10000 лет до нашей эры. Книга 2

Я попыталась вспомнить, были ли на марафоне невест настолько молодые девушки. Но в моей памяти царствовала только трижды благословленная с ее голой грудью, так что вопрос остался невыясненным.

Могла ли эта хрупкая, худая – даже не стройная, а именно худая – женщина родить ребенка приблизительно три-четыре года назад по-нуатлийскому летоисчислению?

Мне хотелось верить, что нет. Хотя бы потому, что это значило бы, что ее не было в постели Анкхарата.

На Таше была узкая кожаная юбка с разрезами, а из-под нее, к моему удивлению, виднелись обтягивающие штаны из тонкой кожи. Сшиты они были крупными стежками, как и юбка, и, в целом, ее наряд напоминал облачения семейки Флинстоун. Сверху был лиф, расшитый бусинами и раковинами, но живот оставался обнаженным. Ровный плоский живот, при взгляде на который хотелось рыдать от зависти.

– Что же ей известно о землях Нуатла? – спросила она. – Ты получил ответы на свои вопросы?

Суровый и строгий, как у учительницы, голос не предвещал ничего хорошего. Как и то, что Таша смотрела сквозь меня. Откуда такая нетерпимость к незнакомым людям?

Эйдер ответил уклончиво:

– Ты должна выслушать ее. Возможно, тогда ты согласишься пойти наперекор традициям.

Остальных девятерых избранниц, которые прибыли на остров вместе со мной, жрицы увели вдоль берега к деревьям, за которыми виднелись соломенные крыши домов. Только меня Эйдер Олар, оставив Эйкинэ в компании черного великана, повел совсем другой дорогой.

Значит, встречей с Ташей я обязана только одному обстоятельству.

– Она «пустое зерно», Эйдер, – сказала Таша.

Вот и разгадка.

«Пустой кувшин», кажется, так меня обозвал тот Высший жрец на пристани. Теперь «зерно». Сдались им эти сравнения. Дела мои плохи. Эйдер не собирался или просто не мог противостоять Таше, так что надо брать свою судьбу в собственные руки.

– Мне известно многое, – заговорила я спешно: – и от моих знаний зависят жизни людей Нуатла. Но прежде всего мы должны связаться с Речными землями. Мой избранник, второй Сын Бога, знал о предательстве Асгейрра. В Речных землях Анкхарат собрал армию. Его солдаты могут помочь нам, если Львы…

Таша остановила на мне полный ледяного презрения взгляд. Я смешалась и замолчала.

– Женщины Острова никогда не буду помогать Сыновьям Бога, – отрезала она.

Рада, конечно, что вы больше не согласны с ролью жертв, но сейчас не самое подходящее для этого время.

– Ты больше не избранница Сына Бога и не можешь приказывать кому-либо, – продолжала она. – И не носишь под сердцем ребенка, а значит, Мать не удостоила тебя благословением. Ты должна вымолить у Нее прощение.

Подождите-ка…

Я оглянулась на Эйдера, но жрец стоял, поджав и без того узкие губы.

Эй, я собиралась спасать Нуатл! Думала, моих слов будет достаточно, чтобы прослыть Пифией, Кассандрой, оракулом, провидицей, да кем угодно! А по итогу?… Служить Матери, вымаливать благословение – это, вообще, что значит?

Из дома показалась сморщенная старуха, увешанная ожерельями из мелких, видимо, птичьих косточек. Таша оглянулась на нее. Та покачала головой и снова исчезла в проеме.

Когда Таша снова повернулась к нам, ее голосом можно было резать камни. Обращалась она, конечно же, только к Эйдеру.

– Не смей больше приводить ее ко мне. Я никогда не пойду против традиций Солнечного острова. Уведи ее туда, где ей самое место.

Эйдер кивнул.

Черт возьми, огненный маг, так нельзя! Мы так не договаривались, Мироздание! Я закусила губу, когда проклятия уже готовы были сорваться с моих уст. Хватит с тебя проклятий, Майя, хватит. Криками, проклятиями и ругательствами такую, как Таша, не сломить. А огненный жрец – моя единственная надежда. Не стоит забывать об этом.

Кажется, настал черед испробовать нечто иное, кроме моего обычного девиза: «Сопротивление и отвага!»

Эйдер Олар посмотрел на меня и кивнул, уходим, мол. Кажется, он тоже удивился моей сдержанности. Таша уже вернулась в хижину, оттуда доносилось тихое пение и перестук костей. Интересно, кем была эта женщина и кем приходилась Таше?

Эйдер не направлялся обратно к берегу океана. Свернул на другую тропинку, виляющую среди мохнатых насаждений. Пора узнать, где мне самое место, по мнению Таши. Поля закончились, и мы вышли на еще одну поляну. На приличном расстоянии друг от друга стояли такие же плетеные хижины, только были они раза в два меньше и ниже, чем Ташина. Если бы я не увидела дом Таши раньше, ни за что бы не признала в этих перевернутых корзинах дома.

Те самые встреченные нами по пути сборщицы стручков в грязной одежде складывали вязанки хвороста в центре поляны. На одинаковом расстоянии от домов для лилипутов было возведено кострище. Там лежала обнаженная женщина, должно быть, та самая, которую они тащили на руках: похоже, спасти ее не удалось.

Заметив Эйдера Олара, женщины опустили глаза долу.

Самая старшая, очевидно, главная среди них, указала на неразожженный костер и обратилась к жрецу:

– Это будет честь для нас. И для нашей погибшей сестры.

На негнущихся ногах я последовала за Эйдером Оларом. Женщина лежала, подтянув колени к подбородку. На голом теле не было никаких видимых ран или повреждений, почему же она умерла?

Женщины держались вместе, с противоположной от нас с Эйдером стороны. На всех была одинаковая безобразная одежда, а руки обмотаны кожаными лентами.

Эйдер обратился к огню за помощью. Стихия ответила тут же.

Старшая обошла пламя и протянула мне грязную робу.

– Надень это и служи Матери, – сказала она.

Я отшатнулась от одежды. Оглянулась на огненного мага.

– Ты будешь жить здесь, – сказал он. – Таковы традиции.

Эйдер не был согласен с этим, я видела это по сжатым в тонкую линию губам, по суровому взгляду исподлобья, но он только добавил тише:

– Главное – не дотрагивайся до стручков, Айя.

Я приняла из рук Старшей одежду мертвой девушки.

* * *

Смирение и труд. С этих слов начиналось мое утро.

За час до рассвета Безмолвные сестры собирались в центре у разожженного костра и пели тягучую, как мёд, песню, приветствуя рождение солнца.

Почти всегда я была в одиночестве, хотя и не одна. Нас было два десятка таких женщин, «пустых» кувшинов, семян, зовите как угодно. Мы не заслужили благословения Богини Матери и не имели права касаться детей, которыми она наградила более удачливых, чем мы. А наши хижины располагались на другой стороне острова, подальше от детского смеха, в тишине, прерываемой лишь молитвами и плачем. Считалось, если у женщины нет детей, то и радоваться ей нечему.

Мне не в чем было себя винить. Я сознательно делала то, что делала, но моя уверенность в том, что рожать было необязательно, проходила теперь серьёзную проверку на прочность.

Я сильно уставала. Первое время буквально валилась с ног и мгновенно засыпала в своем шалаше для лилипутов на сухих листьях и траве, брошенных на голую землю. Такой теперь была моя постель.

Да, условия здесь сильно отличались от того, к чему я успела привыкнуть в Нуатле. Для меня было само собой разумеющимся, что в доме стояла кровать с меховым постельным бельем и матрасом-тюфяком. На острове ничего этого не было.