Три капитана

Он торжественно объявил:

– Яичница, жареная с беконом и помидорами! Посыпанная сыром! Прошу к столу!

– Какая прелесть! Подожди секунду. – Она подошла к двери в ванную. – Знаешь, во многих фильмах легкомысленные героини пишут разное губной помадой. А так как я, благодаря твоему отрицательному воздействию, стала особой легкомысленной, то вместе с водкой купила и губную помаду. Смотри!

Она распахнула дверь, и он увидел написанный на зеркале багровый семизначный телефонный номер.

Они ждали такси. Она стояла притихшая, смотрела вниз. И вдруг пробормотала:

– Господи, это правда?

Сергей понял её сразу. Взял за руку.

– Это правда, родная. – Помолчал. – Сегодня я провожу тебя до дома. И так будет всегда. Хочу лишние полчаса согревать твои пальчики.

Перед его мысленным взором встала картина, как он увидел её первый раз – с отчаянной решимостью сжимающую в руке отвёртку. И он понял, что сделает всё, чтобы ей больше никогда не пришлось бы защищать себя самой.

Понедельник – пятница, 21-25 августа

Районный прокурор сел, против обыкновения, на заднее сиденье. Велев раздражённо шофёру выключить радио, он размышлял о деле, которое ему только что вручили в областной прокуратуре. Уже то, что область, возбудив дело и продержав его неделю, теперь передало его в район, наводило на грустные размышления. Значит, не просто «глухарь», а «глухарь» с осложнениями. В прессе, притом не только бульварной, уже появилась информация о происшествии в садоводстве. Тональность, в зависимости от желтизны издания, была разной, но римских легионеров упомянули все. Оживились всякие специалисты по паранормальным явлениям, иные писали о том, что Нострадамус в одном из катренов предсказал перемещение воинов Рима через пространство и время, но текста катрена и его места в системе не приводил. Одна газета прямо написала, что сбылось пророчество Ванги, рассуждения об этом и комментарии знатоков заняли целую полосу. Были и другие мнения. Так, один молодой экономист, так его и этак, объяснил всю историю выдумкой администрации района и расположенных в нём структур федеральных ведомств. А целью этого негодяйства назвал привлечение внимания к району и, соответственно, поток инвестиций. Заодно он предположил и участие в этом православной церкви, которая хочет заставить людей верить в чудеса.

Он начал перебирать в памяти всё, что ему рассказали в областной прокуратуре, и то, что он пробежал глазами наискосок в самом деле. Допрошено около двухсот человек. Никто и ничего. Машина Залкиндсона пропала, выезжающей её не видел никто. Второй выезд из садоводства через семьсот метров перекопан рвом, лесничество постаралось.

Потерпевшая Пономарёва… На месте взято объяснение опером, там же часа через два допрошена дежурным следователем. Дважды допрошена следователем областной прокуратуры[12]. Показания адекватны.

Потерпевшая Морозова, латинист. Всё то же. И ещё – следователь проявил фантазию и пригласил на допрос аж трёх психологов. Потом разогнал их по разным кабинетам и допросил порознь. И все трое сказали, что Морозова описывает то, что видела.

Назначены три судебно-медицинские экспертизы – покойника и обеих баб. Да, Морозова сейчас в клинике неврозов. Вот, вроде, и всё.

Встаёт вопрос – кому поручить дело? А вопроса-то, собственно и нет! Кому, как не старшему следователю Левицкой! Нине-свет-Алексеевне!

Во-первых, она единственная из трёх следователей носит приставку «старший». Во-вторых, действительно неплохой профессионал. И, главное, управляема.

Прокурор представил малопривлекательное лицо, да и остальное не лучше, Левицкой и усмехнулся. Нина Алексеевна в свои тридцать с небольшим не имела ни малейшего шанса хоть кому-то понравиться. И тем не менее у неё периодически возникали бурные, но непродолжительные романы с сотрудниками уголовного розыска. Достоверно прокурор знал о трёх, к нему приходила с жалобой на Левицкую жена одного из оперов. И поделилась информацией ещё о двух, так сказать, эксцессах. Нет-нет, Левицкая не была потаскухой, новую любовь она заводила через какое-то время после того, как вдоволь погоревала над неудавшейся предыдущей. Прокурор был уверен, что опера валяли её исключительно с целью… м-м-м… сблизиться через неё с прокуратурой. А как только они убеждались в её абсолютной деловой порядочности (а это факт!), так сразу и сворачивали отношения. Сворачивали аккуратно, боялись, упаси Бог, обидеть старшего следователя! А то результат был бы прямо обратный желаемому.

Прокурор снова усмехнулся – тут они ошибались, Левицкая действительно была глубоко порядочным человеком и не стала бы, как говориться, злоупотреблять служебным положением.

А что касается управляемости … После визита жены опера прокурор долго беседовал с Левицкой. Конечно, советских правил как бы и нет, но сожительство отнюдь не рядовой сотрудницы прокуратуры с ментами … Ещё туда-сюда, если наоборот. А так – вышвырнут с волчьим билетом. И как она будет жить в их небольшом городе, где все знают про всех всё? Да и сейчас о ней не судачат вслух только из-за места её работы.

Решено – дело идёт Левицкой, а там посмотрим. Прокурор повеселел и сказал шофёру, что тот может послушать музыку.

Весь вторник Левицкая изучала дело, намечала первоначальные действия, договаривалась по телефону о встречах. Вот с Пономарёвой поговорить не удастся – она, по словам матери, уволилась и уехала на экскурсию по Золотому кольцу России. И в среду Левицкая дремала в утренней электричке – дел намечено много, а путь до Петербурга не короткий.

Сначала она, как и было договорено заранее, поехала в отделение милиции по месту жительства Морозовой. Здесь её уже ждал выделенный в помощь оперативник, молодой парень с интересной фамилией Кондэ. Да ещё и Юлий Генрихович! С ним вместе она поехала в клинику неврозов.

В клинике она долго говорила с заведующим отделением, лечащим врачом и психиатром. Они были единодушны – Морозова абсолютно нормальна, то есть, выражаясь языком кодекса, отдаёт себе отчёт в своих действиях и может руководить ими. Она хотела поговорить с Морозовой и попросить у неё ключи от квартиры, но та захотела поехать к себе домой сама; заметно было, что её уже начинает тяготить нахождение в клинике.

Они с Морозовой постояли на лестничной площадке, пока Кондэ искал понятых. В квартире Левицкая не рассчитывала найти что-то новое, но осмотрела всё, уделив особо внимание окнам и входной двери. Впрочем, в ту ночь окна были открыты. А на двери, помимо обычного замка, был ещё засов. Но не задвигающийся, а типа крючка, закрывающий сверху. Левицкая внесла в протокол и пояснение Морозовой, что засов она поставила буквально за несколько дней до происшествия. Нашла отражение в протоколе и возможность проникновения в квартиру через окна с крыши с помощью верёвки. Осмотрев дом снаружи, Левицкая отметила, что он стоит фасадом на проспект Просвещения, отнюдь не обделённый маршрутами общественного транспорта.

Закончив осмотр, она отпустила Кондэ и Морозову, поинтересовавшись у последней её планами. Та ответила, что поедет в клинику и будет требовать выписки.

Результаты судебно-медицинских экспертиз женщин следователя не удивили – ничего, кроме синяков. Словом, лёгкие телесные, не повлекшие кратковременного расстройства здоровья. В крови ничего лишнего. Заключения она получила. А вот по Залкиндсону… Заключение будет оформлено только завтра, но вывод ей могут сказать прямо сейчас. Никаких заметных признаков физического воздействия не установлено, а умер он от обширного инфаркта. Это если кратко, а подробно она сможет прочитать завтра, получив заключение.

Вернувшись к себе, Левицкая доложила обо всём прокурору.

В четверг Левицкой повезло, она ехала в Петербург на машине с прокурором, шеф ехал в областную прокуратуру. Она довольно быстро получила заключение судебно-медицинской экспертизы Залкиндсона, пообедала в уютном кафе и отправилась на вокзал.

Заглянув по приезде в кабинет к секретарю, она с удивлением узнала, что с утра её ждёт корреспондент какой-то московской газеты. У её кабинета действительно сидели двое мужчин лет по тридцать каждый. При её приближении они встали. Толстый и тонкий, промелькнуло в голове поневоле.

Толстый предъявил редакционное удостоверение, которого Левицкая не успела прочитать, так как тонкий щёлкнул затвором фотоаппарата, и вспышка осветила коридор. Она растерялась, и толстый взял её под руку. Снова вспышка. Она вырвала руку.

– Что вам нужно?!

– О, сущие пустяки. Но, может быть, мы зайдём в кабинет, а то в коридоре как-то… Мало ли, люди…

В кабинете она сразу прошла к столу и села на своё место. Снова вспышка. Она не успела возмутиться, как толстый успокаивающе поднял руку:

– Наше издание специализируется на освещении явлений, которых объяснить не может обыденная наука. Я бы даже сказал, что так называемая наука. Я хотел бы взять у вас интервью по поводу пробоя времён в садоводстве, а фотограф, – небрежный кивок в сторону тонкого, – нас запечатлеет.

Левицкая не нашла ничего лучшего, чем сказать, что пока идёт следствие, она о деле говорить не будет.

– Вы только посмотрите на нашу газету! – Он подошёл к её столу, наклонился над ним и развернул газету. Снова вспышка.

– Что за бесцеремонность! – Вскрикнула она, чувствуя что голос звучит неубедительно. – Немедленно покиньте кабинет!

– Ну, раз вы так. Насильно мил не будешь. – Он шутовски поклонился, сделал знак фотографу, и они вышли в коридор.

Подойдя к окну Левицкая смотрела, как они неторопливо идут в сторону вокзала.

В пятницу после ритуальной пятиминутки прокурор попросил Левицкую остаться.

– Ну, Нина Алексеевна, мы вчера долго обсуждали ваше новое дело. Сам, – он назвал имя и отчество областного прокурора, – вёл совещание. Обсудили и то, что вы успели накопать за два дня, хвалили вас. И пришли к выводу, что дело подлежит прекращению. Наворочено вокруг много, а состава-то преступления и нет. Так что-то, прекращайте сегодняшним числом.

– Как?! Анатолий Павлович, я…

– Что вы? Не знаете как? – Он саркастически усмехнулся. – Научу. Берёте лист бумаги, печатаете сверху посередине слово «постановление», ниже строчкой и тоже посередине «о прекращении уголовного дела». Дальше сами, полагаю?

– Анатолий Павлович, я хочу сказать, что…

– А я, Нина Алексеевна, хочу сказать, что мне приятно работать с вами. И было бы жаль лишиться этого удовольствия. – Помолчал. – Вы вынесете сегодня постановление о прекращении дела, Нина Алексеевна?

– Да, Анатолий Павлович, я всё сделаю. Я могу идти?

– Конечно. Постарайтесь показать мне постановление к обеду. Вряд ли у меня будут правки, вы классный профессионал, но мало ли…

Суббота, 26 августа

– Опаздывает Сергей Георгиевич, – Юлий посмотрел на часы, – уже на пятнадцать минут. Непохоже на него.