Роковой котенок

– Дешевой шлюхой! – злобно повторила она. – Из-за тебя я чувствую себя грязной внутри, точно так же, как тогда, с Клайвом и Леонардом, когда… – Зои быстро замотала головой, стараясь прогнать воспоминания. – У меня даже мурашки побежали по коже!

Она молниеносно встала с дивана и бросилась ко мне. Я подумал, что мы опять сцепимся, и успел удивиться: неужели для того, чтобы перейти к более приятным вещам, всегда необходима потасовка с кровопролитием на ковре? Или это придает ей дополнительный стимул? Не дойдя двух шагов до моего кресла, она остановилась и осмотрела меня с головы до ног. Лицо ее исказила ненависть. И тогда она выплеснула мне в лицо свой бокал.

Стирая с лица виски, я услышал, как за ней с грохотом захлопнулась входная дверь.

"Беда с некоторыми девушками, – кисло размышлял я, – они слишком чувствительны. Что ж, у меня появилась возможность хорошенько выспаться перед утренним визитом к лейтенанту Олтчеку”.

Однако я не мог обмануть себя этой утешительной мыслью; это была всего лишь попытка сохранить хорошую мину при плохой игре. Провести еще одну ночь с Зои Парнелл гораздо интереснее, нежели спать в полном одиночестве.

Я сказал себе, что вероятность ночного визита Чарли Стерна с его наводящим ужас великаном слугой ничтожно мала, а нервы у меня железные. Поэтому единственной причиной, по которой я запер на засов парадную и черную двери и лег спать с заряженным тридцать восьмым под подушкой, было то, что всем и каждому известно о грабителях, орудующих на Беверли-Хиллз.

Глава 9

Лейтенант Олтчек оказался высоким худым молодым человеком с аскетическим лицом и ласковыми глазами вивисектора. На следующее утро ровно в десять тридцать я сидел в его кабинете и думал, что берлога Чарли Стерна гораздо более гостеприимна, несмотря даже на его громилу слугу.

– Я справлялся о вас у лейтенанта Карлина, – сказал он ласково. – Он говорит, что, хотя вы – его друг, он не оставил бы с вами наедине и на пять минут свою бабушку, которой восемьдесят семь лет и которая до сих пор носит корсеты из китового уса.

– Билл – отличный парень, – задумчиво улыбнулся я. – Не позабыть бы как-нибудь на днях всадить нож ему в сердце.

– Анонимный звонок о трупе исходил от вас, верно? Лейтенант оказался достаточно вежливым, чтобы преподнести это утверждение в форме вопроса.

– От меня, – кивнул я.

– Я достаточно наслышан о вас и ваших методах от лейтенанта Карлина, но вы, кроме всего прочего, еще и частный детектив, работающий по лицензии, а эта лицензия налагает на вас определенные обязанности. Сейчас у меня достаточно оснований, чтобы лишить вас лицензии и занести в черный список – например, за то, что вы не сообщили полиции об убийстве, а потом еще изъяли важную улику.

– Фрида Паркин рассказала вам о котенке? – буркнул я.

– И о записке на ленточке вокруг его шеи. Она даже призналась, что забрать котенка была ее идея – якобы она его пожалела. Но вы не должны были позволять ей сделать это.

– Вы правы, – храбро признал я. Олтчек пожал плечами:

– Есть единственное обстоятельство, играющее в вашу пользу. Фрида Паркин обеспечивала вам отличное алиби на момент убийства. Что касается всего остального, я подожду и посмотрю, как вы станете сотрудничать с законом, прежде чем решить, обратиться ли к федеральному прокурору.

– Не знаю, чего вы еще дождетесь, – сказал я, – но в данный момент я сотрудничаю с вами как сумасшедший.

– Вашим клиентом является Рид, – продолжал лейтенант без тени улыбки. – А он – подозреваемый номер один. Если, конечно, верить диким россказням этой девицы Парнелл. Затем эта парочка: Стерн и Оллсоп. Мне с трудом верится, что такие типы существуют в реальном мире, не говоря уж об их показаниях!

– Вот в чем особенность Голливуда, – многозначительно заметил я, – трудно отличить реальность от вымысла.

От взгляда, которым Олтчек на меня посмотрел, все три мои язвы в желудке начали болезненно ныть.

– Фрида Паркин сказала, что вы произвели обыск в квартире, после того как обнаружили труп.

– Беглый осмотр, – поправил его я. – Просто полюбопытствовал, не оставил ли он где-нибудь предсмертную записку.

– Нашли что-нибудь?

– Нет.

Краткий отрицательный ответ явно не удовлетворил его, поэтому я добавил:

– А что я должен был найти?

– Деньги, – небрежно бросил лейтенант.

– Я сделал поверхностный осмотр, он занял у меня самое большее пять минут. А почему я должен был найти деньги?

– Кто-то же их нашел! По словам управляющего, когда Джордан снимал квартиру, то он выставил на всеобщее обозрение толстенную пачку денег, словно кто-то подарил ему на день рождения банк.

– Я думал, что квартира принадлежит какому-то его дружку, который отправился на Восток на несколько недель и разрешил ему пожить там.

Олтчек отрицательно покачал головой:

– Джордан снял эту квартиру несколько дней назад. Парочка бездельников, называющих себя актерами и его дружками, подтвердила, что он сорил деньгами. Я – простой полицейский, Холман, и предпочитаю придерживаться простых мотивов убийства, таких, как ограбление, например, пока не будет доказано обратное.

– Вы полагаете, что это дело рук его бездельников приятелей?

– Возможно. Мы исключили этих двоих из списка подозреваемых, осталось проверить еще парочку. Все, что требуется от вас сейчас, – это предоставить мне ту информацию, которой я не располагаю.

Я решил, что мне просто необходимо выложить ему незамедлительно что-то, что отвечало бы нашим общим интересам.

– За несколько дней до самоубийства Андерсона Леонард Рид послал ему в подарок котенка, – сказал я. – Вокруг шеи котенка был повязан белый бантик с запиской: “На память капризному мальчику. С любовью. Леонард”. Рид клянется, что это была только шутка, но утверждает, что не посылал Джордану котенка с запиской того же содержания. Интересно, тот, кто обнаружил тело Андерсона, нашел котенка?

Лейтенант потянулся к телефону. Разговор занял некоторое время, и я успел выкурить сигарету до того, как он наконец повесил трубку.

– У Андерсона была домработница, которая приходила в его квартиру два раза в неделю, – сообщил Олтчек. – Она и обнаружила тело, но в официальном рапорте о котенке не упоминается.

– Предположим, что Рид действительно не посылал котенка Клайву Джордану, – осторожно начал я. – Значит, тот, кто его отправил, должен был знать о первом котенке, подаренном Андерсону, и о записке, которая была привязана ему на шею.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что убийца хотел впутать в это убийство Рида. А это уже гораздо более сложный мотив, нежели простое ограбление.

– Хотелось бы мне думать, что вы точно такой же ненормальный, как и все остальные голливудские чокнутые, – кисло сказал лейтенант, – но, похоже, я не могу позволить себе такую роскошь.

– А что насчет гиосцина? – поинтересовался я. – У вас есть какая-нибудь ниточка?

– Лекарство принадлежало Джордану. Пару лет назад у него случилось то, что вежливо называют “нервным срывом”, и он несколько месяцев провел в специальной лечебнице. Наверняка ни один врач не дал бы ему подобного лекарства с собой, поэтому, вероятнее всего, он его просто-напросто стянул.

– Вы полагаете, что убийца подсыпал порошок ему в стакан, когда Джордан на минуту отвлекся, или что-то в этом роде?

– Кто знает? – Олтчек раздраженно пожал плечами. – Возможно, он сам принял дозу еще до прихода убийцы. Между прочим, вы здесь для того, чтобы предоставить мне недостающую информацию, Холман, а не наоборот.

– Я бы с удовольствием предоставил вам что угодно, – искренне признался я, – но мне известно не больше, чем вам, лейтенант.

– Просто мне хотелось быть уверенным, что, узнав что-нибудь ценное, вы тут же побежите к ближайшему телефону и позвоните мне. – Олтчек одарил меня холодной полуулыбкой. – Ладно, не забывайте, что я в любой момент могу закрутить гайки!

Я вышел из кабинета с неприятным осадком, спиной ощущая его вивисекционистский взгляд. Лейтенант Олтчек напомнил мне чем-то Ивана Грозного – довольно приятного малого, – когда получал то, что хотел, а если у него не получалось, то головы с плеч начинали лететь и сами собой укладываться в аккуратные штабеля.