Траектория полета совы

К моменту, когда такси остановилось возле ее дома, Афинаида как будто успокоилась, перестала всхлипывать и вздыхать, с улыбкой поблагодарила таксиста и, расплатившись, вылезла из машины. Войдя в квартиру, она скинула туфли, повесила куртку на крючок, прошла в комнату, зажгла свет… И тут ее снова затрясло. Она опустилась на край узкой кровати и закрыла лицо руками.

– Господи! – шептала она. – Господи, что же это такое?!

Значит, эти люди, которые ждали тогда в приемной ректора, подумали, что она… что они с ним… По крайней мере, так подумала Кира… и сказала Алексу… А кому еще она об этом сказала?!

Афинаида в панике принялась вспоминать свои визиты в Академию, лекции для аспирантов, общение с Марго, с Кустасом, позавчерашнюю конференцию… Да нет, вроде бы все общались с ней нормально, едва ли до них могла дойти кирина сплетня. Наверное, Кира рассказала об этом только Алексу… а если даже еще кому-то, то вряд ли ей поверили. Ну да, разве мог бы кто-нибудь поверить, что ректора… потянуло на «кисленькое»…

Как только у Алекса повернулся язык! Ничтожество, Боже, какое ничтожество! Тупой самовлюбленный идиот! Конечно, если мужчина и женщина провели наедине больше часа, то они непременно должны были заняться этим, – больше Алексу в голову ничего не могло придти… И если она не желает целоваться с ним, значит, уже кто-то другой… Как он посмел сказать ей такое?! Неужели она… стала похоже на девицу, которую кто угодно может затащить в постель?!

Ее колотило, точно в лихорадке. Нет, она не делала ничего такого, чтобы он мог так о ней подумать! Она и на взгляды его не отвечала, и ничего не говорила такого… Только иногда смотрела на него, улыбалась, но ведь в этом нет ничего дурного! А он решил, что… Просто у него на уме ничего больше нет, вот и всё! И зачем она согласилась пойти с ним?! Дура, Боже, какая же она дура! Как она сразу не поняла, чем всё закончится? И из-за этого ничтожества она страдала больше двух лет! Из-за него она загремела к Лежневу, потеряла десять лет жизни, из-за этого смазливого негодяя!

– За что?! – крикнула она и, не в силах больше сдерживаться, упала на кровать и зашлась в рыданиях.

Когда в сумочке зазвонил мобильник, она не сразу нашла в себе силы, чтобы встать. Мелькнула мысль не отвечать, но тут же стало неудобно перед человеком, который звонил: а вдруг что-то важное? Афинаида села на кровати. Впрочем, что и у кого может быть важного для нее?.. Она потянулась за сумкой, которую бросила прямо на пол у двери, достала мобильник, взглянула, и сердце стукнуло так, что на миг даже потемнело в глазах.

Звонил Киннам. В голове запрыгали бессвязные мысли: «Он? Сейчас? Почему он? Как же я сейчас…» – а палец уже нажал на кнопку, и рука с телефоном поднялась к уху, и язык повернулся, чтобы сказать «алло»…

– Добрый вечер, Афинаида! Прошу прощения, я не слишком поздно? Я не разбудил вас?

– Нет-нет! Здравствуйте, господин Киннам!

– Я только что прилетел, и мне сообщили, что сборник, для которого вы готовите статью про греческий роман в Византии, в понедельник уже сдают в верстку, так что у вас всего три дня на доработку. Вы успеете?

Пока он говорил, Афинаида торопливо вытирала рукавом заплаканное лицо.

– Да, успею, – ответила она, – мне осталось только доделать несколько примечаний… Большое спасибо, что предупредили!

– Вы что, болеете, Афинаида? – вдруг спросил великий ритор.

– Нет… – Она растерялась.

– Значит, что-то случилось?

Она испугалась, не будет ли слышно по телефону, как заколотилось ее сердце, и быстро проговорила:

– Нет-нет, всё в порядке!

– Афинаида, не лгите! Вы говорите явно в нос – значит, либо заболели, либо плакали. Кто вас обидел?

– Я… сама себя обидела. – Девушка усмехнулась.

– Да, это тяжелый случай. Когда сам себя подставишь, бывает обиднее всего!

– У вас так бывало? – несмело спросила она.

– Случалось. Но не горюйте, Афинаида! Выпейте коньяка и ложитесь спать.

– Коньяка? – удивилась она. – У меня нет коньяка.

– О, какое серьезное упущение! Разве отец Андрей не учил вас, что у каждой порядочной девушки в доме непременно должна обретаться бутылка хорошего коньяка?

– Нет! – Афинаида рассмеялась.

– Поистине, теперь я уверился, что этот поп был настоящим душегубцем! За столько лет он не научил вас азам православной аскезы!

Афинаида не могла удержаться от смеха.

– Я вижу, вы повеселели, – сказал Киннам. – Это радует! Надеюсь, на сей раз вы придете в себя без коньяка, а в ближайшем будущем я постараюсь исправить досадный пропуск в наборе вашего оружия для духовной брани. Итак, не забудьте: статью надо отослать до вечера воскресенья по тому адресу, который я давал вам на прошлой неделе. Предварительный вариант я видел и думаю, что вы его не испортили, а усовершенствовали, так что смело доделывайте и отправляйте! Ну, а сегодня – спать-отдыхать, договорились?

– Да… Спасибо!

– Спокойной ночи, Афинаида.

– Спокойной ночи… – Она медленно опустила руку с телефоном и прошептала: – Вы – мой коньяк!.. Но что же я буду делать после защиты, когда всё это закончится?

***

В субботу вечером Афинаида поехала в церковь на исповедь. После ареста Лежнева она ходила по разным храмам и в конце концов остановила выбор на церкви Богоматери-Путеводительницы, где старенький священник сказал ей на исповеди, чтобы она не вдавалась в излишние подробности. Священника звали отец Елисей, и она всегда исповедовалась у него. Афинаида нарочно пришла значительно раньше обычного времени начала исповеди, стремясь оказаться в исповедальне первой, и ей это удалось.

– Вчера со мной случилась… неприятная история, – рассказывала она, волнуясь. – Один знакомый пригласил меня в кофейню и там… стал приставать… Я его оттолкнула, ударила даже, а он… сказал… Мол, я потому им брезгую, что… что мой научный руководитель уже со мной… – Она умолкла, не в силах выговорить слово.

Отец Елисей мягко кивнул:

– Понятно.

Афинаида судорожно сглотнула и продолжала:

– Он сказал, что одна женщина, которая работает с моим руководителем… рассказала ему, как мы с ним… однажды долго просидели вдвоем в кабинете… Это правда так было, мы проговорили с ним долго о разном, о науке, о жизни… Получилось долго, а они… эта женщина и еще другие люди ждали, пока я выйду… И вот, получается, они такое подумали?! Я была потрясена и… ужасно испугалась, что, может, этот слух распространился… И еще этот мой знакомый – он подумал, получается, что я такая… что со мной можно… в любой момент… – Ее голос задрожал. – А я ведь ничего такого не делала… Не вела себя вызывающе, ничего… Почему это так?!

– Не волнуйтесь! Если вы ничего не делали такого, чтобы о вас можно было подумать как о девице легкого поведения, то вы ни в чем не виноваты. Преподобная Сарра сказала: «Если б я старалась угождать людям, мне пришлось бы каяться у них в дверях». Разумеется, вы могли долго проговорить с вашим руководителем, в этом нет ничего зазорного. А что об этом подумали люди… Что же делать, думать никому не запретишь. – Священник улыбнулся. – Но ведь вы знаете о том, что они якобы такое подумали, только со слов вашего знакомого, а он злился, что вы его оттолкнули, мог и присочинить… Как бы там ни было, не смущайтесь! Люди болтают разное, а мы должны смотреть не на людей, а на Бога. Если совесть вас не упрекает, то вам не о чем беспокоиться, что бы там ни думали люди. Идите с Богом!

«Да, всё это так, – думала Афинаида на пути домой, глядя в окно автобуса. – Есть только одно „но“. Я ведь мечтаю о нем… и об этом тоже… Лежнев бы сказал, что случай с Алексом – наказание за греховные помыслы… Или предупреждение, вразумление… А я вразумлюсь? Нет! – Она вздохнула. – Но об этом ни с кем невозможно поговорить… И с отцом Елисеем тоже!»

В воскресенье, вернувшись домой с литургии, она позавтракала и уселась за книги, но тут мобильник подал голос: на экране высветилось имя Алекса.

– Господи, что ему еще надо?! – прошептала Афинаида. Она нажала на «отказ», но Алекс сразу позвонил снова: похоже, он все-таки решил ее достать. «Как же не хочется сразу после причастия ругаться, но, видимо, придется!» – подумала она и приняла звонок: – Да, что тебе нужно, Алекс?

– Ида, послушай, – в его голосе слышались непривычные просительно-извиняющиеся нотки, – выслушай меня! Я… во-первых, я прошу прощения, я вел себя грубо… Но ты мне отплатила хорошо! Знаешь, какой фингал у меня теперь под глазом? Сижу, вот, думаю: грим что ли купить, а то неудобно на работу ходить в таком виде… Ну, слушай, ты прости меня, ладно? Я со зла наговорил тебе про Киннама. На самом деле Кира мне ничего такого не сказала, только – что ты долго у него просидела… Ну, еще добавила: «Я бы даже подумала, что она его заинтересовала, если б она не была такой страшилой!» Ну, извини, это я ее слова передаю… Ты ведь тогда еще была не такая, как сейчас! Теперь-то ты хоть куда! Не сердись, Ида!

Афинаида помолчала несколько секунд и тихо ответила:

– Алекс, я… Я тебя прощаю… и не буду сердиться… Но общаться с тобой я больше не хочу, извини. Мы слишком разные, у нас нет общих интересов… и вряд ли они появятся. Думаю, тебя это не слишком огорчит, ты ведь всегда легко находил себе девушек. А меня, пожалуйста, оставь в покое. И не звони мне больше никогда. Прощай! – Она отключила связь и облегченно вздохнула. Значит, Алекс в самом деле преувеличил со зла! Кира, видимо, просто к слову обмолвилась о ней, потому что когда-то они вместе учились, вот и всё…

Что ж, еще одна ниточка, связывавшая ее с прошлым, порвана. Алекс тоже оттуда, из прошлого. Еще не лежневского прошлого, но это были подступы к той яме, куда она провалилась и откуда теперь хотела выбраться окончательно. И в этой новой жизни для Алекса точно нет места. Да нечего было и встречаться с ним! Покрасоваться ей, видите ли, захотелось – ну, вот и получила… Но, с другой стороны, хорошо, что она его стукнула: хоть так отомстить всему этому прошлому за всё! Хоть так.

Афинаида нахмурилась, потом усмехнулась. Нет, это глупая месть. Настоящая месть это, как сказал философ, стать лучше, чем ты был. Но, уж конечно, не в том смысле «лучше», в каком учил Лежнев!

***