на узкую тропу, что вела к центру Болотистых земель – небольшой поляне, утопающей в мареве и окруженной могучими деревьями-стражами. Поросшая высокой травой, дорога постоянно петляла, то и дело норовя завести в топь. Повсюду, утопая в мхе и мутной воде, стояли могучие деревья. На их корявых ветвях меж одиноких листьев сидела стая воронов, не спуская глаз с друзей.