Граф Суворов. Книга 4

– У нас в училище таких кошек и в самом деле полно, – продолжил я. – Лезут, куда не просят, некоторые даже утверждают, что благородной крови.

– Кошки? – уточнил Мирослав.

– Кошки, – кивнул я. – И их хозяева.

Ольга, поняв намёк, второй раз лезть не стала, но, когда за невинными беседами мы перешли к десерту, а мужчины хапнули по одной, потребовала себе клубники.

Поставив перед собой тарелку с крупными красными ягодами, Ольга макала их в сметану, а затем собирала её пухлыми губками. Делала она это так артистично и со вкусом, что даже Роман, прибежавший на ужин в последний момент, сглотнул слюну и что-то пробормотал.

– Да, ягоды зимой – это шикарно, – вздохнул я, и Ольга победно улыбнулась, прежде чем я продолжил: – Но бананы смотрелись бы лучше.

– Бананы? – не сразу поняв, в чём дело, пробормотала Ольга. А вот Мирослав с Романом меня явно поняли, заухмылялись и тут же хряпнули ещё по одной. Людмила же прикрыла глаза, чуть подвинулась к Ольге и прошептала ей несколько слов на ушко.

– Банан? Куда? – не веря, проговорила девушка и почти сразу получила несколько добавочных комментариев. Щёки княжны Меньшиковой вспыхнули, она резко отодвинула стул и, не попрощавшись, удалилась.

– Хорош! – усмехнувшись, заметил Мирослав. – Слова не мальчика, но мужа!

– Скорее малолетнего извращенца, – покачала головой Людмила. – Вы бы занялись его воспитанием, господа, а то ляпнет что-то подобное на людях, позора не оберёмся. Пойдут о нас слухи как о… хотя, впрочем, о чём я? Они и так ходят с самого основания рода. «Тупые солдафоны» и «псы царя», сколько я ни прилагаю усилий, чтобы развеять эти предрассудки, ни меценатство, ни… пойду утешу девочку.

– Можете передать ей от меня извинения, хотя ничего такого я не сказал, а всё, что она неверно истолковала, исключительно следствие её испорченности, – проговорил я, чуть кивнув. – Хотя странно, что ей пришлось что-то объяснять… мне казалось, благородных девиц учат половому воспитанию.

– Возможно, она прогуливала уроки, – пожав плечами, сказал Роман, едва скрывая усмешку. – А может, просто не поняла, о чём речь. Ты бы про огурцы ей сказал, ну, или на худой конец – перец.

– Ага, острый красный перчик. И в самом деле – худой и мелкий, – хохотнул Мирослав. – Хотя бананы, они тоже разные бывают…

– Ох, мужчины, – вздохнула Людмила поднимаясь. – Хорошего вечера, господа. Увидимся утром. Дорогой, не налегай на водку.

– Да тут наляжешь… – помрачнел граф, к третьей стопке даже не притронувшись.

А вот Роман, явно после тяжёлого трудового дня, смахнул её и тут же закинул в рот крохотный блинчик. Я не удержался и тоже съел пару блинов, они были просто восхитительны и таяли во рту.

– Говоришь, девки лезут? – усмехнувшись, спросил Мирослав, когда отпущенная служанка, поклонившись, вышла из гостиной. – И какие, интересно узнать? Я про тех, что утверждают про свою благородную кровь.

– Вам ли не знать, ваше сиятельство. Уверен, после прошлых провалов служба безопасности отчитывается о каждом мало-мальски серьёзном происшествии. А уж о девушках и вовсе докладывает с подробной характеристикой, – ответил я, совершенно не смущаясь вопроса.

– Куда они денутся, конечно, докладывают. Но времени всё читать у меня нет, а выжимку каждый день… – отмахнулся Мирослав. – С Лисицыной у тебя всё серьёзно? Думаешь её всю жизнь за собой таскать?

– Ангелина… боюсь, у нас всё серьёзнее, чем просто влюблённость. Но она разумная. Понимает, что взять её в жены я не смогу, – чуть поморщившись, сказал я.

– Теперь можешь. Не первой, конечно. И даже не второй… – заметил Роман. – В этом государь нам, мужчинам, сильно подсобил.

– И много уже таких браков? – спросил я с усмешкой. – Уверен, единицы особенно проштрафившихся, да какие-нибудь отщепенцы. Пока сам государь не покажет пример народу – многожёнство будет признаком маргинала. Уж проще супругу в монастырь отправить или даже в другое крыло дворца, запереть там на девять месяцев, а потом заявить, что она родила ребёнка.

– Некоторые так и делали, даже подбирали любовниц с тем же оттенком глаз, кожи и волос. Но сам понимаешь, всегда есть нюанс, – усмехнулся Мирослав. – Старых родов с хорошим резонансом во всём мире по пальцам одной руки пересчитать можно. Когда действия армий зависят от того, как поведёт себя верхушка, а владеющим приходится сражаться в первых рядах – риск очень велик.

– Ну, зато отсиживаться в штабе, наблюдая, как чужие дети гибнут на фронте, у аристократов не выйдет, – усмехнулся я. – И полкам идти на смерть проще, понимая, что батька-командир поляжет вместе с ними, а не за спинами.

– Да, стратегию войны это поменяло, – кивнул Роман, тяпнув ещё одну.

– Зато, говоришь? – пробормотал Мирослав. – Нет такого рода, который не терял бы детей как в мелких, так и в больших конфликтах. Польза же и в самом деле есть, хотя, я бы сказал, иная. Крупных боевых столкновений стало меньше. Когда убивают чужих детей, это всегда проще, чем своих…

– Да, жаль только, совсем конфликтов это не прекратило, – поморщился я. – Власть важнее чужих жизней?

– Сказал мальчик, не успевший окончить военное училище, а уже закопавший… сколько? Человек десять? Пятнадцать? И это, не считая покалеченных физически и морально, тех, чьи судьбы благодаря тебе поломаны навсегда, – криво усмехнувшись, проговорил Роман, вертя в руках хрустальную стопку. – Тот же Геннадий, чем он тебе мешал, что ты его в кому отправил?

– Вы не в курсе? Отчёт не читали? – зло уточнил я.

– Он только вернулся, увидел, поди, в выжимке строку, а погружаться… некогда, – проговорил Мирослав. – Рома, твоему парню орденцы влили наркоту по его собственному желанию. Убедили его в том, что Суворовы его кинули на произвол судьбы, обманули, вот он и пошёл вразнос.

– Из него вышел бы отличный гвардеец… а теперь что? – поморщился Роман.

– А теперь он будет жить, а не умрёт от внутреннего кровотечения, как хотели служители Асклепия, – заметил я, повернувшись к дядьке. – Его подставили, а до этого травили учеников наркотой. Да вы же сами в курсе, отчёты о прекращённом расследовании читали.

– Выжимку, – кивнул Роман. – Когда отец сможет вернуться в генеральный штаб? Надо хоть одну дыру заткнуть, а то я не справляюсь с твоими старыми интриганами. Всё время кажется, что они меня переигрывают. Сплошная недосказанность, какая-то подковёрная борьба, ужимки, полунамёки… устал я от этого.

– Держись, сынок, маршалом будешь. Если всё закончится удачно. А даже если нет, останешься главой гвардии его императорского величества, – проговорил Мирослав, подбадривая сына, но и в этой фразе мне послышалось то, чего так боялся Роман, – недосказанность.

– Раз уж разговор пошёл о политике, что скажете о свадьбе Екатерины и Гавриила? – решил взять я инициативу в свои руки. – Говорят, это сильно поднимет её шансы вернуться на престол, к тому же уже добавило легитимности в глазах высшей аристократии. Она может вернуться?

– Вряд ли… – проговорил Мирослав не слишком уверенно.

– Если эта змея снова получит власть, она всю страну в крови утопит, – с гримасой ненависти проговорил Роман. – Её приказы… нет, если она хоть сунется обратно, я своих парней сдерживать не стану.

– Не забывай, что «твои» парни – мои вассалы. Покуда я глава рода, мы будем служить империи, а не творить военные перевороты, – отчеканил Мирослав, но, выпрямившись, тут же скорчился от боли. Всё же до выздоровления ему было очень и очень далеко.

– А разве предыдущий переворот стал бы возможен без Суворовых? – удивился я. – Мне казалось, что ударные силы…

– Не стоит об этом болтать при посторонних, но даже если бы мы не ударили пальцем о палец – ничего бы не поменялось, – нехотя ответил Мирослав. – Даже если бы мы бросили все силы против избранного дворянским собранием и советом бояр императора, продержались бы на пару часов дольше.

– Потрясающе, – пробормотал я, прикрыв глаза. – А император, получается, об этом если и знает, то больше рассчитывает не на силу, а на преданность. И ресурсами род снабжает, и власти больше дал… может, он ещё и брак Романа поможет устроить.

– Уже пытался, дважды, – криво усмехнулся Мирослав. – Но в текущей ситуации… Мы пообещали государю, что как только непосредственная угроза жизни Роману уменьшится хоть в два раза – так сразу. Оставлять ещё одну молодую вдову, не получившую даже своей первой брачной ночи, нехорошо.

– Так себе оправдание. Уверен, и Пётр так же думает, – заметил я.

– Всегда говори «его величество», «государь» или «император». Даже в уме, – поправил меня Мирослав. – А то оговоришься не с теми людьми, и может получиться очень нехорошо. Ещё подумают, что мы тебя так научили… союзы и из-за меньшего неуважения распадались, тем более сейчас. В общем, ты меня понял. Кое в чём Людмила права, тебя уже сейчас необходимо готовить к выходу в высшее общество.

– Кстати, об этом. Не знаю, попалась ли вам эта информация в сводках, но вчера княжна Инга Лугай-Ляпицкая позвала меня на закрытый молодёжный вечер, – проговорил я, внимательно наблюдая за реакцией мужчин. Роман чуть вздрогнул, а Мирослав лишь сжал зубы и тяжело вздохнул. – Как я понимаю, у вас остались сомнения в её лояльности текущему императору.

– Верно, остались. Но в сложившейся ситуации тебе и в самом деле будет нелишним завязать с ней дружбу, – прокомментировал Мирослав, решив, что высказаться стоит именно ему. – Она активизировалась сразу после новостей об императрице?

– Да, буквально через пару часов позвонила, после того как нам лекцию прочитали, – ответил я, не став скрывать суть диалога. – Есть предположения, с чем это может быть связано?

– Оппозиция может активизироваться. А у нас ещё рабочие бунты, церковники собрали совет епархии, англичан на границе видели… – прикрыв глаза ладонью, простонал Роман. – Что ж. Мне на сегодня хватит. Если завтра ещё и эта клоака разверзнется, нужно быть выспавшимся.

– Здесь наблюдения и жучков нет? – на всякий случай спросил я, и Мирослав с удивлением уставился на меня. – Ну кто его знает, гостиная же, не рабочий кабинет. Да и супруга ваша, так или иначе, дочь пропавшего Меньшикова. Его же не нашли, насколько я понимаю?

– Она не дура, понимает, что на пользу роду, а что нет. Как понимает и то, что в текущих обстоятельствах Екатерина со своим королём-консортом – отрезанный ломоть, как и все Меньшиковы, что её поддерживают, – проговорил Мирослав. – Здесь можешь говорить свободно.