Сказ о Яре и Чернаве

– Байки она вам рассказывала, да не обо всем, да и не о главном, – в глубине глаз женщины вдруг загорелся странный огонек, и она, гладя прямо в лицо Яре, вдруг резко дернулась в ее сторону. Испуганная девушка отшатнулась, споткнулась и села на мешки рядом с печкой. Два мешка затрещали и пошли по шву, на пол посыпались струйками разные крупы.

– Вот ведь растяпа! – гаркнула Яга, одной рукой легко поднимая Ярославу за шиворот с пола и пересаживая на лавку у стола. Взрослую девушку она таскала без усилий, как котенка. – Что ты о Нави знаешь? Ничегошеньки! То, что ты ручейком лесным называешь – то начало Смородины-реки, которую мертвецы переходят, отправляясь в Мертвое царство. Избушка моя на границе той стоит, а я ее стерегу испокон веков. Чтобы мертвые живых не трогали, а неразумные живые, как ты, к мертвым не рвались, – хозяйка больно ткнула Яру пальцем в плечо. – Ишь, разгуливают тут, аки у себя во дворе. Это не живая земля, здесь – свои законы. И чем дольше ты здесь находиться будешь, тем меньше в тебе будет оставаться человеческого, живого.

– Как это? – испугалась Яра.

– Так-то! Кто, по-твоему, та девушка с черными косами?

– Не знаю, хозяюшка, может быть, ведьма какая-то?

– Ты сама это и есть. Навье отражение твое.

– Да как же возможно такое, чтобы я была и там, и здесь?

– В мире живых у тебя тело живое есть и свобода выбора. Здесь, в Нави, обитает другая часть твоей души. Та, что подвластна лишь колдовству, смерти, огню и разрушению. Когда смертный хочет овладеть тайной волшебной силой, он ищет путь в Навь, чтобы слиться со своей «темной» частью души или же подчинить ее себе. Ты пришла в Навь – отражение с тобой и слилось, частью тебя стало. Вы теперь – единое целое.

– Это что же, мне теперь ведьмой навеки оставаться? И почему я не ощутила, как та злыдня стала частью меня? – разозлилась вдруг Ярослава, кулаки сжала, побелели костяшки пальцев.

– А зло никогда так не ощущается, человек к нему приходит медленно, незаметно, оправдывает себя правильными поступками и мыслями. Раз дашь слабину – подточит сердце червоточина, а потом и сам не заметишь, как начнешь меняться. Только от твоих поступков и выбора зависит, какой дорогой пойдешь. Сильный человек с чистым сердцем себя не позволит тьме поглотить, заметит ее вовремя, сразится и из Нави выйдет чистым, воином, победившим свои страхи. А человек со смутой в помыслах и на сердце… Сейчас посмотрим, кто же ты на самом деле, – Яга резко выхватила нож с пояса. Ярослава не успела и моргнуть, как лезвие пронеслось у нее перед глазами, осекая тонкую светлую прядь.

Вот только что с волосами? Всю жизнь они были светлыми, золотистыми, на солнце отливали, как пшеница. А сейчас темнеть, сереть начали. Может быть, слишком темно в избушке, мерещится? Или здешний странный мир и впрямь уже начал менять, перекраивать под себя пришлую смертную?

Яга тем временем открыла железную дверь в печке и бросила прядь волос Ярославы в огонь. А затем присела и замерла, глядя на пламя. Лицо ее, казалось, обернулось застывшей маской. Так в тишине прошли томительные минуты, а потом она все же заговорила.

– Оставаться бы тебе дома, Ярослава, дочь кузнеца и ведьмы. С таким раздраем на душе и сердце в Навь идти – приговор себе подписывать.

Ярослава молча вытянулась, пытаясь тоже взглянуть на огонь в печке. Но ничего больше не заметила.

– Боишься ты, да не за отца, а за себя – одной остаться не хочешь, и его отпустить не сможешь. А ухаживать и на больного смотреть невмоготу тебе стало – вот и сбежала в Навь, бросила отца, чтобы другие за ним смотрели. Думаешь, колдовство и живая вода все проблемы решат, да и ты сухой из речки Смородины выйдешь?

– Чем же не права я, хозяюшка? Неужели нет здесь воды, которая хворь излечит?

– Вода-то есть. Но доберешься ли ты до нее – никто заранее не скажет. Между тьмой и светом ты постоянно мечешься. То ли для других хорошей хочешь быть, то ли для себя. Хочешь, чтобы любили тебя все люди, да сама не любишь никого, и себя не любишь. Всю жизнь хочешь забыть, что ты ведьмина дочь, показаться иной, а на деле как беда приключилась – так сразу за чарами пришла, не осталась рядом с отцом. Парня из деревни, Яруна, то ли любишь, то ли ненавидишь, то ли себе присвоить мечтаешь, словно трофей. Заслужить его внимание хочешь, да не получается, вот и злишься да с ума по нему сходишь. Любви ищешь от людей, одержима ей, да не получается ничего.

У Ярославы в глазах закипали слезы. Яга видела насквозь все страхи, чаяния, надежды и сомнения. Вытаскивала наружу все, что девушка в себе прятала, в чем ни себе, ни другим не признавалась.

– Я просто найду живую воду и уйду! – вскочила Ярослава с лавки, обняла себя руками, задрожала. – Не останусь я здесь, не нужна мне никакая сила волшебная! Я лишь хочу отца спасти, и больше ничего.

– Так ли ничего? А как же все, что я в огне увидела? Навь обнажает все плохое, зло на поверхность всплывает, обостряется боль. Все противоречия тебе в сто раз хуже и тяжелее обычного покажутся. Есть в тебе и света много, и в жизни ты его проявлять стараешься. Но в Нави власти больше у Чернавы.

Задумчиво облизнула губы Яга, глядя на девушку с нескрываемым сожалением. От взгляда ее светлых, белесых глаз хотелось сбежать или спрятаться. Но Ярослава выдержала взгляд и не отвернулась.

– Чернавы?

– Так зовут ту твою личину, что в Нави обитает. Черноволосую, которая так тебя пугала с детства.

– Почему я вообще ее видела? Ведь других людей не пугает их отражение, оно обычное, неживое, не темное… Не пугает же?

– Просто мать твоя – ведьма, слишком долго с Навью играла, темное волшебство искала себе в угоду. Думала тень свою из Нави подчинить, получить власть над большой силой. А в итоге Навь ее и поглотила.

Задумалась Ярослава, голову повесила. До последнего не хотелось ей верить в россказни о матери-ведьме. Но когда сама Яга, глядя в странное пламя, это увидела…

– А что я тут с тобой рассиживаюсь? – хлопнула себя по коленке хозяйка дома. – Дел по горло, до заката успеть бы! А ты, Ярослава, если хочешь помощи моей – так уважь и мои старые кости! – Яга швырнула в девушку со стола старой тряпкой. – Приберись в доме, протри все. Только не разбей и не порви ничего. Всю рассыпанную крупу заново перебери, друг от друга отдели, по мешкам разложи. И еды сготовь. Как я к вечеру вернусь – все готово должно быть!

– Сделаю, хозяюшка… Только сколько же у меня времени до заката?

– Время… – рассеянно посмотрела на нее Яга, прокручивая на пальце седую прядь, которая посветлела, пока они с Ярой общались. – Время в Нави только для меня идет, как для стража. И еще праздники живых людей друг друга сменяют. А так я не смогу тебе объяснить, сама позже увидишь, что время в Нави обычно для всех давно замершее, а то, что здесь есть – вечное.

– А как же…

Но Яга девушку не слушала. Она дунула, плюнула, свистнула – подлетела к ней дрожащая ступа, распахнулась дверь. Подхватила древняя колдунья помело и вылетела со свистом из избушки.

***

Со всем управиться было не просто, да и время определить – невозможно. Долго Ярослава протирала пыль, вбивала грязь, собирала мусор и разбросанные вещи, наводила дома порядок, кашеварила. Когда перебирала последние разбросанные крупинки, небо потемнело, резко наступил вечер. Через несколько мгновений дверь распахнулась и влетела ступа. С кряхтением и ворчанием оттуда выбралась сухая бабушка с растрепанной шевелюрой. Разогнулась и оглядела дом.

– Что, смотрю, успела управиться с делами? Да не смотри на меня так удивленно! Яга я и есть.

– Но как же так, бабушка, днем была молодая женщина…

– Время. Время постоянно течет только для стража границы, поэтому я старею да молодею, день за днем. Остальные – нет. Ты потчевать-то будешь, али будем у порога вечность стоять?

– Конечно, конечно… – поклонилась и засуетилась сбитая с толку Ярослава.

После ужина баба Яга неуклюже выбралась из-за стола и, скрипя всем телом, заковыляла к теплой печке – спать.

– Бабушка, не сердись, но все же подскажи, как мне дальше быть, куда в Нави идти?

– Спать ложись, дите неразумное! – зашепелявила баба Яга, старея на глазах. – Ночью все равно здесь ходить нельзя – у границы двух миров неспокойно: то мертвые к живым рвутся, то наоборот. Утро вечера мудренее, завтра проснемся и я расскажу, что тебе делать. А пока прибери тут все да спать на лавку ложись, плащи шерстяные постели.

Яга тяжело взобралась на печь, с головой накрылась одеялом и моментально провалилась в сон, засопела. Спорить и просить, будить ее было бессмысленно. Ярослава неспеша прибралась на столе, разложила остатки еды, постелила себе плащи на лавке. Пошла задвигать все заслонки на печи и тушить светильники, и тут посмотрела в сторону спящей Яги. Но хозяйки дома на печке как не бывало, на глазах девушки одеяло медленно опускалось и разглаживалось, теряя объем, словно кровать еще с утра аккуратно заправили. Избушку наполнила пустота и беззвучие, даже лучинки и светильники затрепетали и начали гаснуть.

А затем со стороны улицы послышались в темноте странные шорохи и возня. Покралась Яра к двери, посмотрела через щелочку: в огороде перед домом все было так же спокойно и неподвижно. Но за забором из частокола творилось что-то странное, чего не разобрать было через узкую дверную щель или замочную скважину. Мелькали серые тени, метались вокруг забора и у речки, слышался то топот, то шорох, то бег, то подвывания. Слышались звуки падения, словно кто-то падал в лужу или проезжался по скользкой земле. Будто бы много живых людей бегали и искали что-то рядом с домом. Или, скорее уж, НЕживых.

Ярославе стало жутко, она отпрянула и бегом запрыгнула на свою лавку, оставив свет непотушенным. Что бы не шумело на улице, а вдруг оно прорвется и сюда? Кто знает, безопасно ли в доме? Вдруг Ягу не посмеют тронуть, но живого человека… Что? Съедят? Вряд ли неупокоенные вообще что-то едят. Тогда что?

В печке вдруг с шипением вспыхнул огонь. Оттуда послышался тихий шорох, потом второй. Затем шуршание и возня усилились. И вдруг Ярослава услышала тихий вздох и тонкое, еле слышное сопение. Она испуганно приподнялась на локте, вытянула шею – вдруг в дом прорвалась какая-нибудь страшная сила. На печке одеяло слегка приподнималось, слово кто-то положил под него маленький кулек или кошка забралась погреться. Тихое сопение выровнялось, стало спокойным и уверенным. Проверять свою догадку Яра не стала, но ей сразу стало менее тревожно. Завернувшись в одеяло с головой, девушка вытянулась на лавке, стала наблюдать, как в закрытой печке мелькает непогасший огонь. И не заметила, как уснула.

***

– Все спишь? А я есть хочу! – кто-то бесцеремонно стащил с Ярославы плащ, который служил ей сегодня одеялом.

– Что? – зевнула, потирая глаза, Яра. – Ты кто?

– Опять? Я – Яга! И если ты не плиготовишь еды, то я тебя съем!

Яра оторопело посмотрела на хозяйку дома и расхохоталась. Перед ней стояла девчушка с тонкими светлыми косичками, выпавшими передними клыками, отчего и шепелявила. Одета она была в простую светлую рубашку с поясом и лапти. Узнать Ягу можно было только по оберегам и увесистым ножам на поясе, которые теперь несуразно болтались на хрупкой и тонкой детской талии. И по жутким глазам, которые оставались все такими же светлыми, белесыми и проницательными.

– Как же ты меня без клыков есть будешь, хозяюшка? – хихикала Ярослава.