Натюрморт с персиками

– На кухне, амиго, приготовь себе сам, не сочти за труд.

– Порядок. Ты что будешь пить, Елена?

– Предпочитаю кофе, как и вы.

– Умоляю, не обращайся ко мне на “вы”. Сейчас сделаю и принесу.

Я отправился на кухну и поставил на плиту чайник, рыская по подвесным шкафчикам в поисках растворимого кофе. В раковине скопилась куча немытой посуды. Боже мой! Неужели так трудно помыть тарелки? Еще девушек к себе позвал, холостяк. Впрочем, он ведь не думал, что так повернется. Набросив на раковину кухонное полотенце, продолжил поиски и обнаружил стеклянную банку с растворимым кофе в холодильнике. Конечно, там ему самое место. Теперь осталось найти чистые кружки. Когда я, наконец, вынес дымящийся черный напиток в гостиную, оказалось, что Елена сидела там одна и со скучающим видом смотрела телевизор.

– Куда они все запропастились?

Вместо ответа она махнула в сторону закрытой спальни.

– Уже?

– Видимо, Лансу совсем не терпелось, – уголки ее губ слегка приподнялись.

– Ты права. В последнее время его воздержание продолжалось непозволительно долго. Бедолага. Ты не представляешь, как он страдал без девушки.

Я пододвинул поближе к дивану журнальный столик с находившимися на нем кружками, и принялись смотреть на экран, отхлебывая ароматный “Хуан Вальдес”. Показывали одну из серий “Убийства”. Оказалось, Елена являлась ярой поклонницей этого растянутого на несколько сезонов детектива, я же совершенно не был знаком с сюжетом и тщился вникнуть в перипетии происходящего, через каждый кадр расспрашивая, кто этот персонаж и кто тот, и какова его роль в теле-пьесе. Она отвечала неохотно, но все же рассказывала, пытаясь передать суть одной-двумя фразами.

Покончив с кофе, мы откинулись на спинку и придвинулись друг к другу. Из закрытой спальни начали доноситься вздохи и стоны. Нащупав на толстом подлокотнике пульт, я немного прибавил звук, чтобы перекрыть возгласы чужой страсти. Еще через несколько минут я почувствовал голову Елены на своем плече и ощутил мускусный запах ее смолянистых волос. Я знал, что стоит мне обнять ее за плечо, прижать к себе поближе, а потом поцеловать, как произойдет то, чего так хотело мое тело. Но разум скорее противился этому, и мозг подавал сигналы сознанию, чтобы я сохранял благоразумие, и отчего-то я не стал делать этого, а Елена не предпринимала никаких попыток сама. Я просто молча сидел и наслаждался мягким теплом, исходившим от нее. В душе моей воцарилось умиротворение.

Серия закончилась, и только тогда я заметил, что девушка-антрополог спит. Несколько удивился. Хотя чего уж тут удивительного: время почти утро, устала очень, да и алкоголь утомляет, даже кофе тут не помощник. Пусть спит себе, не буду мешать. Выключил телевизор, потушил свет. Осторожно уложил ее на диван, подставив под голову подушку. Даже укрыл ее покрывалом. В соседней спальне все стихло, скорее всего, там тоже давно спали. Я крадучись притворил за собой дверь и отправился в свою квартиру.

Ох, амиго, амиго, стареть начинаешь…

Два.

Следующим вечером я вернулся с работы часов в шесть. Надо бы пояснить, что в Кито, находящемся прямо на экваторе, солнце всегда встает и ложится в одно и то же время: полседьмого утра и полседьмого вечера. Этот распорядок никогда не меняется, как в общем, и погода, и оттого начинает казаться, что каждый день похож на предыдущий. С равномерным офисным расписанием это и правда так: ты приходишь вечером домой, готовишь ужин, потом встречаешься с кем-нибудь, разговариваешь о чем-то, а потом ложишься спать, а с утра опять на работу, и все по новой.

Пришла смс-ка от Ланса: “Эй, дружище, ты почему не удовлетворил вчера красотку-студентку? Она, кажется, осталась сильно недовольна”.

“Иди ты, – ответил я, послав шутливый смайлик. – Никакая она не красотка, себе-то подцепил получше, засранец”.

“Я не виноват, что они были вместе. Была бы королева красоты, уступил бы ее тебе!”

Эх, знал бы ты, друг, что те несколько дней моей жизни были всецело посвящены женщине, которая каждый вечер раскрашивала ее, заурядную жизнь мою, яркими красками сумасшедших эмоций, вспыхивавших, пока я был с ней, подобно фейерверку.

Обычно часов в девять вечера она начинала писать мне на телефон, что можно приходить, потому что дети уже легли спать, и никакой опасности попасться кому-то на глаза не существовало. Тогда я осторожно выскальзывал из квартиры и как можно тише поднимался наверх, тук-тук в ее дверь; почти сразу она открывалась, и я прошмыгивал в царивший у нее полумрак. Точно так же произошло и в этот вечер. Нам предстояло провести два-три часа страсти.

Она по своей привычке смотрела телевизор, кино по платному каналу. Комнаты детей были уже плотно закрыты. Из коридора доносилось тикание больших напольных часов с маятником. Я присел рядом с ней, подолгу закрывая глаза и предвкушая приближавшееся с каждым мгновением удовольствие. Кармен услужливо подложила мне под спину подушку и сильно прижалась ко мне, подогнув под себя колени и положив на них руки. Все ее одеяние состояло из одного только тонкого шелкового парео, связанного на шее, и это сильно возбуждало.

Я принялся поглаживать ее ступни, массируя пальцы босых ног, водить рукой по бедру, потом прикоснулся к ее руке, проводя пальцами по ладони, и она со сладострастием и ответной нежностью принялась повторять мои движения, все теснее прижимаясь ко мне. А ладонь, увлекшись, уже проникла под тонкий шелк и принялась ласкать ее грудь. Об этой части ее тела стоит сказать отдельно: я еще никогда в жизни не встречал такую пару сахарно прекрасных сисек! Она была выдающейся, плотной, с маленькими торчащими сосками, которые сильно твердели, если их немного потеребить. Сами полусферы не помещались в ладони, и чтобы погладить их целиком, надо было проводить круговые движения. Не были они слишком уж большими, но и маленькими их тоже не назовешь. Иными словами, совершенство. Кроме всего прочего, были они для Кармен еще и чувствительной эрогенной зоной, и она сильно любила, когда я что есть мочи сжимал ее грудь, целовал, и даже призывала тискать грубее.

Рука спустилась пониже, доползла до пупка, который я нежно погладил, и устремилась дальше, к внутренней стороне бедер, и когда я стал ласкать их, сжимая пальцами, она выгнулась, выпрямив спинку, которую я обхватил другой рукой, и выдавила из себя тихий стон. Ай… Она всегда так восклицала с придыханием, и вздох постепенно затихал. Глаза были прикрыты, дыхание участилось. Добравшись до лобка (все, что находилось ниже головы, было тщательно выбрито), я обнаружил, что там уже все мокрое и готово к продолжению. Средний палец мой проник в узкую пещерку и начал понемногу вращаться внутри горячей и мокрой вагины. Ай… Смазка вытекала из нее с нежным хлюпаньем.

В этот момент она потащила меня в спальню, закрыла дверь на внутренний замок. На прикроватной тумбочке тускло светил ночник. Когда она скинула с себя платок, я тоже принялся раздеваться, и тогда мы остались совсем голыми, тела наши соприкоснулись, и мы окунулись в жар объятий и поцелуев. Поначалу она целовала почти закрытым ртом, но постепенно мне удалось просунуть язык глубже, и тогда Кармен в ответ принялась его обсасывать и гладить снизу и с боков собственным языком. Член приходил в состояние готовности, и она одной рукой пожимала его, принуждая стать еще тверже, чтобы можно было уже начать наш акт любви. Это было очень приятно, и совсем скоро я положил ее на спину и стал ласкать губами все тело, безмолвно веля ей проявить немного терпения, пока все чувственные индикаторы на ее руках, плечах, ногах, животе и груди не загорятся красными лампочками абсолютного желания. Я поднимался наверх, обводя языком вокруг сосков, и тогда Кармен обхватывала рукой мои волосы, и приникала ближе. Тогда я высвобождался и шел ниже, пока не оказывался возле сочащейся нектаром промежности. Несколько движений языком, и она приподнимала таз, чтобы мне было удобнее работать языком. Я засовывал в нее пальцы и двигал ими в ней, и она крепко зажмуривалась от удовольствия. Ай… Ай…

О, это была очень горячая и чувственная женщина! Занимаясь с нею сексом, ощущал себя как во сне: ведь в жизни так хорошо быть не может, верно?

Когда уже невозможно было ее терзать, я прекратил свои ласки и вошел в нее. Она легонько затрепетала при этом, а я почувствовал, как мой пенис обволокло приятное влажное тепло ее лилейных шелковых тканей, сжимаясь и пульсируя, зажигая где-то под корой головного мозга крохотные звездочки и нажимая одновременно на все узлы, вызывающие удовольствие.

– Неет, – простонала она. Это конечно же вовсе не означало нет. На языке любовной экзальтации это означало “Да, возьми меня, черт подери, возьми!”

Я стал медленно двигаться в ней, а она сокращением интимных мышц сжимала мой член, и тогда я стал разгоняться в ней, туда и обратно…

– Уууфф, – выдохнула снова она. – Я с ума сейчас сойду.

Потом она подняла вверх ноги, – так ей нравилось больше, и одной рукой схватила меня за ягодицу, через каждое мгновение притягивая к себе и задавая ритм. Так я трахал ее, пока не устал, потом мы поменялись, и она оказалась сверху, сдавливая мой член с боков и в то же время медленно опускаясь сверху. Еще. Еще, еще и еще раз.

– Ооохх, – вырвалось у нее тихо.

Тогда она задрожала и кончила, и тут же, не останавливаясь ни на секунду, стала продолжать, подняв вверх колени, так она двигалась на мне на корточках с искаженным от наслаждения лицом, и через пару минут кончила снова, вскрикнув напоследок, и упала рядом, тяжело дыша. Тогда я повернул ее на спину и быстрыми движениями довел себя до исступления. Там, внутри, было все так же влажно и горячо, и хлюпало, и бурлило, а я глядел на ее лицо, на грудь, как она откинула руки, обнажив маленькие подмышки. Груди поднимались и опускались, я уже был на грани, и сам тяжело дышал, с трудом сдерживаясь. В конце концов я вышел из нее и извергнул струю белой кипящей спермы на так и просивший об этом животик, забрызгивая соски и утопив в клейкой жидкости пупок.

– Оу, – только и смогли сказать мои губы.

Кармен рассмеялась. Она сказала, что после рождения второго ребенка перенесла какое-то осложнение, и больше не сможет иметь детей, поэтому я могу кончать в нее сколько угодно.

Мы полежали вместе, обнявшись, затем я поднялся и принес туалетную бумагу, вытер ее, себя, подал стакан воды. Мы еще раз легли рядом друг с другом, молча, я гладил ее плечо, ее волосы, закрытые веки, нос. Кармен отдыхала. Я тоже, не веря своему счастью. Успокоение накрыло нас обоих, но ненадолго.

Через какое-то время я предложил сделать ей массаж, она достала из тумбочки пузырек с маслом, легла на живот, и я обильно полил ей спину, плечи, ягодицы и бедра. Растер масло и начал поглаживать ее, чередуя нежность с силой, требующейся для полного расслабления мышц. Это было приятно делать, так как тело ее являло собой идеал художника, оно восхищало мой довольно привередливый вкус к женщинам: ни одной родинки, кожа гладкая и ухоженная, бархатная и теплая, красивого смугловатого оттенка, данного ей от природы, – такой коже не нужен загар. Ноги тонкие, с изгибами везде, где полагается, попка твердая и округлая, ни дать ни взять ожившая античная статуя богини любви! Каждый день, говорила мне потом Кармен, отвезя детей в школу, она бегала десять километров. Конечно, это помогало ей поддерживать тело в такой прекрасной форме.

Неожиданно она повернулась на спину и, дотянувшись до пузырька, разлила масло по животу и груди, кивком прося меня растереть его повсюду, чем я и занялся. Но уже совсем скоро она прекратила мои движения, притянув руки к низу живота. Я стал массировать ей верхнюю часть бедер, потом дошел до входа влагалища, и там все снова было готово к продолжению вечеринки! Мой большой палец без труда проник внутрь, а там, внутри, кажется, все расширилось, и приходилось массировать с большим усилием, чтобы ей было хорошо. Между тем она принялась сама теребить свою ягодку, стимулируя мастурбацией свое удовольствие, и от этого зрелища мой пенис стал вновь наливаться кровью. Боже мой, как это отличалось от поведения в постели многочисленных ханжески воспитанных девушек и равнодушных шлюх, с которыми сталкивала меня судьба до этого! Кажется, таким образом меня кто-то сверху вознаграждал за терпение, дав такую совершенную в технике любви партнершу.

Когда мне стало казаться, что я уже готов к совокуплению, то попытался войти в нее, но на самом деле член еще недостаточно окреп. Кармен заметила это, опрокинула меня на спину и взяла его в рот. Черт, да и минета такого мне еще никто не делал! Она заглатывала его целиком, массируя одновременно руками, вытаскивала его изо рта, шлепала о свою щеку несколько раз, крутила в воздухе, вызывая возбуждение, повторяла снова облизывание, вытаскивала его, засовывала между сиськами, с силой сжимала. От всех этих действий он действительно стал твердым, как камень, тогда я уложил ее на спину и вошел сверху.

– Ууууххх, – проговорила она, когда это произошло.

Мой член двигался в ней свободно, и я трахал ее со всей страстью и со всем жгучим удовольствием, на которые только был способен, вонзаясь, втыкаясь, будто заколачивал большой гвоздь. Все повторялось по второму кругу. Устав, я лег на спину, а она взобралась сверху, и стала елозить на мне. Мой инструмент вытянулся, а головка стала такой твердой, что при выходе из вагины почти доставляла боль. Мы оба взмокли так, что пот блестел мелкими капельками на коже. Она кончила, задрожав всем телом, затем, не вынимая член, легла сбоку. Я отлично знал, что это не предел ее возможностей: эта девка могла изнурить до смерти своей ненасытностью, но моя сила не была безграничной. Я повозился в ней сбоку, потом положил ее на живот и стал мощными движениями входить и выходить из нее сзади. Кармен приподняла таз, раздвинув ноги, но мне намного удобнее было, когда она просто лежала.

– Обожаю… Мне так хорошо.

Кармен застонала. Она хотела еще. И я делал это еще, трахаясь так, как никогда раньше в жизни, пожалуй, не трахался, потом стал втыкать в нее свою стрелу любви до самого основания, и задерживал его там, в глубине на несколько секунд, ощущая, как там все трепещет от невыносимого возбуждения, и уже через несколько подобных ударов, сквозь сокращения от еще более сильного, чем прежде, оргазма почувствовал, как сгустки спермы вылетают из члена и остаются в ее горящем лоне.

– Нееет, не останавливайся, – сказала она.

– Эй, ты меня просто убьешь, дорогая, мы ведь занимаемся этим так долго, что скоро сердце мое остановится. Мне уже, однако, не двадцать лет.

Она засмеялась. Пришлось во второй раз идти за туалетной бумагой.

– Это было хорошо, очень хорошо. А тебе понравилось?

– Шутишь? – я все еще не мог отдышаться. – Это было прелестно.

Хотя прелестно, пожалуй, не самое подходящее слово. Но раз вылетело, теперь уже не поймаешь.

– Я хороша в постели?