К центру

Книга-странствие. Дорога сквозь время и пространство, запечатленная на страницах. Возможно, кто-то, следуя по ней, узнает нечто новое о себе, или найдет давно потерянное, или вспомнит давно забытое.

Путь по книжным страницам, как и путь в тысячу ли, начинается с первого шага. И этот путь стоит пройти.

    Хагалль

К центру

Новая встреча

Я выбросила себя без обуви в грязный, одинокий подъезд. Мчалась, оглушённая болью, за тобой. В повороте пролёта ты исчез. Сбегал от меня, что было сил:

– Оставь меня в покое! – на прощание гневно вопил.

А я умоляла, звала:

– Вернись, Крылатый, прошу! Ты уходишь и уносишь мою Душу.

– Мне наплевать на всё! Разрушена грань, черта!

– Но это же мы разрушили, не я одна!

– Убери от меня эти пустые слёзы, объяснения!

– Но в них же правда! – кричала я, с сожалением наблюдая, что не докричусь.

Смотрю, ушёл. Открылся не его, но свободный путь, куда он и направился, спасая то, что от него оставалось. Хотя его Дух понимал, что всё это разрушалось не напрасно, что всё это нужно ему и его потоку, его росту, новых сил притоку. Но не выдержало человеческое в нём, не увидел, пропустил он хитрый приём бытия и сдался, сломался, сбился.

Я бежала за ним босая, пока он совсем с глаз не скрылся.

– Я ошиблась! Ошиблась, прости меня! – кричала я вслед. Вслед кому? Я открыла глаза – никого уже нет. Скрыла путь кисея. – Я тебя подожду, – прошептала я.

За обувью в дом. Там весёлый встречает пёс. Он рад мне всегда. Но меня словно бес принёс. В больной испарине по комнатам мечусь: ключи, носки, телефон и огромный шлейф боли накинула Грусть на меня, прыгнувшую уже за порог. Если бы он понял, если бы увидел, почувствовал, обнял… Но его нет, искать его несусь. Пёс один снова в доме. Вкус Грусти загоняет его под диван, оттуда глядит – хозяйка уходит. Хромает, кивает в такт слезам. Если бы не он, меня бы здесь вообще никто не удержал. Да кто же знать тогда мог, что, сидя на скамейке, утомлённая бегом по пустым улицам, записывая добрые тёплые сообщения, я и не подумала обернуться?

Ведь Крылатый рядом стоял, ожидая своего решения. И уже к скамейке почти подошёл, но последнее моё с просьбой вернуться отправленное сообщение, мольба остаться рядом были пропитаны утомляющей Грусти ядом. Сделал он шаг, но в сторону от неё:

– Я решил. Я пошёл. Завершилось терпение моё.

***

Тихий вечер, потоки боли и слёз. Нет дыханья, нет жизни, всё Крылатый с собой унёс. Только давящая пустота и поблескивающие ножи: «Боже, я хочу к тебе, от промаха меня удержи!»

Я стонала, как зверь, металась в пьяном бреду. Я хотела большой любви, но вышла в большую беду. Кто же вёл так меня, неужели моя Душа? Только время спустя до меня дошло не спеша, что всё это время я с Болью вела диалог, что она выстилала между мной и Крылатым огромный порог. Позже вырастила каркас двери, нам закрыла возможность слышать друг друга внутри – не проходили слова, чувства, тепло, только ненависть, страх – такой Боль ставит замок на свои деяния слабости и порока.

Ведь дверь между нами пока открыта была – для Боли морока: закрывать её снова и снова, чтобы мы теряли основу нашего общего бытия, чтобы ушла из-под ног земля и, друг друга кляня, обвиняли во всём не себя, но того, кто был рядом и пытался Беду прогнать. Мы устали, измучены, сколько можно без отдыха воевать?

Год, другой – и мы держимся сами за ручку двери, запираем её на засов, словно дикие звери, пытаясь друг друга от себя самих же спасти. Щелчок, другой и уже вот-вот – оба сидят взаперти. Но! Спасительно «но» зазвучало внутри.

Я передумала, я очнулась, я поняла! Силюсь замок открыть – не хватает меня. Я за нож – как манил он, как звал! Он в моих руках, но теперь это не кинжал, который хотела я в сердце своё воткнуть, чтобы раз и навсегда остановить этот болезненный путь.

– Не выход, это не выход! – кричала навзрыд Душа. Я услышала, я замерла, я не ушла.

Я с ножом у сооружённой Болью двери. Раздираю замок, мои руки в крови.

– Ну, давай, Жизнь, Любовь, помоги!

И откликнулась Жизнь:

– Посмотри на себя, – говорит.

И пришла Любовь:

– Посмотри в себя, – говорит.

Жизни я отвечаю:

– Смотрю.

– И что видишь ты, светлое дитя мира?

– Боль. Много Боли. Нет света во мне, только чёрные дыры, изрытая Болью суть.

– Ты хочешь в ней быть?

– Что ты! Нет! Ничуть.

Начался новый ужасно тяжёлый путь. Ведь каждую минуту своего нового бытия я должна была помнить, что я – больше не я. Что рождаюсь я заново той, кем сама хочу быть, сильная, добрая, чуткая. Крепла нить моих намерений яростных быть собой. Той, которой рождалась, пока не начался с Жизнью бой ещё во младенчестве. Но я не герой, это просто был путь такой. А теперь он иной.

«На себя опирайся, ищи счастье в себе», – говорили мне люди, бредущие по земле где-то рядом, но так далеко. У них дороги свои, но мне их шаг почему-то знаком. Их слова через них говорил мне Бог. И они разрушали – с дичайшим сопротивлением сути ложной моей – за блоком блок, что воздвигла Боль, свою укрепляя цель: между мной и Крылатым навеки захлопнуть дверь.

Я сказала: «Да!»

И то было «да!» всему. Ищу свет, ищу счастье и посвящаю это всё не ему, не тому, на кого я взвалила всю свою жизнь. И на время пришлось его жизнь себе одолжить. Не понравилась – острая, как игла, и запутанная в ней ведётся игра. Впрочем, дело его – я обратно её отдала, лишь немногое осталось во мне, как перегноя гора. Он стал легче, свободнее, но не сразу смог оценить. Но оставим это к финалу, сейчас первую продолжу нить.

Посвятила я поиск иного пути только себе.

– Где ты, Счастье моё?

И слышу ответ:

– Везде. В каждом прожитом даже с Болью дне, в каждом сне, в каждой крупице мира, в твоём бытии.

– Но как же я раньше тебя не замечала?

– На то причины были. Теперь начнём сначала.

– Я думала, что без Крылатого не смогу. Огляделась, перестала жить на бегу. И руки мои на месте, и сердце, и Душа. Я могу без тебя, Крылатый, – шептала я, чуть дыша, своему отражению в зеркале.

И пришла Жизнь иная: