Лисёнок и прочие неприятности бандита

– Пять, – предложила Алиса.

Молодец, сориентировалась в ситуации быстро, но вот продавец неликвидных козлят слышал другую сумму и настроился уже на нее.

– Двадцать пять, – сделал он ставку.

– Семь тысяч! – произнесла блондинистая.

– Двадцать.

– Десять!

– Пятнадцать и ни рублем меньше, красивая, – мерзко оскалился мужичок.

– Я согласна! – Алиса просияла в улыбке. – Вась, дай денег. Ну что ты стоишь? У тебя нет пятнадцати тысяч с собой?

Господи, чтоб такое ответить, чтобы не нагрубить?..

– Не поверишь, я не беру в поле наличку.

– А на карте?

Чувствую, как мои брови начинают лезть вверх, и не могу их остановить.

– Алис, – пытаюсь призвать к благоразумию. – Козленок не стоит этих денег.

– Ну ты мне должен за работу. Переведи, пожалуйста, в счет зарплаты, – и опять эти глаза. Широко распахнутые, доверчивые и невинные.

И я ведь перевел, но не пятнадцать – пять. Оказалось, если назвать правильные имена и спросить про разрешение на охоту, то можно получить скидку. И теперь эта спасенная от растерзания козлина сыплет черными шариками на коврик "буханки".

– Я все уберу, – поспешила заверить Алиса. – Честно-пречестно.

– Не забудь, – хмыкнул я.

– Обещаю. А как мы его назовем? М? Я не могу придумать имя.

– Облом, – подсказал я. – Подходящее имя.

– Дурак, – хихикнула блондинистая.

Как есть дурак. А как еще назвать человека, у которого так засвербело в причинном месте, что он бросился разводиться прямо в поле, потащил лапать девчонку в сомнительное сооружение у всех на виду, а потом еще и козла купил?.. Дурак – это даже по-доброму.

– Подержи, – Алиса протянула козленка, когда мы приехали к дому ее бабушки.

– Зачем?

– Ну как зачем? – переспросила она, вручая животное. – Убрать хочу. Я вот не забыла.

Блондинистая вытащила коврик, вытрясла его с усердием и для полного эффекта прошлась по поверхности листом лопуха.

– Красота!

– А то, – откликнулся я, возвращая животное.

– Обломчик, – протянула Алиса, целуя козла в нос. Ну чем я-то хуже?! – Спасибо, Василий, – дошла очередь и до меня. И блондинистая уткнулась губами мне в щеку. Ну, тоже ничего. На безрыбье и рак рыба. – До завтра.

– До завтра, – отозвался я, уговаривая Василия-младшего вести себя прилично.

Долго уговаривать не пришлось, приторно сладкий голос супружницы сделал свое дело. Как говорится, Наташа, мы все уронили.

– У меня все хорошо. Да. А ты как, Пусечка? – пауза в монологе. Видимо, Пусечка рассказывал или рассказывала о делах. – И я соскучилась. Да-а-а. Очень-очень. И я тебя. Нет я. Ну не спо-о-орь. Хи-хи-хи. Ха-ха-ха. Пока-пока. Целую.

Господи боже, за что мне такие испытания.

– Чуть не стошнило, – я объявил о своем присутствии.

Ира цыкнула, демонстративно закатила глаза.

– Как был безэмоциональным Дубом, так им и остался.

– Слушай. Если ты завела себе какую-то Писечку, то что бы нам не развестись, а? Я вот и заявление опятьподал. Или Писечка с голой попочкой?

– С прикрытой попочкой, – огрызнулась она.

– Тогда чего мы ждем? М? Прими заявление. Возвращайся к Пусечке и живи с ним счастливо. Слушай, Ир, а Пусечка хотя бы мужик?

– Мужик, Дубинин. И рано!

– Рано для чего?

– Для нашего с Пусечкой будущего, – ответила загадочно Ира. – Из жизни мужчины надо иногда исчезать. Чтобы соскучился.

– А-а-а, так вот почему ты от меня свалила… Ну теперь многое становится на свои места.

– Я бежала не от тебя, Вась, а вот от этого всего.

– Ну так и беги опять.

– Рано.

– Кабздец! – высказался я. – Заявление прими, – рыкнул, решив закончить разговор. – И ты бы собиралась обратно в город.

– Ты меня выгоняешь?

– Совершенно верно. Порадуй Пусечкину писечку.

– Хамло!

– Знаю!