Яковлев: Он же рохлей был – ты помнишь? Но однажды вызвал меня в шестом корпусе на серьёзный мужской разговор. Очки так по-смешному поддёрнул и говорит: «Мне, Серёга, спросить у тебя кое-что нужно. Пойдём на крыльцо, покурим». А там народ между пар толпится. Ну, решили прогулять лекцию, отправились в парк. Я чувствую, что разговор о тебе будет: и неловко как-то, маетно – ну что я ему могу ответить? А он, знаешь, только одно сказал: «Сделай так, чтобы Наташка была счастлива всю оставшуюся жизнь. Пусть с тобой – но чтобы счастлива». Вот так.
Наталья: А ты?
Яковлев: А что я? Пообещал, конечно. Потом на хоккей переключились, чемпионат мира как раз шёл. Чего-то вдруг вспомнилось.
Наталья: Ты не рассказывал.
Яковлев: Да я и забыл тут же. Что мне этот Руфик, мы и приятелями-то с ним никогда не были.
Наталья: Обещания нужно выполнять, не находишь?
Яковлев: Нахожу. Теряю и нахожу, нахожу – теряю. Ну чего ты, Наташ? Нормально же всё.
Наталья: Нормально. Ведь ты же никогда не обещал сделать меня счастливой. Мне не обещал, я и не настаивала. А обещания другим не считаются: я-то здесь причём? Это ваши с Руфой дела.
Яковлев: У меня нет с ним никаких дел, к сожалению. А неплохо было бы Руфика подтянуть спонсором на книжку.
Наталья: Тебе очередное издательство отказало?
Яковлев: Кому сейчас нужен психологический роман? Детективы писать я не умею, постмодернизм не понимаю, лавстори и пробовать не буду.
Наталья: Конечно. Какие уж тут лавстори.
Яковлев: Ты же понимаешь, о чём я.
Наталья: Ты тоже понимаешь.
Яковлев: Наташа, для меня очень важно напечатать этот роман. Это настоящее – я чувствую, знаю. Первая книжка больше, чем первая любовь. Потом будет проще, потом можно вступить в Союз писателей, найти литературного агента. Главное сейчас пробиться к читателю: он оценит, я верю. Столько бездарного кругом, а у меня – живое, тёплое… Тебе же понравилось, или ты из вежливости?
Наталья: Понравилось, Серёжа. Ты правда очень талантливый, а талантливый человек талантлив во всем. Книжка, значит, больше, чем любовь? Молодец, умеешь. Ты и дома афоризмами разговариваешь?
Яковлев: Ладно, я не сделал тебя счастливой. Напиши об этом в газету.
Наталья: Твоё дело писать. Моё – тебя любить… (После паузы). Нежная какая нынче осень – солнышко, теплынь. Всё, я вернусь минут через двадцать: Юлька наверное уже ждёт с ключами. Не скучай, у нас впереди замечательный вечер.
Наталья уходит. Яковлев задумчиво курит. Затем откидывается на спинку лавочки и закрывает глаза.
Медленно освещается уже знакомый двор хутора. У дверей сарая на земле под полиэтиленом угадываются очертания двух тел. Рядом стоят Борис и Александр.
Борис: Опять шумиха поднимется: «Найдены тела пропавших школьниц», «Маньяки среди нас», «За что мы платим деньги полиции?». Начальство будет нервничать и требовать результат.
Александр: Пять лет прошло, какой результат?
Борис: Мгновенный, как водится. Трупы появились, дело вновь откроется, общественность воспламенится. Всё как обычно.
Александр: Тебе привыкать, что ли, крайним быть?
Борис: Нет. Но противно.
Яковлев встаёт со скамейки, спокойно идет во двор, садится на завалинку. Вслушивается в разговор оперов, не видящих его в упор.
Александр: Следак новый, дотошный, говорят. Будет землю рыть. Чудеса бывают.
Борис: На чудеса надейся, а сам не плошай. Хорошо бы, конечно, эту сволочь прищучить.
Александр: Вспомни Червя. Преподаватель, кандидат наук – милейшей души человек, а вон чего вытворял. Только ведь через три года его взяли. Глядишь, и этого урода найдем.
У Бориса звонит мобильный телефон.
Борис: Да, товарищ майор. Осмотр места провели, хозяев опросили. Сейчас возвращаемся в райцентр, там будем работать по машине. Криминалисты уже освободились. (Выключает трубку). Пора, поехали.
Борис с Александром уходят со двора. Слышен звук отъезжающей машины.
Яковлев подходит к телам, присаживается на корточки. Идёт в сарай, заглядывает в раскоп, потом находит колченогий стул, выносит его на улицу, садится спиной к сараю.
Из дома выходят Круглов и Григорий Притуляк.
Григорий: Не, он фамилию не говорил, только имя-отчество. Вежливый такой, ага, услужливый. Скидку большую дал, чтоб меня. Найдёте вы его, не сомневайтесь. Там одна эта контора по недвижимости, весь первый этаж занимает… И что ж будет-то теперь?
Круглов: Шумно тут у вас будет. Ничего, через неделю всё утрясётся. Живите спокойно.
Григорий: Как же спокойно-то? Нет, говорил ведь пасеку нужно было покупать в Поливино – принёс сюда черт.
Круглов: Ну, дело ваше. Вот моя визитка на всякий случай. Ступайте, домашних успокойте. Кажется, труповозка едет.
Григорий уходит в дом. Стихает шум двигателя, и во дворе появляется Лихонос.
Круглов: Началось. Здравствуйте, Николай.
Лихонос: День добрый, Вячеслав Алексеевич.
Круглов: У вас, журналистов, смотрю, чем больше трупов, тем добрее день.
Лихонос: Извините, работа такая.
Круглов: Бог простит. Но комментариев не будет.
Лихонос: Кто бы сомневался. Значит, так. На ферме, что в двух километрах от райцентра, обнаружены тела двух девочек, которых наши доблестные органы бездарно искали пять с лишним лет. Трупы случайно обнаружил новый владелец дома, купивший его по объявлению в газете. Семья фермера находится в шоке, правоохранители в прострации. Общественность возмущена бездеятельностью должностных лиц. Я ничего не забыл? Примерно такой текст и выйдет в завтрашнем номере. Там ещё много чего будет, но основной посыл вот такой. Материал на полосу, не обессудьте.
Круглов: Валяйте.
Лихонос: Тогда я пошёл? Редактор ждёт с нетерпением.
Круглов: Послушайте, Лихонос. Вы же понимаете, что сейчас у нас появилась точка отсчёта. И вы понимаете, что мы теперь нароем очень много. И что шансы найти ублюдка теперь более чем реальны. Зачем вам лить на нас помои?
Лихонос: А затем, что наш читатель вас не любит. И он в своем безусловном праве.
Круглов: Меня?