Книга Извращений

Ты будешь наблюдать это куртину. Затем, развернёшься и зашагаешь прочь.

Ты поймёшь, что всё, что тебе нужно – это глоток «Вечной Жизни».

Коктейль «Вечная Жизнь» будут подавать в баре «Камю`изм» на проспекте Гроссесштрассе, 46. В нём: всегда играет громкая музыка, изрядно поднадоевшая старику, живущему этажом выше. Когда ты зайдёшь в бар, он как раз будет заниматься медитацией, пытаясь вспомнить название таинственного предмета, неизвестно как оказавшегося у него в туалете. В голове у старого вдовца, на десять лет пережившего своего внука будет идти ненавязчивая бегущая строка мыслей: «Нечто среднее между молотом Тора и копьём Валькирии – что же это?». В следующий же миг – он широко раскроет глаза и закричит громче музыкантов этажом ниже, окончательно подорвав нервы посетителям, за что хозяин бара попросит своего соседа сверху не шуметь после полуночи:

– Валькирия! Тор! Это же – вантуз – да! О, да! Тор! Валькирия! И вантуз.

В том же баре будет сидеть утомлённый веком учитель истории, с которым ты однажды познакомишься на собрании философского клуба, куда приведёт тебя один раз Вооружённый Философ и куда ты продолжишь ходить по причине бесплатного чая с печеньями, а вовсе не из-за компании сумасшедших, которых – и в остальной твоей жизни будет хватать.

Школьный учитель в соответствующем ему пиджаке – методично, со знанием дела, будет попивать через трубочку молочный коктейль. Напротив него – будет сидеть его непутёвый брат близнец в типичном виде байкера а-ля стереотип, не снимающий тёмные очки даже в подвальных помещениях. В левой руке он будет сжимать горлышко початой бутылки с виски, представляя, наверное, что это курица, которой был намерен свернуть шею; в правой – стимер. Имея идентичные лица (даже идентичную щетину) они будут походить на доброго и злого жителя параллельного мира, случайно встретившие друг друга в этом баре, на названном проспекте, где будут подавать «Вечную Жизнь» и где ты будешь её пить и наблюдать за миром.

Они о чём-то усердно будут перешёптываться между собой. Лишь бы не молчать – быстро догадаешься ты. Сквозь волны японского шугейза, наполнявшего для этих мест пустоту – до тебя будут доноситься неоновым свечением отрывки из странного диалога однояйцовых братьев с полярными судьбами, извращённых обстоятельствами:

–…возможно, большой ошибкой было поворачивать в ту сторону, – задумчиво станет объяснять байкер, – так или иначе – я ни о чём не жалею. Это, попросту – бессмысленно. А если меня и замучает совесть – то я всегда имею при себе вот это, – он театральным жестом продемонстрирует брату стакан с виски, после чего, до дна опустошит его.

После этого героического глотка, победивший в неравном бою свою совесть – станет смотреть на мир вокруг себя так, будто познает истинную его сущность.

– А как там твои ученики? – поинтересуется он.

– Всё плохо, – ответит учитель и поправит свисающие с носа очки, – кофеин, в последнее время – стал одним из крупнейших кулинарных мейнстримов; особенно – среди молодёжи. При этом, со всеми вытекающими последствиями. Смокинг брейки – с которыми я только-только научился бороться – самая меньшая из зол.

– Молодёжь совсем сбилась с пути.

– Так теперь ещё – эти кофе брейки; против них – нет никакой управы. Вот как им противостоять?

– Не знаю; не запрещать же, в самом деле, кофе?

– А стоило бы. Народ становится всё более нервным и меланхоличным. Не зря всю эту ересь в средние века называли «чёрной желчью».

– Ну да. Мои пацаны – дети гаражей – и те нормальнее будут.

– А надписи на стенах! Помнишь граффити с письками, закорючками и каракулями?!

– Ну?

– Так они вымерли! Вместо них, каждый день, как я иду в школу, я читаю красным выведенные строчки: «Кто мы?», «Откуда мы?», «Куда мы идём?», «Кто ты?», «Кто я?». Ты даже не представляешь, как это выводит меня из себя – я на грани нервного срыва.

– Жуть – это современное хулиганьё.

– Я не понимаю: что с этими детьми не так? Они разговаривают со взрослыми, которые лет на двадцать старше них.

– А это не их родители.

– Представь себе – нет. Просто друзья, которые старше тебя в два, в три раза! Они сидят с ними, пьют свой кофе; и ведь девочки – тоже. Они понимают, чем это грозит им?! Я никак не могу понять.

– Это только в этом городе, – покачает головой байкер, – в соседних городах подростки продолжают курить, говорить только со сверстниками и разрисовывать письками все, что видят вокруг.

– Я думаю уже о том, чтобы переехать.

– Сейчас многие так делают.

– И я их понимаю. Вот только не знаю – куда?

– Когда я впервые сбегал из дома – я тоже не знал, куда податься. А потом – как-то само собой всё наладилось. И посмотри на меня теперь, – он широко разведёт руками, чтобы брат мог лучше его разглядеть, – всё лучше, чем продолжать учить этих недоносков, которые направо-налево цитируют Маяковского, парят вейпами, крутят стимеры и пишут на стенах свои ужасные стишки.

Ты давно уже заметишь, как кислотные рисунки, оккупировавшие городские окраины – станут бурной струёй просачиваться в центральные районы. Даже полицейские башни, с их устрашающей архитектурной тавтологией, подверглись непреодолимому арт-обстрелу.

Несмотря на это, ты заметишь вокруг себя атмосферу гнетущего разрыва между центром и окраинами. Их последние сходства превратятся в основные их различая. И там, и здесь – будет царить абсолютная анархия. Полицейские башни, растущие в каждом квартале – окончательно потеряют последние крохи своего влияния и значения. Город, несмотря на всю свою гордыню, станет одиноким и избитым; страдающим от многочисленных неврозов со смещённым центром тяжести.

Его постоянно будут мучать кошмары.

Ты допьёшь свою «Вечную Жизнь» и посмотришь на дно стакана. В нём – будут две тоненькие трубочки. Ты поймёшь, что насладиться вечностью можно только тогда, когда есть с кем её разделить. А сидеть одному за барной стойкой со стаканом в руках – в этом будет гордость – но не будет никакого смысла и человеческого счастья.

Ты выйдешь из бара. По пути – пройдёшь сквозь призраки дворов. Окружённый внутренними лицами жилых домов, космос заброшенных детских площадок откроет перед тобой свои двери. Ты забредёшь в совершенно незнакомый тебе район; и остановишься под навесом одного из киосков, чтобы выпить кофе, послушать музыку и оглядеться вокруг. Ты услышишь разговор двух незнакомцев, стоящих за стойкой кофейного киоска; пьющих еспрессо и дымящих сигареты.

–…так же возможно, что всё это, – он многозначительно взмахнёт рукой, указав на все предметы вокруг, – лишь проекция реальности…

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Если ты посмотришь в зеркало – ты не увидишь себя. Ты лишь краем глаза сможешь заметить, как ты выглядишь – всего лишь проекцию твоей внешности. Но это – будешь не ты. Это – пустая оболочка. И всё, что ты можешь увидеть вокруг – та же «натура морта» – антураж, за которым природа прячет свой позор.

– Почему позор?! – возмутиться его собеседник, – мы – живём в лучшем городе на Земле. Нигде, повторяю, нигде ты больше не встретишь такого удивительного места. Здесь – нам платят в три раза больше, чем, – он неопределённо махнёт рукой в сторону, – сам знаешь, где. Разве можно, в таких замечательных условиях, быт чем-то недовольным?!

Он постучит пальцем по сигарете, стряхивая пепел; сделает ещё один глоток остывшего кофе и бросит окурок на землю.

– Зарплаты здесь – отличные. Вот только – заметь, в любом деле есть это вредное «вот только» – вот только ни на что путное эти деньги потратить нельзя. Казалось бы – дают много. Но ведь за продукты берут ещё больше.

– Это да, – печально кивнёт пару раз его собеседник, отводя глаза в сторону.

– Последние деньги уходят на то, что бы забыть, что денег нет – так было всегда; так есть и теперь. И всё равно: в нашей с тобой метафизике – есть что-то проникновенное, что-то настоящее…

– Хрень всё это, – сделает вывод его собеседник, отправляя скомканный бумажный стакан в мусорный бак, – признай.

Тот снова грустно вздохнёт.

– Да.

– Ещё кофе?

Он посмотрит по сторонам: бетон, асфальт, горизонт, с медленно подающим в чёрную пустоту синим небом. Он ответит:

– Да.

И больше – ничего не станет говорить. Его спутник улыбнётся и скажет своему метафизическому другу:

– Это то, о чём мы мечтали. Но не то, к чему мы стремились…

На этой ноте – ты покинешь их и снова собьёшься с пути. Ни с одним из них тебе больше не суждено будет встретиться. Вокруг: всё будет пропитанно теплотой летних ночей, со всей их мягкостью. Дома будут полны спокойствия; небеса затянет вечерней дымкой. Тебе захочется передать всё это словами. Но затем, ты вспомнишь, что ты – не поэт. Тебе переполнит дух. А значит – останется только показать.