Символическая жизнь. Том 2. Работы разных лет

Первопроходцу в новой области науки редко выпадает удача сделать правильные выводы из полученного опыта. Прилагаемые усилия и непрестанная борьба, сомнения и неуверенность, которые сопровождают открытия, слишком сильно его занимают, а потому он не в состоянии обрести широту и ясность видения, необходимые для составления исчерпывающего обзора. Представители второго поколения исследователей, опираясь на робкие эксперименты, удачные находки, смутные догадки и ошибки первопроходца, вынужденного идти окольными путями, уже менее скованы этими узами и могут выбирать более прямой путь, а также стремиться к более отдаленным целям. Они могут отвергать многие прежние сомнения и колебания, они сосредоточиваются на главном и тем самым постепенно рисуют более простую и ясную карту вновь открытой территории. Упрощение и разъяснение идут на пользу представителям третьего поколения, которые с самого начала располагают общей схемой исследований. С помощью этой схемы они могут формулировать новые задачи и обозначать границы познания более четко, чем когда-либо прежде.

Можно поздравить автора с успешной попыткой дать общее представление о сути медицинской психотерапии в ее самых современных достижениях. Многолетний практический опыт, без сомнения, сослужил автору хорошую службу, иначе эта книга, смею думать, вообще могла бы не состояться как событие. Речь в книге идет не о «философии», как полагают многие, а о фактах и гипотезах, которые, в свою очередь, должны быть проверены на практике. Такие понятия, как «тень» и «анима», ни в коем случае не являются интеллектуальными изобретениями. Это обозначения психических фактов сложной природы, поддающихся эмпирической проверке. Данные факты может наблюдать каждый, кто потрудится этим озаботиться и кто способен отбросить свои предвзятые идеи. Опыт показывает, впрочем, что справиться с предрассудками непросто. Очень многие до сих пор, например, пребывают в заблуждении и думают, что термин «архетип» обозначает некую унаследованную идею! Подобные совершенно необоснованные предположения, естественно, ведут к полнейшему непониманию.

Хочется надеяться, что книга доктора Хардинг, которой присуще простое и ясное изложение, будет особенно полезной для рассеивания таких абсурдных недоразумений. В этом отношении она может пригодиться не только врачам, но и пациентам. Данное обстоятельство я считаю нужным подчеркнуть особо. Очевидно, что врачу необходимо верно понимать материал, с которым он работает; но если он единственный будет понимать, то не сумеет по-настоящему помочь больному, ибо последний ведь страдает от недостатка осознания и должен по итогу лечения стать более сознательным. Иными словами, он нуждается в знаниях; чем больше знаний он приобретет, тем выше его шансы преодолеть свои мучительные затруднения. Тем из моих пациентов, кто уже достиг порога широкой духовной самостоятельности, я без малейших сомнений рекомендую книгу доктора Хардинг.

К. Г. Юнг

Кюснахт, Цюрих, 8 июля 1947 г.

Речь в день основания Института К. Г. Юнга (Цюрих, 24 апреля 1948 г.)

Мне доставляет особое удовольствие выступать перед вами в этот знаменательный день основания Института комплексной психологии. Для меня большая честь видеть всех, кто собрался здесь для основания этого исследовательского института, призванного продолжить ту работу, которую начинал когда-то я сам. Потому с вашего разрешения скажу несколько слов о том, чего удалось достигнуть к настоящему времени и к чему следует стремиться в будущем.

Как вы знаете, прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как я приступил к работе в качестве психиатра. В то время обширные области психопатологии и психотерапии фактически пустовали. Фрейд и Жане едва начали закладывать основы методологии и клинического наблюдения, а Флурнуа в Женеве развивал искусство психологической биографии, по сей день не оцененное по достоинству. С помощью ассоциативных экспериментов Вундта[44 - [Публикуется впервые по машинописной рукописи.]Вундт, Вильгельм (1832–1920) – немецкий физиолог и психолог, один из столпов экспериментальной и социальной психологии, а также психологии народов; считал, что сознание, подобно предметам физики или химии, разложимо на опознаваемые составные части. Первым среди психологов стал применять эксперимент как основной метод исследования и выдвинул теорию ассоциативного восприятия, то есть осознания через связь элементарных ощущений. – Примеч. пер.] я пытался как можно точнее оценить особенности невротических состояний сознания. Несмотря на предубеждение обывателя, уверенного в том, что психика представляет собой нечто безмерно субъективное и безгранично капризное, я ставил себе целью исследовать именно наиболее субъективное, как будто, и наиболее сложное среди психических процессов, конкретно, ассоциативную реакцию, и описать ее природу в численном выражении. Эта работа непосредственно привела к открытию чувственно окрашенного комплекса (gef?hlsbetonten Komplexe), а косвенно побудила задаться новым вопросом – о психологической установке, которая, собственно, и определяет выбор той или иной ассоциативной реакции. Ответ на этот вопрос удалось найти путем клинического наблюдения за больными и анализа их поведения. В результате этих исследований сложилась психологическая типология, благодаря которой было выделено два типа установки: экстравертный и интровертный, а также четыре типа функциональной установки, которые соответствуют четырем ориентировочным функциям сознания.

Наличие комплексов и типичных установок невозможно полноценно разъяснить без гипотезы бессознательного. Поэтому с самого начала вышеупомянутые эксперименты и исследования шли рука об руку с изучением бессознательных процессов. В 1912 году состоялось фактическое открытие коллективного бессознательного (сам термин появился позднее). Уже теория комплексов и психология типов делали попытки выйти за пределы психиатрии как таковой, а при посредстве гипотезы коллективного бессознательного область наших исследований и вовсе утратила всякие границы. В число предметов комплексной психологии вошли, помимо нормальной психологии, также психология народов, а еще – фольклор и мифология в самом широком смысле. Это расширение области приложения сил побудило меня к сотрудничеству с китаистом Рихардом Вильгельмом и индологом Генрихом Циммером[45 - Вильгельм, Рихард (1873–1930) – немецкий синолог, с которым Юнг активно сотрудничал и работы которого высокого ценил. См. работу автора «Памяти Рихарда Вильгельма» (том 15 собрания сочинений К. Г. Юнга; рус. изд.: О духовных явлениях в искусстве и науке. М.: АСТ, 2023. — Ред.). Циммер, Генрих (1890–1943) – немецкий филолог, религиовед и искусствовед. – Примеч. пер.]. Обоих, увы, уже нет с нами, однако наука не забудет их неоценимый вклад. Так, Вильгельм познакомил меня со средневековой китайской алхимией и тем самым подготовил почву для понимания зачатков современной психологии, которые встречаются в средневековых текстах. Болезненную брешь из-за кончины этих двух коллег несколько лет назад неожиданно заполнил Карл Кереньи, один из самых блестящих филологов нашего времени. Осуществилось желание, которое я давно лелеял, а наша психологическая наука получила нового сотрудника.

Интуитивные прозрения, к которым я впервые пришел в области психопатологии и нормальной психологии, оказались ключом к пониманию удивительно темных даосских текстов и непростых индийских мифов, а Кереньи вдобавок снабдил меня обилием сведений по греческой мифологии, и стало ясно, что взаимное обогащение двух отраслей науки не может долее подвергаться сомнению. Рихард Вильгельм некогда пробудил во мне интерес к алхимии и сделал возможным правильное истолкование этой маловнятной философии, а работа Кереньи подтолкнула меня к новым психологичес-ким исследованиям, в частности к изучению и описанию одной из важнейших проблем психотерапии – явления переноса[46 - См. работы автора «Психология переноса» и «Mysterium Coniunctio-nis». – Примеч. ред. оригинального издания.].

Недавно была установлена неожиданная и многообещающая связь между комплексной психологией и физикой, или, точнее, микрофизикой. С психологической точки зрения на общую концепцию дополнительности указал прежде всех К. А. Мейер. Паскуаль Йордан[47 - Йордан, Паскуаль (1902–1980) – немецкий физик и математик, сотрудничал с В. Гейзенбергом, в годы Второй мировой войны участвовал в разработке реактивных снарядов. – Примеч. пер.]обратился к психологии со стороны физики, изучая явление пространственной относительности, вполне характерное и для содержаний бессознательного. Вольфганг Паули[48 - Паули, Вольфганг (1900–1958) – щвейцарский физик, его статья «Влияние архетипических идей на формирование научных теорий у Кеплера» была опубликована вместе с работой Юнга «Синхронистичность как принцип акаузальной взаимосвязи» в сборнике под общим названием «Объяснение природы и психического» (Цюрих, 1952). – Примеч. пер.]взялся за новую «психофизическую» проблему более широко и стал рассматривать ее в перспективе формирования научных теорий и их архетипических оснований[49 - См. статью в сборнике «Объяснение природы и психического». – Примеч. ред. оригинального издания.]. В своих двух недавних ярких лекциях он убедительно показал, с одной стороны, как архетипическая триада (троица) стала отправной точкой в астрономии Кеплера, а с другой стороны, раскрыл, как полемика Фладда[50 - Фладд, Роберт (1574–1637) – английский врач, мистик и астролог, корреспондент И. Кеплера. – Примеч. пер.] с Кеплером использовала алхимическое понятие кватерниона (четвертичности). Объект, о котором идет речь, proportio sesquitertia[51 - Отношение четырех к трем (4:3) (лат.). – Примеч. ред.], или соотношение 3:1, также является фундаментальной проблемой психологии бессознательного. Тридцать лет назад о ней впервые заговорили в психологии как о типологическом явлении, о взаимоотношениях трех более или менее дифференцированных функций с одной низшей функцией, «загрязненной» бессознательным. С тех пор область исследований значительно расширилась благодаря изучению гностических и алхимических текстов. Отчасти четвертичность предстает в форме социального или фольклорного Heiratsquaternio[52 - «Четверного брака», слово составлено из немецкого Heirat (брак) и латинского quaternio; имеются в виду браки между парами братьев и сестер и т. д. – Примеч. пер.], восходящего к первобытному кузенному браку, а отчасти – в форме дифференцированной последовательности элементов, в которой тот или иной элемент, обычно огонь или земля, отличается от трех других. Та же проблема возникает в споре между «тринитаристами» и «четвертичниками»[53 - Парацельс выделял три «первоэлемента» алхимии (tria prima) – три «вершины», причем третья появляется благодаря сочетанию двух других. Это сера, ртуть и соль; метафорически – огонь, воздух и земля (или вода), дух, разум и тело и т. д. По Юнгу (см., например: «Психология и алхимия»), иные алхимики вводили в уравнение троичности четвертый элемент – круг, целостность. – Примеч. пер.] в алхимии. Комплексная психология показала, что символ четвертичности выражает психическую целостность, и можно установить, что proportio sesquitertia обыкновенно встречается в символизме бессознательного. Если, как предполагается, четвертичность или вышеупомянутая пропорция не только является основополагающей для всех представлений о целостности, но и присуща природе наблюдаемых микрофизических процессов, то поневоле мы приходим к выводу, что пространственно-временной континуум, в том числе масса, психически относителен, – иными словами, что он образует единство с бессознательной психикой. Соответственно, должны существовать явления, которые возможно объяснить лишь в терминах психической относительности пространства, времени и массы. Помимо многочисленных индивидуальных наблюдений, эксперименты, проведенные в Университете Дьюка Райном[54 - Райн, Джозеф Бэнкс (1895–1980) – американский ботаник и парапсихолог, прославился своими исследованиями в области экстрасенсорного восприятия. См. работу Юнга «Синхронистичность как принцип акаузальной взаимосвязи». – Примеч. пер.] и другими исследователями, предоставили достаточно тому доказательств. Прошу прощения за то, что я слишком подробно остановился на новейших связях нашей психологии с физикой. Мне показалось, что это не будет лишним ввиду очевидной значимости таких связей.

Чтобы завершить описание положения комплексной психологии в ее текущем состоянии, хочу упомянуть некоторые крупные работы своих учеников. Это «Введение в основы комплексной психологии» Тони Вольфф, удивительно ясная философская книга; работы Эстер Хардинг по женской психологии; анализ «Гипнеротомахии» Франческо Колонны, этого образчика средневековой психологии, за авторством Линды Фирц-Давид; введение в психологию от Иоланды Якоби; книги Фрэнсис Дж. Уикс по детской психологии, примечательные своим любопытным содержанием; великая книга Х. Бэйнса «Мифология души»; обзорная (synoptische) работа Герхарда Адлера; многотомное исследование Хедвиги фон Рокес и Марии-Луизы фон Франц; а еще весомая по содержанию и охвату книга Эриха Нойманна об эволюции сознания.

Особый интерес представляет применение результатов комплексной психологии к психологии религии. Здесь уже подвизаются не мои ученики. Хочу выделить прекрасную книгу Ганса Шэра о протестантизме, а также работы У. П. Уиткатта и отца Виктора Уайта, посвященные взаимоотношениям нашей психологии и томистской философии; кроме того, отмечу превосходное изложение основных понятий за авторством Гебхарда Фрая, необычайная эрудиция которого изрядно облегчает понимание.

Покончив с описанием прошлого и настоящего, пора, наверное, попытаться набросать картину будущего. Естественно, мой набросок будет учитывать самые приблизительные черты.

Многообразные возможности дальнейшего развития комплексной психологии соответствуют различным стадиям развития, оставленным позади. Что касается экспериментальной стороны, еще остается множество вопросов, которые требуют экспериментальной проверки и статистических данных. Мне пришлось отложить ряд начинаний ввиду более неотложных задач, которые отнимали мое время и силы. Те же возможности ассоциативного эксперимента, к примеру, еще далеко не исчерпаны. До сих пор не ясно, почему наблюдается (и наблюдается ли) периодическое возобновление эмоционального тонуса комплексов-стимуляторов, а проблема общесемейных ассоциаций и вовсе не изучена, при всей своей несомненной полезности; то же самое можно сказать и об исследовании физиологических проявлений комплекса.

В медицинской и клинической областях остро ощущается недостаток полностью проработанных историй болезни. Это понятно, ведь обилие и полнота материала встают почти непреодолимой преградой и предъявляют высочайшие требования не только к знаниям и терапевтическому мастерству исследователя, но и к его описательным способностям. В области психиатрии анализ пациентов с паранойей, сопровождаемый сравнительными исследованиями символизма, имел бы, полагаю, огромную ценность для науки. Особое внимание нужно уделить оценке сновидений раннего детства и предкатастрофических сновидений, то есть таких снов, которые посещают человека перед несчастным случаем, болезнью или смертью, а также сновидений в ходе тяжких заболеваний и под наркозом. Сюда же относится изучение предсмертных и послесмертных психических явлений. Они чрезвычайно важны по причине сопутствующей им относительности пространства и времени. Трудной, но интересной задачей выглядит исследование процессов компенсации у психотиков и преступников, а еще – цели компенсации как таковой и характера ее направленности.

В нормальной психологии важнейшими предметами исследования выступают психическая структура семьи с точки зрения наследственности, компенсаторный характер брака и эмоциональных отношений в целом. Насущной проблемой видится поведение личности в людской массе и обусловленная этим фактом бессознательная компенсация.

Богатый урожай предстоит собрать в области гуманитарных наук. Здесь открываются широкие перспективы, и в настоящее время мы только приближаемся к этому полю. Большая часть территории еще избегает нашего внимания. То же самое справедливо для биографических исследований, которые крайне важны для истории литературы. Но главной областью применения аналитической психологии мне кажется психология религии. Изучение религиозных мифов не только способно пролить свет на психологию народов, но и подсказать некоторые пограничные направления исследований, как уже отмечалось. Тут нужно в первую очередь совместными усилиями психологов и физиков сосредоточиться на символике четвертичности и proportio sesquitertia, примером которой является алхимическая «аксиома Марии»[55 - Мария Коптская – известная как Мария Пророчица, женщина-алхимик, упоминания о которой сохранились в отрывках из сочинений Зосима Панополитанского. Так называемая аксиома Марии гласит: «Одно становится двумя, а два – тремя, и [благодаря] третьему одно – четвертое». Подробнее об «аксиоме Марии» см. работу автора «Психология переноса» (т. 16 с/с). – Примеч. пер.]. Физикам, возможно, придется допустить возможность пересмотра представления о пространстве-времени, а психологам понадобится более тщательно исследовать и описать триадные и тетраэдные символы в их историческом развитии, продолжая ценный труд Фробениуса[56 - Фробениус, Лео (1873–1938) – немецкий археолог и этнограф-африканист, основоположник теории морфологии культуры; согласно Фробениусу, культура есть социальный организм с «мистическим началом», или «воспитанием», и люди – продукты культуры. – Примеч. пер.]. Также необходимы всесторонние исследования символов цели и единства.

Этот список, составленный более или менее случайно, вовсе не притязает на полноту. Сказанного, пожалуй, достаточно для приблизительного представления о том, что уже достигнуто комплексной психологией и в каких направлениях мы вправе ожидать будущих исследований, в том числе в нашем институте. Конечно, многому суждено остаться благими пожеланиями, далеко не все из намеченного исполнится; виной тому как индивидуальные устремления сотрудников института, так и непредсказуемость и иррациональность научного развития как такового. К счастью, любое учреждение, располагающее ограниченными средствами и независимое от государства, попросту вынуждено трудиться много и качественно, чтобы выжить.

Глубинная психология

«Глубинная психология» – это термин, заимствованный из медицинской психологии и предложенный Эйгеном Блейлером для обозначения той отрасли психологической науки, которая занимается феноменом бессознательного.

Как философское и метафизическое понятие бессознательное появляется довольно рано, например, в виде «малых восприятий» у Лейбница[57 - [Статья 1948 г., написанная для «Педагогического словаря» (Lexicon der Paedogogik; Берн, 1951, т. II: «Tiefenpsychologie»).]То есть подсознательных ощущений, которые не воспринимаются индивидуумом. См. статью автора «О синхронистичности», абз. 931 и 937 (том 8 с/с), а также работу: Whyte L. L. The Unconscious before Freud. – Примеч. ред. оригинального издания.], «вечного бессознательного» у Шеллинга, «бессознательной воли» у Шопенгауэра или «божественного Абсолюта» фон Гартмана.

В академической психологии девятнадцатого столетия бессознательное как основополагающее теоретическое понятие встречается у Теодора Липпса, который трактует его как «психическую реальность, необходимо признаваемую лежащей в основе существования сознательного содержания», а также у Ф. Х. В. Майерса и Уильяма Джеймса, которые подчеркивают важность бессознательной психики. У Теодора Фехнера бессознательное становится эмпирическим понятием. Тем не менее можно обоснованно утверждать, что эмпирический подход к бессознательному возник совсем недавно, поскольку до начала века психика обычно отождествлялась с сознанием, и это делало идею бессознательного несостоятельной (Вундт).

Подлинными пионерами экспериментальных исследований бессознательного были Пьер Жане и Зигмунд Фрейд, два медицинских психолога, чьи исследования патологической психической жизни заложили основы современной науки о бессознательном. Огромная заслуга принадлежит Жане, изучавшему истерические состояния и выдвинувшему теорию «частичной психической диссоциации»[58 - Фр. dissociation mentale partielle; о П. Жане см. примечание к абз. 1130. — Примеч. ред.]; он проводил различие между функциями partie superieure и partie inferieure[59 - Высшими и низшими (фр.). – Примеч. ред.]. Столь же плодотворным стало экспериментальное доказательство существования idеes fixes и obsessions[60 - Навязчивых идей и одержимостей (фр.). – Примеч. ред.], а также их автономного воздействия на сознание.

Однако особое положение бессознательного как основного понятия эмпирической психологии – это заслуга Фрейда, истинного основоположника глубинной психологии, известной еще как психоанализ. Это специфический метод лечения психических заболеваний, состоящий, по сути, в выявлении того, что было «скрыто, забыто или вытеснено» в психической жизни. Фрейд занимался лечением нервных болезней. Его теория развивалась в кабинете врача и навсегда сохранила этот медицинский отпечаток. Его внимание привлекала в первую очередь патологическая, невротически дегенеративная психика.

Развитие мысли Фрейда можно проследить следующим образом. Он начинал с исследования невротических симптомов, в частности истерических симптомов, психическое происхождение которых Брейер[61 - Брейер, Йозеф (1842–1925) – австрийский психиатр, наставник Фрейда; практиковал метод осознания симптомов, в ходе которого переживание травматического опыта ведет к преодолению (катарсису). – Примеч. пер.], используя метод, заимствованный из гипноза, ранее обнаружил в причинной связи между симптомами и некоторыми переживаниями, чуждыми для пациента (не осознаваемыми). В этих переживаниях Фрейд распознавал аффекты, которые неким образом «заблокированы» и от которых пациенту необходимо освободиться. Он установил наличие значимой связи между симптомом и аффективным опытом, связи настолько сильной, что сознательные переживания, которые позже становятся бессознательными, являются важными составными частями невротических симптомов. Аффекты оставались бессознательными из-за своего болезненного характера. В результате Фрейд перестал применять гипноз для «преодоления» заблокированных аффектов, а вместо того разработал технику «свободных ассоциаций» для возвращения подавленных процессов в сознание. Тем самым он заложил основы причинно-редуктивного метода, который предполагалось использовать прежде всего для толкования сновидений.

Для объяснения истерии Фрейд выдвинул теорию сексуальной травмы. По его утверждению, травматические переживания столь болезненны в силу того, что в большинстве своем возникают из инстинктивных позывов, обусловленных сексуальной потребностью. Для начала он предположил, что истерия как таковая проистекает из сексуальной травмы в детском возрасте, но позднее подчеркивал этиологическое значение инфантильных сексуальных фантазий, которые оказались несовместимыми с моральными ценностями сознания и потому были вытеснены. Теория вытеснения составляет ядро учения Фрейда. Согласно этой теории, бессознательное, по существу, есть вытеснение, а его содержания суть элементы личной психики, которые были когда-то сознательными, а теперь потеряны для сознания. Таким образом, бессознательное обязано своим существованием моральному конфликту.

Существование этих бессознательных факторов можно наглядно показать, что и сделал Фрейд, при помощи различных ошибок поведения (оговорки, забывание, неправильное прочтение и т. д.), но ярче всего оно проявляет себя в сновидениях, этом важнейшем источнике сведений о бессознательных содержаниях. Особая заслуга Фрейда состоит в том, что он вернул сновидения в область психологии и предпринял попытку нового их истолкования. Он объяснял сны, исходя из теории вытеснения, и утверждал, что они состоят из морально несовместимых элементов, которые, имея способность осознаваться, подавляются бессознательным моральным фактором – «цензором», а потому могут проявляться лишь в виде замаскированного исполнения желаний.

Инстинктивный конфликт, лежащий в основе этого явления, Фрейд первоначально описал как конфликт между принципом удовольствия и принципом реальности, причем последний играет роль тормозящего фактора. Позже он стал говорить о конфликте между сексуальным влечением и инстинктами «Я» (или между влечениями к жизни и к смерти). Получение удовольствия соотносилось с принципом удовольствия, а культуротворческий порыв – с принципом реальности. Культура требовала принесения в жертву удовлетворения инстинктов – как со стороны всего человечества, так и со стороны индивидуума. Сопротивление вело к тайному исполнению желаний, искаженному «цензурой». Опасность этой теории заключалась в том, что выдавала культуру за замену неудовлетворенных природных инстинктов, в итоге сложные психические явления, такие как искусство, философия и религия, попали под «подозрение», как если бы они были «не чем иным», как результатом сексуального вытеснения. Может показаться, что негативное, редукционистское отношение Фрейда к культурным ценностям было обусловлено исторически. Его отношение к мифам и религии определялось научным материализмом девятнадцатого столетия. Поскольку фрейдовская психология интересовалась преимущественно неврозами, патологическая сторона инстинктов занимает непропорционально большое место в теории бессознательного и в трактовке самих неврозов. Бессознательное выглядит своего рода придатком сознания; его содержанием являются вытесненные желания, аффекты и воспоминания, которые своим патогенным значением обязаны инфантильной сексуальности. Важнейшим из вытесненных содержаний выступает так называемый эдипов комплекс, который представляет собой фиксацию инфантильных сексуальных желаний на матери и сопротивление отцу, возникающее из чувств зависти и страха. Этот комплекс составляет ядро невроза.

Вопрос о динамике бессознательных фантазий привел Фрейда к употреблению понятия, чрезвычайно важного для дальнейшего развития глубинной психологии, а именно, к понятию либидо. Сначала Фрейд рассматривал либидо как сексуальное влечение, но позже расширил значение понятия, допустив существование «либидиозных притоков», обусловленных смещением и диссоциативностью либидо. Исследуя фиксации либидо, Фрейд открыл «перенос» – фундаментальное явление в терапии неврозов. Вместо того чтобы вспоминать вытесненные элементы, пациент «переносит» их на аналитика в форме некоторого текущего опыта; то есть он их проецирует и тем самым вовлекает аналитика в свой «семейный роман». Так его болезнь превращается в «невроз переноса» и затем разыгрывается между врачом и пациентом.

Позже Фрейд расширил концепцию бессознательного, которое назвал «Ид», или «Оно», и противопоставил сознательному эго («Я»). (Сам термин ввел в употребление Гроддек.) «Оно» воплощает естественный бессознательный динамизм человека, тогда как «Я» составляет ту часть «Оно», которая видоизменяется под влиянием окружающей среды или заменяется принципом реальности. Уточняя взаимоотношения «Я» и «Оно», Фрейд выяснил, что «Я» содержит не только сознательные, но и бессознательные содержания, и потому ему пришлось как-то описать бессознательную часть «Я»; он назвал ее «Сверх-Я», или «Идеал Я». Он считал «Сверх-Я» олицетворением родительской власти, наследником эдипова комплекса, побуждающим «Я» сдерживать проявления «Оно». Это совесть, которая, будучи облеченной авторитетом коллективной морали, продолжает проявлять отцовский характер. «Сверх-Я» отвечает за деятельность «цензуры» в сновидениях[62 - См.: Janet P. L’Automatisme psychologique, 1889; Les Obsessions et la psychasthenie, 1903; Les Nervroses, 1909; Breuer J. und S. Freud. Studien ?ber Hysterie, 1895; Freud S. Die Traumdeutung, 1900; Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905; Der Witz und seine Beziehung zum Unbewussten, 1912; Totem und Tabu, 1913; Zur Psychopathologie des Alltagslebens, 1919; Jenseits des Lustprinzips, 1920; Das Ich und das Es, 1925; Groddeck G. Das Buch vom Es, 1923; Brun R. Allgemeine Neurosenlehre, 1946; Kranefeldt W. M. Die Psychoanalyse, 1930; Adler G. Entdeckung der Seele, 1934; Jung C. G. Sigmund Freud als kulturhistorische Erscheinung, 1934; Sigmund Freud // Basler Nachrichten, 1939. — Примеч. авт.].

Альфреда Адлера тоже обыкновенно причисляют к основоположникам глубинной психологии, однако его школа индивидуальной психологии лишь отчасти продолжает исследования, которые начал его учитель Фрейд. Изучая тот же самый эмпирический материал, Адлер стал рассматривать его с совершенно иной точки зрения. Для него основным этиологическим фактором была не сексуальность, а стремление к власти. Ему казалось, что невротическая личность находится в конфликте с обществом, в результате чего спонтанное развитие личности блокируется. При таком взгляде индивидуум никогда не живет исключительно для себя; он поддерживает свое психическое существование только внутри сообщества. В отличие от внимания Фрейда к инстинктивным устремлениям, Адлер подчеркивал значимость факторов окружающей среды как возможных причин невроза. Невротические симптомы и расстройства личности суть результаты болезненно чрезмерной оценки «Я», которое не приспосабливается к действительности, а развивает систему «руководящих фикций» (fiktive leitline). Эта гипотеза тяготеет к финалистической точке зрения, принципиально противоположной причинно-редукционистскому методу Фрейда; она выделяет движение к цели. Каждый человек выбирает для себя некую направляющую в качестве основного образца для упорядочивания психических содержаний. Среди обилия возможных фикций Адлер придавал особое значение завоеванию превосходства и власти над другими, стремлению «быть на высоте» (oben zu sein). Исходным источником этих ошибочных устремлений выступает глубоко укорененное чувство неполноценности, которое требует избыточной компенсации в форме обретения безопасности. Этиологическим фактором часто оказывается первичная, «врожденная» неполноценность – или неполноценность конституции в целом. Воздействие среды в раннем детстве тоже играет роль в создании этого психического механизма, поскольку именно в ту пору закладываются основы развития «руководящих фикций». Фантазия о превосходстве поддерживается за счет тенденциозного искажения всех оценок и придания необоснованной значимости нахождению «наверху», а не «внизу», выпячивания мужского в противоположность женскому и т. д.; эта склонность получает свое наиболее яркое выражение в так называемом мужском протесте[63 - В психологии А. Адлера это понятие выражает бессознательный бунт ребенка против ощущения собственной слабости и неполноценности. – Примеч. пер.].

В индивидуальной психологии Адлера основные понятия Фрейда подвергаются переосмыслению. Эдипов комплекс, например, утрачивает свое значение ввиду возрастающего стремления индивидуума к безопасности; болезнь становится невротической «arrangement»[64 - Здесь: схемой (фр.). – Примеч. ред.]для выстраивания жизненного плана. Вытеснение лишается этиологического значения, когда его трактуют как инструмент реализации «руководящих фикций». Даже бессознательное представляется «искусством психики», и потому справедливо задаться вопросом, следует ли включать Адлера в число основоположников глубинной психологии. Сны он тоже рассматривал как искажения, направленные на обеспечение фиктивной безопасности эго и на усиление влечения к власти. Тем не менее, не нужно забывать о заслугах Адлера и его школы в области феноменологии нарушений личности у детей. Необходимо подчеркнуть, что целый класс неврозов действительно можно объяснить прежде всего с точки зрения влечения к власти[65 - См.: Adler A. Studie ?ber Minderwertigkeit von Organen, 1907; ?ber den nervosen Charackter, 1912; Praxis und Theorie der Individualpsycholoigie, 1920. — Примеч. авт.].

Фрейд начинал как невролог, Адлер был его учеником, а вот К. Г. Юнг учился у Эйгена Блейлера и начинал свой путь как психиатр. Прежде чем соприкоснуться с идеями Фрейда, он при лечении сомнамбулизма у пятнадцатилетней девочки (1899) заметил, что в бессознательном заложены зачатки будущего развития личности, принявшие форму расщепления (или «двойной личности»). Через экспериментальные исследования ассоциаций (1903) он установил, что у нормальных людей, как и у невротиков, реакции на слова-стимулы нарушаются по вине отщепленных («вытесненных») эмоциональных комплексов («чувственно окрашенных комплексов идей»), которые проявляются посредством определенных симптомов («указателей»). Эти эксперименты подтвердили существование описанных Фрейдом вытеснений и их характерных последствий. В 1906 году Юнг полемически поддержал открытие Фрейда. Теория комплексов утверждает, что невроз возникает в результате отщепления жизненно важного комплекса. Похожие отщепления могут наблюдаться и при шизофрении. При этом заболевании личность как бы распадается на ряд комплексов, а нормальный эго-комплекс в результате почти исчезает. Разделенные комплексы относительно автономны, неподвластны сознательной воле, их нельзя вернуть в прежнее состояние, пока они остаются бессознательными. Они поддаются персонификации (например, в сновидениях) и по мере возрастания диссоциации и автономии приобретают признаки частичных личностей (отсюда и берется привычный в старину взгляд на неврозы и психозы как на состояния одержимости).

В 1907 году Юнг лично познакомился с Фрейдом и почерпнул от него множество идей, особенно в отношении психологии сновидений и лечения неврозов. Но кое в чем он пришел к выводам, отличным от взглядов Фрейда. Ему казалось, что опыт не объясняет сексуальную теорию неврозов, а уж тем более шизофрению. Понятие бессознательного требовалось расширить, поскольку бессознательное – не просто следствие вытеснения, а творческая часть разума. Еще Юнг придерживался мнения, что бессознательное нельзя объяснять персоналистически, как сугубо личный опыт; оно хотя бы частично является коллективным. Соответственно, он отвергал утверждения, будто бессознательное имеет чисто инстинктивную природу, и не соглашался с теорией сновидений, трактующей последние как мнимые исполнения желаний. Вместо этого он подчеркивал компенсаторную функцию бессознательных процессов и их телеологический характер. Теорию исполнения желаний он заменил представлением о развитии личности и сознания, исходя из предположения, что бессознательное состоит не только из морально несовместимых желаний, но и, в значительной степени, из до сих пор неразвитых, бессознательных частиц личности, которые стремятся к объединению в целостность. У невротика этот процесс самореализации проявляется в конфликте между относительно зрелой стороной личности и той стороной, которую Фрейд справедливо называл инфантильной. Конфликт сначала протекает исключительно в личном пространстве и может быть объяснен персоналистически, как поступают сами пациенты, притом в полном согласии с фрейдовским объяснением. Данная точка зрения сугубо субъективна и эгоистична, она не принимает во внимание коллективные факторы, и вот почему люди страдают душевными болезнями. У шизофреников, напротив, сильно преобладают коллективные содержания бессознательного в виде мифологических мотивов. Фрейд не мог согласиться с такой трактовкой своих взглядов, поэтому они с Юнгом расстались.

Указанные различия во взглядах, еще более усилившиеся ввиду противоречий в объяснениях невроза у Фрейда и Адлера, побудили Юнга более внимательно изучить важный вопрос сознательной установки, от которой зависит компенсаторная функция бессознательного. Уже в ходе ассоциативных экспериментов он выявил признаки типа установки, а в дальнейшем подтвердил свои догадки клиническими наблюдениями. В качестве общей, привычной предрасположенности каждому индивидууму свойственна более или менее выраженная склонность либо к экстраверсии, либо к интроверсии, причем в первом случае интерес направлен на объект, а во втором – на субъект. Эти установки сознания определяют соответствующие способы компенсации со стороны бессознательного: в первом случае налицо возникновение бессознательных требований к субъекту, а во втором – наличие бессознательных связей с объектом. Такие отношения, частично дополняющие, а частично компенсаторные, осложняются одновременным действием дифференцированных и ориентирующих функций сознания, конкретно, мышления, чувства, ощущения и интуиции, которые все необходимы для целостного суждения. Наиболее дифференцированная («высшая») функция дополняется или компенсируется наименее дифференцированной («низшей») функцией, причем сначала именно в форме конфликта.

Последующее изучение коллективного материала бессознательного у шизофреников, а также сновидений невротиков и нормальных людей, выявило типичные фигуры или мотивы, которые имеют свои аналоги в мифе и потому могут быть названы архетипами. Их не следует рассматривать как унаследованные идеи; скорее, они во многом сродни «модели поведения» в биологии. Архетип представляет собой способ психического поведения. По сути, это «непредставимый» фактор, который бессознательно располагает психические элементы так, что те составляют типичные конфигурации, подобно тому, как кристаллическая решетка располагает молекулы в насыщенном растворе. Конкретные ассоциации и образы воспоминаний в этих конфигурациях бесконечно варьируются от человека к человеку, но основной узор остается прежним. Одной из наиболее ярких архетипических фигур является анима, олицетворение бессознательного в женской форме. Этот архетип свойственен мужской психологии, поскольку бессознательное мужчины по своей природе женственно – возможно, благодаря тому, что пол определяется просто-напросто преобладанием мужских генов, а женские гены оттесняются на задний план. Соответствующую роль у женщин играет анимус. Фигура, общая для обоих полов, – тень, олицетворение низшей стороны личности. Эти три фигуры очень часто появляются в снах и фантазиях нормальных людей, невротиков и шизофреников. Реже встречается архетип мудрого старца и матери-земли. Также имеется ряд функциональных и ситуативных мотивов, скажем, восхождение и спуск, переправа (через брод или пролив), напряжение и ослабление притяжения противоположностей, мир тьмы, прорыв (или вторжение), добывание огня, дружелюбные или опасные животные и т. д. Наиболее важным из всех является условный центральный архетип, или самость, которую, по-видимому, мы вправе считать средоточием бессознательной психики (а эго – средоточие сознания). Символика, связанная с этим архетипом, выражается, с одной стороны, в круговых, сферических и четвертичных формах, в «квадратуре круга» и в символике мандалы; с другой стороны, в образах сверхличности (Бог и символика Антропоса[66 - У гностиков Антропос – первочеловек. – Примеч. пер.]).

Эти эмпирические данные показывают, что бессознательное состоит из двух слоев: поверхностного слоя, выражающего личное бессознательное, и более глубокого слоя, представляющего коллективное бессознательное. Первое обнимает личные содержания, то, что было забыто и вытеснено, стало подсознательным или «экстрасенсорным» восприятием[67 - См.: Rhine J. B. New Frontiers of the Mind, 1937. — Примеч. авт.], предвосхищением будущего развития, а также прочие психические процессы, никогда не достигающие порога осознания. Невроз возникает из конфликта сознания и личного бессознательного, тогда как психоз имеет более глубокие корни и представляет собой выход из конфликта с участием коллективного бессознательного. Подавляющее большинство сновидений содержит преимущественно личный материал, а их действующими лицами являются эго и тень. Обычно материал сновидения служит лишь для компенсации сознательной установки. Однако встречаются сравнительно редкие сны («большие» сны первобытных людей), в которых присутствуют отчетливо узнаваемые мифологические мотивы. Сновидения такого рода имеют особое значение для развития личности. Их психотерапевтическая ценность была признана еще в древности.

Поскольку личное бессознательное содержит активные остатки прошлого, а также семена будущего, оно оказывает прямое и существенное влияние на сознательное поведение индивидуума. Все случаи необычного поведения детей должны быть изучены на предмет наличия психических «предков» через тщательные расспросы ребенка и его родителей. Поведение родителей, факт наличия у них явных или скрытых конфликтов и т. д. – все это оказывает непосредственное воздействие на бессознательное ребенка. Причины инфантильного невроза следует искать не в детях, а в родителях и учителях. Последним надлежит осознавать свою тень отчетливее, чем обычным людям, иначе, наставляя одной рукой, учитель будет губить другой. Именно по этой причине медицинские психотерапевты должны проходить обучающий анализ, чтобы получить представление о собственной бессознательной психике.

Благодаря параллелизму между мифологическими мотивами и архетипами бессознательного глубинная психология применялась в самых разных областях исследований, особенно при изучении мифологии, фольклора, сравнительного религиоведения и психологии первобытного человека (Рихард Вильгельм, Генрих Циммер, Карл Кереньи, Хуго Ранер, Эрих Нойманн), как и ранее среди последователей фрейдизма (Карл Абрахам, Отто Ранк, Эрнест Джонс). Поскольку архетипы обладают «нуминозным»[68 - Согласно рассуждениям немецкого богослова Р. Отто, основоположника феноменологической теологии, под «нуминозисом» (или «нуминозным») подразумевается ощущение божественного присутствия в мире: это иррациональное ощущение, которое остается у человека, если исключить из понятия святости представления о рациональности и морали. – Примеч. пер.]качеством и лежат в основе всех религиозных и догматических идей, глубинная психология важна и для теологии.

Активность коллективного бессознательного проявляется не только в компенсаторных воздействиях на жизнь индивидуумов, но и в изменениях господствующих идей на протяжении веков. Наиболее отчетливо это проявляется в религии и, в меньшей степени, в различных философских, социальных и политических идеологиях. В наиболее опасной форме оно предстает как внезапное возникновение и распространение психических эпидемий – скажем, охота на ведьм в Германии в конце четырнадцатого века или в социальных и политических утопиях века двадцатого. В какой степени коллективное бессознательное можно считать побудительной (или просто материальной) причиной таких общественных движений, – вопрос, на который должны отвечать этнологи и психологи; определенный опыт в области индивидуальной психологии указывает на возможность спонтанной активности архетипов. Эти переживания обычно затрагивают людей во второй половине жизни, когда нередко случается, что радикальные изменения мировоззрения навязываются бессознательным в результате какого-либо дефекта сознательной установки. В то время как деятельность личного бессознательного ограничивается компенсаторными изменениями индивидуального свойства, изменения, производимые коллективным бессознательным, носят коллективный характер: они меняют наш взгляд на мир и, как инфекция, заражают наших ближних. (Вот чем объясняется поразительное воздействие некоторых психопатов на общество!)

Регулирующее влияние коллективного бессознательного можно уловить в психическом развитии личности, иначе говоря, в процессе индивидуации. Его основные стадии определяются классическими архетипами, которые встречаются в древних мистериях посвящения и в герметической философии. Эти архетипические фигуры появляются в проецируемой форме в ходе переноса. Фрейд признавал личностную сторону этого крайне важного с психотерапевтической точки зрения явления. Однако, несмотря на видимость обратного, подлинная его психотерапевтическая ценность заключается не в избавлении от личных проблем (это недоразумение, за которое невротическому пациенту приходится дорого платить), а в проекции архетипических фигур (анимы, анимуса и т. д.). Архетипические отношения, возникающие во время переноса, служат компенсацией неограниченной экзогамии нашей культуры, осуществляя и воплощая бессознательную склонность к эндогамии. Цель психотерапевтического процесса – саморегуляция психики посредством естественного стремления к индивидуации – выражена в вышеупомянутой мандале и в символике Антропоса[69 - См.: Jung C. G. Zur Psychologie und Pathologie sogenannter okkulter Ph?nomene. Eine psychiatrische Studie, 1902; Diagnostische Assoziationsstudien, bd. 1, 1906, bd, 2, 1910; ?ber die Psychologie der Dementia praecox, 1907; Wandlungen und Symbole der Libido, 1911–1912; Psychologische Typen, 1921; Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem Unbewussten, 1928; Psychologie und Religion, 1940; ?ber die Psychologie des Unbewussten, 1943; Psychologie und Alchemie, 1944; Psychologie und Erziehung, 1946; Die Psychologie der ?bertragung, 1946; Der Geist der Psychologie, 1946; Symbolik des Geistes, 1948; ?ber psychische Energetik und das Wesen der Tr?ume, 1948; Wilhelm R. und C. G. Jung. Das Geheimnis der Goldenen Bl?te, 1929; Meier C. A. Spontanmanifestationen des kollektiven Unbewussten // Zentralblatt f?r Psychotherapie und ihre Grenzgebiete, XI/5, 1939; Antike Inkubation und moderne Psychotherapie, 1948; Sch?r H. Religion und Seele in der Psychologie C. G. Jungs, 1946; Jacobi J. Die Psychologie von C. G. Jung, 1940. — Примеч. авт.].

Предисловие к первому сборнику трудов Института К. Г. Юнга[70 - [См.: Studien aus dem C. G. Jung Institut, Цюрих, 1949, bd. 1. Публикация: C. A. Meier. Antike Inkubation und moderne Psychotherapie.]]

Исследования, которые Институт предполагает опубликовать в данной серии, относятся к самым разным областям научного знания. Впрочем, они в большинстве своем, что вполне объяснимо, носят преимущественно психологический характер. Психология по самой своей природе является посредником между множеством дисциплин, поскольку психика – мать всех наук и искусств. Всякому, кто захочет написать ее портрет, придется смешать на палитре множество красок. Чтобы соответствовать своим задачам, психология должна опираться на разнообразные вспомогательные науки, от достижений которых зависят ее собственные развитие и процветание. Психолог с благодарностью признает заимствования из других наук, хотя у него ни в коем случае нет честолюбивого намерения вторгаться в соответствующие области или уверять, что «он знает лучше». Он не стремится узурпировать знания других, ему вполне достаточно возможности использовать открытия этих других в своих целях. Так, например, он возьмется за исторический материал не для того, чтобы написать исторический труд, а только для того, чтобы наглядно показать природу психики, – эта задача совершенно чужда историку.

Предстоящие публикации в данной серии предъявят читателю немалое разнообразие психологических интересов и потребностей. Последние достижения в психологических исследованиях, в частности в психологии коллективного бессознательного, обнажили ряд проблем, которые требуют сотрудничества с другими науками. Факты и отношения, выявленные в результате анализа бессознательного, предлагают столько параллелей, например с феноменологией мифов, что психологическое объяснение способно заодно пролить дополнительный свет на мифологические персонажи и их символику. Так или иначе, мы должны с благодарностью признать ту неоценимую поддержку, которую психологии оказывают исследователи мифов и сказок, наряду с представителями сравнительного религиоведения, пусть даже эти ученые сами пока не научились применять в своей работе психологические методы. Психология бессознательного – очень молодая наука, ей предстоит обосновать и оправдать свое существование перед критической публикой. Именно этой цели призваны служить публикации Института.

К. Г. Юнг,

сентябрь 1948 г.

Предисловие к книге Фриды Фордэм «Введение в юнгианскую психологию»[71 - [См.: Frieda Fordham. Introduction to Jung’s Psychology. Lnd.: Penguin Books, 1953. Предисловие Юнга вместе с книгой Фордэм в переводе с английского языка было опубликовано в Цюрихе в 1959 г.]]

Миссис Фрида Фордэм взяла на себя отнюдь не легкую задачу – составить удобочитаемое и краткое изложение моих многочисленных попыток обеспечить лучшее, более полное понимание человеческой психики. Поскольку я не могу утверждать, что составил в итоге сколько-нибудь полноценную теорию, способную объяснить все хитросплетения психики (или хотя бы основную их часть), в своей работе я применяю сразу несколько подходов; иначе можно сказать, что я стараюсь обходить неизвестные факторы. Вследствие этого изложить мои идеи четко и просто – задача довольно затруднительная. Более того, я всегда чувствовал свою особую ответственность и старался не забывать о том, что психика раскрывается перед наблюдателем не только в кабинете врача, но – в первую очередь – в мире вокруг нас, а также в глубинах истории. Факты, доступные наблюдению врача, составляют лишь бесконечно малую часть психического мира, причем зачастую картина искажается патологическими состояниями. Я всегда придерживался мнения, что достоверную картину психики можно получить только посредством сравнительного метода. Однако существенный недостаток такого метода заключается в том, что невозможно избежать поступательного накопления сравнительного материала, в результате чего неподготовленный исследователь рискует растеряться и сгинуть в лабиринте параллелей.

Миссис Фордэм было бы значительно проще, располагай она сама некоей четкой теорией в качестве отправной точки и будь у нее хорошо обработанный практический материал, который не потребовал бы регулярных отступлений в необъятную область общей психологии. Последняя, однако, кажется мне единственной надежной основой и критерием для оценки патологических явлений; вспомним, что нормальная анатомия и физиология необходимы для изучения их патологических проявлений. Подобно тому, как человеческая анатомия может похвастаться долгой эволюцией, психология современного человека тоже зависит от своих исторических корней и о ней можно судить только по этнологическим вариантам. Мои работы сулят читателю бесчисленные возможности отвлечься на соображения такого рода.