Лев Давидович всегда любил выражаться красиво и пышно. Сейчас он имел полную возможность это проделывать.
Тем более, что подавляющее большинство эсеров и меньшевиков после этого покинули съезд, демонстрируя своё неприятие произошедшего.
26 октября 1917-го года
Жизнь в Смольном буквально бурлила. Когда жена Троцкого Наташа вошла в комнату, было ещё утро. Она увидела мужа, Ленина, каких-то других членов ЦК и ещё много народу.
Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротнички грязные. В комнате стоял густой табачный запах.
Кто-то сидел за столом. Возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин и Троцкий были окружены людьми. Наташе показалось, что распоряжения даются как во сне.
Что-то было в движениях и в словах сомнамбулическое, лунатическое. Наташе на минуту показалось, что все это она сама видит не наяву, и что революция может погибнуть, если они хорошенько не выспятся и не наденут чистых воротничков.
Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин тоже еще не успел переменить воротничок. На уставшем лице бодрствовали глаза. Он посмотрел на Наташу дружественно, мягко, с какой-то застенчивостью.
– Знаете, – сказал Владимир Ильич нерешительно, – сразу после преследований и подполья к власти … как-то … .
Впрочем, разговор на этом и оборвался. Ленина позвали. В углу комнаты началось импровизированное рабочее совещание. Надо формировать новое правительство.
– Как назвать? – рассуждал вслух Ленин, – Только не министрами: гнусное, истрепанное название.
– Можно бы комиссарами, – предложил Троцкий, – но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, "верховные" звучит плохо. Нельзя ли "народные"?
– Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом?
– Совет, конечно, совет… Совет народных комиссаров, а?
– Совет народных комиссаров? Это превосходно: ужасно пахнет революцией!..
– А что, – вдруг неожиданно спросил Ленин, – если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?
– Авось не убьют, – ответил Троцкий, смеясь.
– А черт их знает, – сказал Ленин. И сам рассмеялся.
На заседании ЦК Владимир Ильич предложил назначить Троцкого Председателем Совета Народных Комиссаров. Тот подскочил с места с протестом – до такой степени это предложение показалось ему неожиданным и неуместным.
– Почему же? – настаивал Ленин, – Вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть.
Троцкий предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали.
Лев Давидович в потаённых мечтах видел, что его никуда не назначили, и можно выспаться и отдохнуть. Было то же чувство, что у хирурга после окончания трудной и опасной операции: вымыть руки, снять халат и поспать.
Ленин наоборот только что прибыл из своего убежища, где три с половиной месяца томился оторванностью от непосредственного практического руководства. Одно совпадало с другим, и это еще более питало стремление Троцкого отойти хоть на короткое время за кулисы.
Но Ленин не хотел и слышать об этом. Теперь он потребовал, чтоб Лев Давидович встал во главе внутренних дел: борьба с контрреволюцией, мол, сейчас главная задача. Троцкий возражал
– Стоит ли давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как моё еврейство?
Ленин был почти возмущён.
– У нас великая международная революция! Какое значение могут иметь такие пустяки?
– Революция-то великая, но и дураков осталось еще немало.
– Да разве ж мы по дуракам равняемся?
– Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать. К чему нам на первых же порах лишнее осложнение?
Троцкому удалось привлечь на свою сторону Свердлова и еще кое-кого из членов ЦК. Ленин остался в меньшинстве. Он пожимал плечами, вздыхал, покачивал укоризненно головой и утешил себя только тем, что бороться с контрреволюцией будем все равно, не считаясь с ведомствами.
А Льва Давидовича поставим наркомом печати. Журналистика ему близка – вот и славно.
Но уходу Троцкого в печать решительно воспротивился тот же Свердлов. Туда, мол, посадим Бухарина.
– А Льва Давидовича надо противопоставить Европе, пусть берет иностранные дела.
– Какие у нас теперь будут иностранные дела? – возражал Ленин. Но, скрепя сердце, согласился. Сдался и Троцкий. Так, по инициативе Свердлова, он и оказался на четверть года во главе советской дипломатии.
Вечером на втором своём заседании Съезд Рабочих и Солдатских Депутатов принял Декрет о мире. Всем воюющим странам и народам предлагалось немедленно приступить к переговорам о заключении всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций.
Кроме того, был принят декрет об отмене смертной казни.
И наконец Декрет о земле, согласно которому помещичья земля подлежала конфискации. Национализировались все земли, недра, леса и воды. Крестьяне получали свыше 150 миллионов гектаров земли.
Съезд избрал высший орган Советской власти – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Председателем стал Лев Каменев. При этом постановили, что ВЦИК должен быть пополнен представителями крестьянских Советов, армейских организаций и групп, покинувших съезд накануне.
Наконец, съезд сформировал правительство – Совет Народных Комиссаров (СНК). С образованием ВЦИК и СНК началось строительство высших органов государственной власти Советской России.
Председателем Совета избрали Ленина. Рыков стал наркомом внутренних дел. Шляпников, которого читатель, надеюсь, не забыл – наркомом труда.
Для военных и морских дел был создан особый комитет из трёх человек. Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко.
Луначарского поставили наркомом просвещения, а Троцкий с безнадёжной покорностью принял пост наркома иностранных дел.
Сталина ЦК назначил наркомом по делам национальностей. Кажется, это уже вошло в традицию. Стоило Кобе взбунтоваться против вождя, как через некоторое время его бросали на национальный вопрос.
Но и на этом для Льва Давидовича день не закончился.
В эти дни в Петрограде происходили сразу два Съезда Советов. Один – Рабочих и Солдатских Депутатов, а второй – Крестьянских. И если объявить о победе восстания рабочим и солдатам было сравнительно легко, то выступить с таким же заявлением перед эсерами, представлявшими подавляющее большинство депутатов от крестьян, было сложнее.
Поэтому и сюда отрядили немного поспавшего Троцкого. Как признанного лучшего оратора у большевиков.
Казалось, большевистский оратор не сможет сказать ни одного слова. И действительно, вначале оборончески и эсеровски настроенные делегаты прерывали Троцкого на каждом слове.
Но через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий победил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, даже услышал аплодисменты.
Подытоживая свершившееся, следует отметить, что Октябрьский переворот осуществлялся по принципиально иной схеме, чем, скажем, июльское выступление. Возможно, это была одна из причин его успешности.