Изнаночные швы времени

«И правда, спал, скотинка», – подумал Олег. Потом закрыл глаза и заставил себя стать образцом толерантности. Феликс между тем вывалил на землю содержимое мешков с амуницией, и сразу стало понятно, почему они были такими тяжелыми.

– Саша, а восемь кольчуг-то зачем? – недоуменно спросил он. – И остального добра в стольких экземплярах?

Шурик покраснел, как будто его поймали на чем-то постыдном, но ответил с вызовом:

– Считай сам! Одна – повседневная, одна – парадная. Нас – четверо. Вот и получается восемь!

К трем кольчугам слово «парадная» действительно подходило как нельзя лучше. Поверх проволочного плетения на них были закреплены очень красивые бляхи – частью просто серебряные, частью с самоцветами. Олег собрал их в охапку и одной кучей откинул в сторону. Туда же полетела еще одна кольчужка – совсем плохонькая, с прорехами на спине, про которую Норман подумал, что она предназначалась ему.

Остальные Олег раздал: Феликсу отложил ту, у которой на груди была металлическая пластина с грифоном, себе выделил такую же, но со львом. Норману и Шурику достались обычные кольчужные рубашки без всяких украшений. Так же были распределены и плащи: шелковые с тонкой шерстяной подкладкой и попроще – из грубой шерстяной клетчатой материи.

Шурику такой дележ не понравился, и он уже откликнулся обиженным «а почему?», но Феликс его окоротил:

– Ты, Саша, легенду, что ли, забыл? Или не слушал ничего на инструктаже?! Знатные дружинники – мы с Олегом, а никак не ты. А при знати всегда должны быть люди пониже значением. Иначе какая же это знать? Вот на то есть ты с Норманом. Кметами[40 - Кметы – один из разрядов средневековой русской дружины, профессиональные воины. Со временем за личные заслуги могли быть выдвинуты в состав бояр.] будете.

Шурик сник, а Олег быстро покончил с распределением амуниции: раздал шлемы, поножи и наручи, наколенники приказал отнести назад.

– Толку от них, поверьте, никакого. Только мешаются!

Пока Норман их уносил, Феликс велел Шурику залить и заложить дерном угли, а сам лишний раз перепроверил заплечные мешки, которые собрал перед готовкой: все ли, что нужно, они с собой взяли. Большая часть содержимого, за исключением икон-коммуникаторов, медтусков и монет, золотых и серебряных, казалась ненужным хламом, но все это были очень полезные вещи, как, например, маскировочные костюмы, которые в активированном виде делают человека необъятным толстяком и скрывают оружие, и химикаты для наведения массовых галлюцинаций. Олег забрался на дуб, дождался, пока эта ревизия закончится, законопатил лаз в землянку и соскользнул на землю по переброшенной через сук веревке, которою не без труда удерживали Норман и Шурик.

– Без кольчуг теперь никогда и никуда, – напомнил он им. – Тяжесть это небольшая, так что привыкнете. Если почувствуете, что где-то что-то трет, жмет или болтается, – сразу говорите. Исправим. Все ясно?

– Ага, – ответил Шурик. Норман кивнул.

– Ну, тогда пошли! – скомандовал Олег, глянув на компас в виде средней величины медальона, и на ходу раздал всем репеллент.

Пройти предстояло около двадцати километров через самую глухую часть Мещерской низменности в общем направлении на юг, к реке Буже. Еще в центре, когда Квира показывала окрестности базы, Олег присмотрел на ее берегу пару неразоренных деревень. «Какие-никакие лошади там должны быть. Купим», – решил он.

Лес здесь был очень густой, настоящий кошмар лесника: на паре квадратных метров часто высилась и взрослая ель, и пара таких, что на дубины хороши. Но в кольчугах через заросли, как оказалось, можно было идти довольно быстро. «Проходишь и даже слово „продираться“ не вспоминаешь», – подумал Норман.

Они перешли вброд небольшую речушку Вьюницу, а через другую, Тасу, водоворотистую, с мутной бурой водой, перебрались, повалив клонившуюся к воде ель. За второй рекой местность стала повышаться, ельник начал уступать место соснам, солнечные лучи уже не пропадали в паутине переплетенных веток, соскальзывали к земле. А когда из-под ног совсем пропал влажный мох, Олег нашел место для привала – небольшую поляну на краю довольно глубокого, доверху заполненного кустами оврага.

– Сколько мы прошли? – спросил Шурик. – Километров пятнадцать?

– Около того, – ответил Олег и, сделав над собой небольшое усилие, спросил как можно участливее: – Ты как? Все нормально?

И тут же пожалел.

– Я устал! – заявил Шурик и стал говорить о непереносимой сложности пути через густой ельник, о поганых канавах, заросших мхом, в которых можно ногу сломать, и что «ни хрена репеллент не помогает». Заметив выражение лица Олега, он закончил спокойно: – Но в общем все терпимо. Мне просто надо немного отдохнуть.

– Всем надо немного отдохнуть, – кивнул Олег и провел вокруг себя рукой: располагайся, мол, все к твоим услугам.

Шурик улегся неподалеку прямо на траве на самом краю оврага. Ветки сосен там почти совсем не загораживали солнце, лежать было тепло.

Феликсу конец перехода тоже дался тяжело. Он был бледен и довольно сильно прихрамывал. Однако когда Олег взял его за плечо, усадил на землю и потянулся снимать сапог, Феликс остановил его раздраженным жестом, означавшим «да успокойся ты! отстань! все нормально».

Олег отстал. Феликс посидел минут пять молча, перестал хмуриться и сказал примирительно:

– Может, пришло уже время для постперебросочного допинга?

Олег покопался в своем мешке и раздал всем прозрачно-желтые капсулы, внутри которых можно было разглядеть взвесь из бледных ниточек.

– Это что? – спросил недоверчиво Шурик.

– Бери-бери! – откликнулся повеселевший Феликс. – Здесь рыбий жир и женьшень. Как роботы будем топать – непреклонно и необоримо.

Олег вдруг прислушался – как накануне, когда он выбрал кружной путь на «остров». Потом сработал как катапульта: сдернул с пояса небольшую палицу и, широко размахнувшись, бросил ее в заросли ивняка на краю оврага.

В кустах что-то коротко взвыло. Все вскочили на ноги.

– Фил, можешь сходить? Посмотри, что у нас за гость там!

Феликс вытащил меч и пошел в сторону затихших кустов. Олег вытащил из-за спины лук и положил на тетиву стрелу. Норман, посмотрев на него, сделал то же самое.

– Иди сюда, Олег! – прозвучало из ивняка спустя минуту.

Теперь голос у Феликса был совсем другой – от клоунады не осталось и следа. Были в нем беспокойство и печаль, которые Олег по прошлым экспедициям хорошо знал. Печаль, которая звучала так: ну вот, началось.

В кустах лежало существо, которое Квира, большая ценительница фэнтези, глянув издали, наверняка назвала бы неудачным опытом выведения орков. А Несынов, в орков не веривший, но являвшийся лучшим специалистом по голодомору на Украине[41 - Голодомор – массовый голод 1932—1933 годов практически на всей территории Украины, в то время формально автономной части Советского Союза, приведший к гибели до 4 млн человек. Причиной голодомора стала государственная политика: повышенные хлебозаготовки после проведения так называемой «коллективизации сельского хозяйства», то есть ликвидации частых аграрных хозяйств, а затем и почти полное изъятие запасов у крестьян. Советский диктатор тех времен Иосиф Сталин и ряд его соратников были признаны судом виновными в голодоморе в 2010 году.], сказал бы, наверняка болезненно морщась, что видел таких в лесах под Винницей. На третий год такие, мол, были. На второй еще не было, а на третий встречались.

Лежащий был худ и неимоверно грязен. Если бы у него были волосы, то они висели бы сплошным колтуном, а вши были бы самыми безобидными его обитателями. Но на черепе – местами чуть ли не насквозь изъязвленном – почти ничего не было. Несколько седых пучков разной длины – и все.

Но страшнее всего были руки, вернее то, что от них осталось. Кистей не было, а там, где у обычного человека бывают запястья, кости были расщеплены и сплющены, срослись оголенными, превратившись во что-то вроде двузубых грабель или каких-то чудовищных цапок.

– Это ведь специально сделано? – спросил Феликс.

– Думаю, да, – ответил Олег и начал пучком травы оттирать коросту у локтя несчастного. Потом помолчал несколько минут, вздохнул и заговорил так, как будто у него донельзя першило в горле:

– Давай глубокую мемограмму сделаем. Зови Нормана, пусть следит за мной, а Шурик пусть не валяет дурака и сторожит как следует. Стоит там, на лужайке, и сторожит. А ты вокруг полазай, посмотри, нет ли кого еще.

Глубокая мемограмма, в отличие от обычной, представляла собой не наблюдения хрономенталиста, остающегося самим собой, а попытка реконструировать то, что приходится хроноригену[42 - Хронориген (по аналогии с «абориген») – по определению хрономенталистов, люди, живущие в своем времени и никогда его не покидавшие.] видеть, слышать и чувствовать в момент наблюдений. Чтобы овладеть этим ремеслом, требовалась индивидуальная предрасположенность и около трех лет интенсивного обучения, в основном индивидуального, наедине с преподавателем. Поэтому хороших специалистов было немного, а тех, кто был способен на документальную точность, – не более полутысячи на все шестимиллиардное человечество.

Хороший результат получался, если хрономенталисту удавалось специальным образом настроить свой организм, ввести его в состояние, когда мозг начинал впитывать как губка услышанное, увиденное и почувствованное – слова, картинки и впечатления. Надо было сделать с собой то, что на профессиональном сленге называлось «отключить рассудок», забыть, кто ты и откуда, и полностью раствориться в происходящем.

Девятого мая 1945 года[43 - Девятое мая 1945 года – день окончания Второй мировой войны в Европе. Нацистская Германия безоговорочно капитулировала.] нужно было стрелять в воздух и с радостным остервенением кричать «ура», задыхаться, надрывая пересохшее горло, заходиться в кашле, вытирать слезы и снова кричать. Нужно было плакать, не стесняясь, в Далласе, когда полоумный Освальд застрелил Джона Кеннеди[44 - Джон Фицджеральд Кеннеди (1917—1963) – 35-й президент США (1961—1963), демократ, проводил политику предоставления чернокожему населению равных прав. 22 ноября 1963 года ехал в Далласе в открытом лимузине и был смертельно ранен из снайперской винтовки Ли Харви Освальдом, перед убийством почти три года прожившем в конфликтовавшем с США Советском Союзе. Два дня спустя после убийства Кеннеди Освальд тоже был застрелен во время перевода из полицейского управления в окружную тюрьму. Согласно выводам комиссии Эрла Уоррена, председателя Верховного суда США, Освальд «действовал в одиночку и без чьего-либо совета или помощи».]. Нужно было опасливо жаться по краю торжищной площади в день, когда московский князь Дмитрий Иванович, впоследствии Донской, объявил о неслыханном ранее – публичной казни, которой должен был быть предан Иван Вельяминов[45 - Иван Вельяминов, сын последнего московского тысяцкого, независимого от княжеской власти главы городского ополчения Василия Вельяминова, рассчитывал на отцовскую должность, но великий князь Дмитрий I Иванович, впоследствии Донской, ее ликвидировал (1374). Иван Вельяминов отъехал в Тверь, а когда тверской князь Михаил Александрович после поражения в войне с Москвой (1375) обязался его выдать, бежал. Пойман был на территории Московского княжества в Серпухове, где оказался по непонятным причинам. Казнили его отсечением головы мечом (1379).]. Восемнадцатого февраля 1943 года нужно было орать вместе со всем берлинским Шпортпаластом «да!» в ответ на безумные выкрики Йозефа Геббельса[46 - Йозеф Геббельс (1897—1945) – рейхсминистр народного просвещения и пропаганды нацистской Германии, гауляйтер Берлина. Покончил жизнь самоубийством в последние дни штурма Берлина советскими войсками. Считал, что, «сражаясь до конца», создает для своей личности героический облик, что с пользой смогут использовать новые поколения нацистов.], который хотел знать, готовы ли немцы и дальше слепо верить своему вождю Адольфу Гитлеру[47 - Адольф Гитлер (1889—1945) – основатель тоталитарной идеологии национал-социализма (нацизма), рейхсканцлер Германии (с 1933), неограниченный диктатор (с 1934). Главный виновник Второй мировой войны и массового уничтожения мирного еврейского населения в Европе. Покончил жизнь самоубийством в Берлине за несколько дней до безоговорочной капитуляции Германии.], вести ради него тотальную войну, пожертвовав всем ради победы. Быть вне себя от страха в утро стрелецкой казни[48 - 10 октября 1698 года в Москве начались массовые казни участников неудачного стрелецкого восстания. По воле царя Петра I лишены жизни были около 2000 человек.]. Ликовать 22 августа 1991 года в стотысячном потоке людей, идущих по Тверской улице в Москве под гигантской трехцветной лентой и смаковать ощущение свободы[49 - Массовая манифестация в Москве после неудачной попытки консервативного военно-политического путча, организованного членами так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению.].

А сейчас? Сейчас надо было просто ужаснуться.

Глубокие мемограммы делали в особо важных случаях. Нынешний был именно таким, скорее даже исключительным: ничего подобного раньше во время своих экспедиций сотрудникам Центра прикладной хрономенталистики встречать не приходилось.

Олег посторонился, и Норман увидел лежащее на земле тело. Побледнел, несколько раз быстро сглотнул, но самообладания не потерял. Потом глубоко вздохнул, окончательно избавляясь от тошноты, и спросил, показывая на руки бедняги:

– Не похоже на травму. Это специально?

– Да. Думаю, специально. Ты вот на эту тамгу обрати внимание, – Олег присел и показал пальцем на бедро. – Надо ее обязательно хорошенько запомнить.

– Кнут и колесо это.