Гендерфлюид

Гендерфлюид
Ивар Рави

Проснувшись в отеле на Мертвом море, Саша не мог предположить, что стал жертвой научного эксперимента. Он очутился в чужой стране в женском теле, документов нет и ждать помощи не от кого. Пытаясь спастись от полиции и чересчур назойливых поклонников, он попадает в лагерь сирийских беженцев, где вступает в конфликт и наживает врага в лице саудовского принца. Страсть и опасность для жизни идут рука об руку: похищение, бегство, насилие. На этом пути есть как враги, так и друзья, готовые отдать жизнь за прекрасную незнакомку. Но так ли прост наш "волк в овечьей шкуре"?

Ивар Рави

Гендерфлюид

Гендерфлюид. Книга первая: Зеноби

Глава 1. Петра

Вы никогда не были в Иордании, а именно в Петре? Если вдруг кто-то из вас попадет туда, обязательно внимательно осмотрите левую колонну главного храма. Пятно на ее боковой поверхности имеет непосредственное отношение ко мне и является ярким доказательством того, что животные инстинкты надо сдерживать, иначе не миновать беды. Но обо всем нужно рассказывать по порядку, не нарушая хронологии.

Я уже в сотый раз проклинал себя, что согласился на эту тупую экскурсию вПетру: ведь ничего не мешало наслаждаться холодными коктейлями в баре или просто плескаться в бассейне «M?venpick Resort & Spa Dead Sea». Это далеко не последний отель на берегу Мертвого моря, и уважить постояльцев тут умели. И вот вчера я тупо попался на удочку местных гидов, что кружили меж постояльцев хищными ястребами, высматривая потенциальную добычу. Не знаю, как именно Рахим определил, что я клюну, но он не ошибся. Рассказывая о Петре, он закатывал глаза, жестикулировал, ссылаясь на то, что это новое чудо света. Как я могу лишить себя счастья лицезреть сей дивный храм, высеченный в скалах? Разнообразить жизнь не мешало, и мною было дано согласие на участие в экскурсии к этому архитектурному ансамблю отчасти из-за того, что жизнь днем начинала приедаться своей монотонностью: завтраки обед перемежались водными процедурами и лишь ночью отель заживал полной жизнью.

Я прилетел в Иорданию на лечение, псориаз был моей давней проблемой и, хотя он меня особо не беспокоил, он напрягал моих партнерш, которые начинали таращиться, стоило мне раздеться. Зачастую это даже приводило к тому, что минуту назад пылавшая страстью дама внезапно вспоминала про больного отца, не забранного ребенка из садика, не выключенный утюг дома и так далее. После двух недель пребывания на Мертвом море в моем организме произошли довольно-таки значительные перемены: я мог кушать без соли (солью я был пропитан насквозь, стоило только облизнуть губы, как блюдо оказывалось в меру подсоленным), я приобрел неплохой загар, псориатические бляшки заметно уменьшились и практически не выделялись на коже.

Отдых на Мертвом море с иорданской стороны мне был по карману, хотя выходил он дороже израильского сервиса. Но здесь имелась экзотика в виде восточных красавиц и масса неизведанного. В Израиле я уже бывал, ничего интересного или нового для себя не нашел: те же евреи, только в другой обертке. Помимо всего, напрягали беспрецедентные меры безопасности: из десяти встреченных на улице молодых трое всегда были при оружии, вход в любой ресторан или магазин проходил через рамку металлодетектора. И даже миновав все эти препоны, нельзя было быть уверенным, что обед или ужин не прервут назойливые сотрудники безопасности.

К своим двадцати шести годам я уже побывал во многих странах, и желание любоваться архитектурными памятниками не сжигало меня изнутри. Будучи экономистом по образованию, деньги и активы я считал главной достопримечательностью любой страны. При этом в ханжестве меня нельзя было упрекнуть, по крайней мере мои друзья и девушки считали меня вполне приятным собеседником и надежным другом.

Работал в Москве, в должности главного бухгалтера одной строительной фирмы, специализирующейся на внутренних отделочных работах. Мой шеф предпочитал нанимать узбеков и таджиков, расплачиваясь с ними по заниженным ценам. Моей же обязанностью было вести бухгалтерию для проверяющих органов, непосредственно с рабочими рассчитывался сам руководитель. Но последняя проверка выставила нам огромный штраф ввиду отсутствия зарплатных карт и лицевых счетов. Шеф попытался переложить вину на меня, хотя это было его прямым запретом и личным указанием. На этом фоне мы с ним разругались, у меня обострился псориаз. Я некоторое время походил по врачам, в солярий, даже съездил к одной травнице и понял, что это эффекта не дает. Вот тогда Андрей и посоветовал мне съездить на Мертвое море, уверяя, что все его знакомые после визита сюда вылечились, и их кожа чиста, как у младенцев.

Я снова посмотрел в окно. Пустынные, безжизненные пейзажи дороги никак не вязались с энергетикой ночной жизни в отеле: каждый вечер после ужина на террасе открытого ресторана начиналось главное действо, танцы живота. Танцевали три девушки. Можно просто упасть со смеху, но все они были из бывшего Союза. Особенно выделялась Лина, татарка с Казани, уже третий год гастролирующая по Ближнему Востоку. Весну и осень она проводила в Иордании, летом танцевала в Бейруте, а зимой брала штурмом уличные подмостки Каира.

Целую неделю ходил на ее танцы, пока она не согласилась пообедать со мной. Обед плавно перешел в ознакомление с моей комнатой, гибкость и пластичность танцовщицы стала достойной наградой за мою настойчивость. Конечно, хотелось попробовать арабку, но именно с этим в Иордании было туго. В отеле арабки отдыхали, но подавляющее большинство из них – почтенные матроны, закутанные в черную одежду и сопровождаемые противными отпрысками. Парень с Кавказа, приехавший на лечение, просветил насчет арабской эротики: ее следовало искать в Ливане, но в Ливан ближайшее время я не собирался. Пробовал подкатить к ливанке-христианке, работавшей в спа-центре. Но она гордо отказалась, показав палец с обручальным кольцом.

Безрезультатно сходив на пальмовое обертывание, я устремил свой взор на соотечественниц, которые в свою очередь обращали свои взоры на арабов: все мы тянемся к экзотике.

От воспоминаний меня отвлек радостный гомон туристов, довольных тем, что дорога близилась к концу. Сидеть три часа в микроавтобусе и глазеть на пустыню— малоприятное занятие. И вот теперь, после долгой тряски, я бодро скакал по каньону в пустыне Вади Рам, чтобы лицезреть то самое, со слов Рахима, «охрененное чудо», именуемое Петрой. Несколько таких же, как я, недоумков, восхищенно вертели головами и кивали в такт словам гида, как китайские болванчики.

Путешествие в город Петра начинается с ущелья Сик, оно очень узкое. В древние времена здесь несколькими воинами сдерживалось целое войско, вражеских нападений на город было множество, и все они были отражены. В скалах вы сможете увидеть сотни усыпальниц, гробниц, жилых помещений… Именно по этому ущелью мы и спускались, сопровождаемые монотонным бормотанием Рахима:

– Самой главной загадкой достопримечательности Иордании является исчезновение населения много веков назад. В один момент город стал пустым, после этого случая здесь никто не живет, кроме редких кочевников. Весь этот город построен вручную, каждый камень обтачивался отдельно. Сейчас из скальной породы освобождена лишь часть Петры, но работы реставраторов продолжаются круглогодично… И так далее и тому подобное.

Как я вляпался в это дерьмо? Я всегда избегал групповых экскурсий, этого пережитка начала двухтысячных. Интернет дает куда больше информации о любой стране и ее историческом наследии, чем уста гида-самоучки. Тем не менее типаж туристов, покорно следующих за гидом и восхищенно ахающих при всякой ерунде, не переводится. Вот и сейчас они буквально впитывали слова Рахима, а одна из русских «Наташек» (судя по ее одежде и яркой, кричащей косметике), буквально ела его глазами. Возможно, ее сексуальные фантазии уже перескочили через Петру и были на пути к висячим садам Семирамиды.

По обеим сторонам узкого каньона нас приветствовали грубо высеченные скульптуры людей и животных. Периодически встречались каменные «карманы», и тогда гид, понизив голос и напустив в него таинственности, сообщал: «Именно тут разбойники поджидали и грабили караваны». Туристы тщательно начинали шарить глазами, видимо, надеясь определить, где разбойники могли закопать награбленное, или на худой конец найти следы кровавой трагедии, разыгравшейся здесь тысячелетия назад. Сканирование ничего им не давало, и они устремлялись вслед за Рахимом.

В этом небольшом человеческом ручейке плыл и я, уже в который раз обкладывая себя матом за поспешность решений. Рахим же, вновь поймав полный вожделения взгляд одной из девушек, продолжал нести свою чушь, заметно воодушевившись:

– Еще одна достопримечательность Иордании, это мавзолей Эль-Хазне. Он является главным символом города Петра. На входе в мавзолей вас встретит огромная урна на фасаде. Считается, что раньше в ней хранились золото и драгоценные камни. Чтобы проверить, есть ли там ценности, бедуины стреляли из ружей, но золото так и не посыпалось. О стрельбе говорят небольшие дырки, видимые невооруженным глазом.

Как мавзолей может являться символом города, загадка. Это, как и дырки, был уже перебор, я даже скривился от мысли, что эту бурду хавают, да еще и добавки просят.

Наконец мы достигли Петры или, точнее, главной площади с гигантскими колоннами. Все это напоминало вход в какой-нибудь древнегреческий или римский храм, с той лишь разницей, что это барельеф, и размер его огромен.

Красиво, конечно, но вряд ли стоило ехать сюда, чтобы любоваться на это. Сделанного не воротишь, оставалось надеяться, что обратная дорога будет быстрее и приятнее, ведь возвращаться домой всегда легче. Радостные туристы начали фотографировать место путешествия Индианы Джонса своими айфонами, андроидами и мыльницами, пытаясь запечатлеть сей радостный момент и себя в нем на фоне древнего памятника архитектуры.

Послонявшись пару минут без дела, я вновь осознал, что тащиться в такую даль поглазеть на эту хрень было крайне глупо еще и потому, что мочевой пузырь давал знать о своем крайнем переполнении. И я не заметил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало туалет. Я умолял его потерпеть, но упрямый мочевой пузырь тем временем все активнее подавал признаки крайнего недовольства. Решение созрело сразу, и было оно в нашем духе: пока практически все туристы, вволю нафотографировавшись, окружили единственного здесь верблюда и принялись делать селфи на его фоне, я быстро подошел к колоннаде, которая на добрых полметра выступала из основной скалы. Лицом к скале, спиной к туристам, стараясь все делать плавно и незаметно, я расстегнул ширинку и, повозившись пару секунд, начал тихо пускать струю, стараясь не выдать себя ни звуком, ни позой.

Закончив и почувствовав, наконец, облегчение, я отошел от колоннады и, засунув руки в карманы джинсов, направился к туристам, которые по-прежнему фотографировались.

«Ни одной нормальной телочки», – мелькнула мысль после внимательно осмотра группы, что в данный момент либо доедала купленную на входе шаурму, либо уже постила в инстаграм и в Фейсбук отснятые фото, отмахиваясь от вездесущих торговцев. С досады я пнул камешек под ногами и почувствовал чей-то пристальный взгляд. И вот тогда я увидел его!

Этот местный старик был, вероятно, бедуином. Одетый в белую хламиду, с небольшой белой бородкой, весь высохший, он сидел на маленьком раскладном стуле и курил кальян. На голове его был намотан белый тюрбан, конец которого свисал ему на плечо.

Наши взгляды встретились, и меня пробрала дрожь. Его маленькие карие глаза смотрели на меня как из снайперского прицела. Старик глядел не мигая и напоминал змею перед броском. Я же, как загипнотизированный кролик, таращился на него в попытке понять, почему этот маленький и никчемный старикашка внушает мне такой первобытный страх. Даже не страх, а скорее, ужас, парализующий и мешающий трезво оценить ситуацию.

Воздух стал вязким, выкрики туристов в нем тонули, лишаясь смыслового значения. Готов поклясться, что мне даже показалось, что стоит оглушительная тишь, и посреди этой тишины я услышал: «Ant mlaon!»

Все это продолжалось секунд тридцать, может, чуть больше. Я встряхнул головой, наваждение исчезло, звуки ворвались в уши, словно они вмиг прочистились от пробок. Старик мирно сидел и курил, его взгляд был сосредоточен на кальяне, в мою сторону не смотрел никто, туристы гомонили, общий шум разбивался на отдельные фразы, но что-то изменилось…

Глава 2. Превращение

Всю обратную дорогу этот неприятный старик не выходил у меня из головы. Дождавшись, когда вся группа расселась в трансфере, я позвал Рахима наружу, покурить перед отправлением и заодно узнать, что означают эти таинственные слова. Рахим попросил меня повторить фразу, причем лицо его меняло выражение от удивленного до испуганного.

– Ты ничего не путаешь? – вновь переспросил он, и я уже начал злиться, что меня не понимают. Ненавижу категорию людей, не въезжающих с первого раза, кому приходится повторять самые простые вещи.

– Рахим, не тупи! Я точно помню эту фразу, могу еще десять раз повторить, она и сейчас у меня в голове: ant mlaon, ant mlaon!

– Хватит, не повторяй! – чуть ли не с плачем перебил меня Рахим. – Это как приговор, это значит, что ты проклят. У нас этих слов не говорят никогда. Считай, что от тебя я их не слышал! – закончил он и полез в микроавтобус, оставив меня в некотором недоумении.

«Двадцать первый век на дворе, а этот идиот про какое-то проклятие твердит. Вот уж точно, Восток – дело тонкое», – пронеслось у меня в голове, и я также сел на свое место и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и мы начали свой путь в отель. Большую часть дороги я проспал, так как очень устал от этой пыли, пустыни, стариков недоделанных и странно пугливых гидов.

Когда мы вернулись, уже стемнело: в Иордании быстро падает ночь, вот только солнце еще выше горизонта, а через десять минут наступает темень. Впереди маячила ночь с искрометными танцами живота, но дорога очень сильно утомила, спуститься в ресторан и зависнуть там казалось тяжелой физической работой. Наскоро поужинав, завалился на свою кровать размера king-size, даже не удосужившись одеться после душа…

Мне снился век этак четырнадцатый. Меня захватили китайцы за контрабанду пороха и, посадив в бочку, били по ней молотками. Но это был не сон, это был просто стук в дверь, стук тихий, несильный, но назойливый. Еще практически не проснувшись, я дошагал до входа: румбой как раз поднял руку, чтобы произвести очередную серию постукиваний, когда я рывком открыл дверь и попытался сфокусировать зрение. Первое, что я увидел, был поднос, на котором стоял стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Он покачнулся и грохнулся о пол, обдавая мое тело желтыми брызгами.

– Sorry, – сдавленно произнес румбой.

Я поднял на него глаза: цвет его лица стал буро-красным, зрачки расширились. Повторно сказав «sorry» каким-то неестественным голосом, румбой быстро развернулся и засеменил, не оглядываясь, в сторону лифта.

«Вот долбоеб, – пронеслось у меня в голове, – голого мужика, что ли, не видел? Или его мой размер так впечатлил», – усмехнулся я мысленно, закрывая дверь и левой рукой касаясь предмета своей гордости…

Стоп!!! Левая рука не ощутила того, что должна была ощутить, и отработанное движение закончилось в низу живота в чем-то подозрительно мягком. Медленно опуская взгляд, я наткнулся на полушария грудей, красовавшихся на моем теле. Ярко-коричневые соски горделиво смотрели на мир, как боеголовки ядерных ракет, а на месте мужского достоинства красовалась лишь поросль темно-каштановых волос.

– Блядь, все-таки сон! – облегченно рассмеялся я и закашлялся. Это был не мой смех. Точнее, смеялся я, но каким-то не своим голосом. Тембр был женским, новым для моего уха, но приятным, чарующим.

– Надо проснуться, это уже не смешно! Как же проснуться? Надо рвануться из оков видения, преодолевая его гипнотическое воздействие! Надо просто захотеть, у меня так бывало, я мог выбраться из собственного кошмара усилием воли! Стоп. Если это сон, почему я все вижу в цвете?! Я ведь не шизофреник! Это только шизофреники видят сны цветными!

Я рванулся к зеркалу, которое украшало огромный шкаф-купе: из него – или из сна – на меня таращилась двадцатилетняя девушка. Достаточно высокая, с очень неплохой формой груди, с каштановыми волосами до плеч, голубоглазая, с чувственными губами. Живот плоский, не тренированный в кубиках, просто плоский, без всяких кармашек. Бедра широкие, ноги стройные, длинные. Красивые такие ноги. Тут меня реально ошпарило: надо просыпаться или мне каюк.

Часть моего подсознания подсказывала, что это не сон, что он не бывает настолько детальным, но голос разума вопил, что и явью это быть не может! Нельзя заснуть двадцатишестилетним парнем, а проснуться двадцатилетней девушкой! Нельзя. Так не бывает!!!

Моя пачка сигарет лежала на тумбочке у кровати. Ну, хоть что-то знакомое в этой жизни! Я выбил одну из пачки, щелкнул зажигалкой и затянулся. Мой организм отозвался надсадным кашлем. Здрасьте, приехали. А где кайф? Где аромат? Воняло горелыми листьями. Такой запах бывает, когда дворники поздней осенью жгут листву. Откашлявшись, я дотронулся до тлеющей сигареты: палец пронзила боль и я рефлекторно сунул его в рот. Стоп! А вот этого я раньше не делал никогда! Никогда, ни при какой боли или ожоге, никогда я не совал палец в рот!

«Думай, Александр, – мысленно приказал я себе, – Думай! Ты либо в коме, либо под наркотиками, либо… Либо ты реально стал бабой».