О маленькой птице размерами с остров

С собою неся

Столь же корыстным

Сколь же большим

С неведомым смыслом

Уходящие в дым

«Чему теперь верить?» – Это был главный вопрос Каина, сидевшего целыми днями за книгой из Вавилона. Он бросил свои скитания и поселился в одной пещере в предгорье Арарата. Это был самый надежный кров, в который никто не придет, ни один гость. Этот дом мог бы вобрать в себя всю тишину мира, если бы не талые воды, капавшие с его крыши. Эти капли должны были свести с ума Каина, он на них все надеялся, хотя прошли годы. Сойти с ума, стать дурачком, который не думает и ничего не хочет уже понимать, это было желание Каина. Настолько утратив веру в справедливость мира, он уже хотел только этого. Зачем было даровать вечность тому, кто в ней не нуждался? Кто пропал в волнах ее бесконечных вод. Каин не мог уже и сказать, а любил ли он сам Нинти, и если даже любил, то не себя ли он оплакивал долгие годы. Одно становилось яснее, Ник не мог быть повинен в смерти принцессы, ведь если я будучи таким как он, не могу ничего поделать с самим собой, не говоря о всем зримом мире, то и он не мог сделать ничего. Единственной же его ошибкой была мысль о том, что бессмертие дар. Если что-то дает нам возможность увидеть гибель любимого человека, то это нельзя назвать даром. Это какая-то кара, страшная плата, которую я не собирался платить.

Ник часто вспоминал о Каине, он думал, что однажды тот сам придет к нему, когда во всем разберется. А пока шла история, Ник старался следить за ней и везде поспевать. Он даже вошел в зиккурат при правления Вавилона, и пока был там, в государстве все шло хорошо. При смене правления он исчезал, и появлялся лишь тогда, когда новый царь становился у власти. Ник мог отлучаться по политическим делам на целые годы, и вернувшись поступить на службу к новому царю. Все его старания были направлены, вопреки мнению окружающих, вовсе не на благо Вавилонии или ее царя, для него все было гораздо шире. Ник старался уследить чтобы мир оказался таким каким был для него, в царстве того кто возможно был всемогущ. Тогда бы он не отверг чьей-то дружбы.

Горы запирают человека, они дают вечную клятву хранить то, что является их частью. Одна только вера в непреклонность гор и давала надежду Каину, что его наконец оставят и никогда не найдут. Так бы оно и было, если бы не вечность, в ней не только может произойти все что угодно, но и обязательно произойдет, ты увидишь весь мир, если вечен. Сидя в пещере долгие годы, Каин почти не чувствовал свое тело, казалось оно слилось воедино с пещерой. До одного дня, когда в сырой промозглый кров Каина вошел снежный барс. У барса было распорото брюхо с одного бока, и на его ярко белой шерсти темно-красным пятном выступала кровь. Это кровавое пятно было единственным цветом, режущим глаз человека, уже давно видавшего лишь черное и белое. Зверь явно боялся человека, но страх того что было снаружи был большим. Каин уступил свое место, для него это был будто бы знак, и он ушел. Выходя из пещеры, солнце ударило Каина в глаза, его лицо было безжизненно бледным, но не как снег, снег искрился и играл с лучами света, лицо же Каина было скорее матовой бумагой. Волосы выцвели тоже, и лишь глаза по-прежнему оставались черными, будто им одним было все известно. Накинув лохмотья на голову, чтобы не сжечь глаза, Каин пошел в одном единственном направлении, не глядя перед собой. Пройдя сквозь горные хребты, и увидев на горизонте равнину, Каин вспомнил это место, здесь была Ниневия, тот самый город, что он так ненавидел, исчез. Вдалеке он увидел новый город, тогда он подумал, что это и есть Ниневия, но уже на подходе к городу ему повстречался человек. У него он выяснил, что это действительно уже была не Ниневия. Обращаясь к встречному человеку, Каин испугался своего голоса, словно говорил другой человек. В эту минуту, словно проснувшись, ему вдруг страшно захотелось жить, перестать быть камнем в горе. Каин вспомнил о книге, он оставил ее в пещере, и оставил намеренно, ему было известно каждое слово написанное там. В книге же помимо всего прочего, было написано и главное событие всего человечества, которое вот-вот случится. Об этом знают всего два человека и поскольку Каин один из них, его путь уже лежал туда. Каин боялся опоздать, как бы не случилось все без него, он бежал пустынной дорогой, почти не давая себе отдохнуть. Каждый приступ усталости напоминал ему путь в Ниневию вместе с Ником.

Научи нас летать

Спрячь свое знамя

Не дай им прогнать

Небесное пламя

Красою города отец ему ужасен и жесток, имя его Ирода назвали великим. Среди каменных ворот и в самом городе повсюду распростерся легион красного Римского знамени. «Вовремя» – подумал Каин. Она даже рад был тому, что всю дорогу бежал и отдышаться сумел, только войдя в город. Волосы его почернели, лицо стало заскорузлое от ветра и солнца, лохмотья едва покрывали наготу. Тем не менее, легион пустил его в город, проводив лишь презренным взглядом. Каину, в какой-то момент даже показалось, что он бывал уже тут. Он увидел площади и храм, затем дворец где-то вдалеке, где располагался сам царь или кто-то, несомненно, важный. В остальном город походил на Вавилон, те же рынки, дома и лачуги, даже люди не многим были другие, а ведь прошло столько лет. Каин проходил город словно завоеватель, по самому центру дороги, с высоко поднятой головой, на него стали озираться прохожие. Выйдя на площадь его стали толкать со всех сторон, суета эта была как определение естественно течения жизни. Каин понял, что пришел слишком рано, что ничего еще не произошло и все идет так, будто и не должно ни чего случиться, и люди даже не ждут. Пронесся мимо человек на коне, возможно, тот был из римского легиона, рассмотреть его Каин не успел, но получил удар по лицу, от которого упал. Лохмотья спали с плеч Каина и нагота его прикрывалась лишь набедренной повязкой. Выйдя вперед, Каин подошел к лестнице у здания, поднял голову и прокричал:

– Люди! Услышьте меня глухие, узрите слепые, внемлите живые. Да придет сын божий, да услышит гнев ваш, грехи ваши и пороки увидит. А вы сидите здесь и ведь все равно. Всем наплевать, идет время и когда-нибудь оно ведь закончится. Вот только не думайте, что кончится оно на веки вечные. У вас еще будет время подумать. Бегите, к воротам бегите, – тут к Каину подошел стражник, едва успевший очнуться от начавшегося безумия. Каин запрыгнул на несколько ступенек вверх и бросился в толпу. – Чего ты ждешь? Очумевшее стадо сговорчивее Вас. Веришь мне? Верь! Придет царь и спаситель, начало и конец, пастырь божий явится свету. Альфа и омега. Вы говорили, иль слышали о нем, но вы знаете. Человеческий сын, как ты во плоти, – указал он на раззяву что был рядом с ним, – ну может покрасивше чуток, но он будет человек поверь мне. Он явится и изменит жизнь нашу всю, – пока Каин вел свой монолог, стражник на подмогу позвал двух легионеров. Те бросились ловить бунтовщика, – изготовьтесь молю вас. Убейте в себе исчадие ада, выкиньте бесов, – Каин на бегу кричал эти слова толпе, сбивая прилавки, вскакивая, как только упал, – окиньте грады свои взором, и увидите вражду царящую, увидите предательство, так со мною поступят, так и меня осудите вы. И сегодня вы окликаете меня словно умалишенного, но и когда жаль станет, не признаете во мне человека. И никто не признает, тлеющее бремя ваше не отпустит вам должного срока, что бы познать. Так для того я взываю к вам. Челядь убогая. Взгляни на себя? Рты поганые, черви мира зловонного. Простите, святым богом прошу простить. Я знаю вас добрые люди и благого вам хочу. Вы опора и мир на ваших плечах. Водруженный одним, другой же будет нести его с вами.

Верю тебе могучий оплот

Ожидая у римских ворот

Верю мечтами о благо несущем

Верю во все, что видится сущим

Думы о боли мешают идти

Крики не стоны сжаты в груди

Мечется буря, рождая с небес

Тот от кого мы жаждем чудес

– Сколько людей вас добрых и злых. И как отличить одного от другого? Думаю добрый всегда готов поверить, доброго скорее обманут и даже тысячу раз, и наверняка научат. Добрый всегда будет верить. – с этими словами легион в составе, едва ли не целой центуры обступил Каина, двое подошли медленно и схватили его под руки, – настанет время и он придет, принесет он за собой истину и очистит ваши умы, даст волю и каждый обретет покой, всякий человек станет добрым и мир улыбнется вдохнув полной грудью. Не будет нужды верить во что бы то ни было, доказывая с пеной у рта свою правоту, нет. Настанет время истины, и она явиться вам лишь только вы откроете свои глаза, – Каин еще долго пытался договорить не сказанное, но удары римских воинов не давали ему говорить. Выводя с площади Каина, легионеры обступили его по сторонам, образовав коридор, и начали бросать в него камни. Народ поддался этой идее, лишь брошен был первый камень, они словно хотели сказать этим « сумасшедшие не мы, а он» они увидели в его словах насмешку и теперь мстили ему. Каин смотрел на них сквозь грязные пряди свисавших на лоб волос, он улыбался, хотя ему было больно, но не мог сдержать себя, ибо понимал, что все то, о чем он говорил им, вовсе не нужно, и не нужна им истина и бог. Толпа насмехалась над ним, а Каин смеялся в ответ, будто он дал им ответ на загадку, что им загадала сама жизнь, но они не воспользовались его словами. Каин почувствовал себя ребенком, которого ни кто не воспримет всерьез, даже если, тот знает больше чем все взрослые.

Дворец великого строителя и ужасного тирана не опустел с его смертью, но принял человека не от крови его, а олицетворявшего кровь другую, Римскую. Наместник города паломников и народа, чья история берет место из другого конца, но всякий раз возвращается в этот, им стал теперь и Амброзий. Проходящего префекта среди коридоров крытой колоннады встречали доблестные стражи. И вот уже на балконе зардела его тень, он остановился, чтобы получше рассмотреть, кого ему привели. Он увидел мальчишку лет шестнадцати, не больше, его возраст читался по глазам и избитому, но все еще молодому телу. О лице его можно было сказать так – грязь и кровь смешались в бесформенную массу и маску ту одели на лицо. Маркус Амброзий не вошел сразу, а велел умыть арестованного и не пускать, покуда не скажет он. Префект сразу же сел в кресло, как только увели человека, и крикнул, призывая его так же сразу. Было видно что арестованного успели кое-как облить водой, но и от того стало лучше, его лицо уже можно было разглядеть, не мимику, но возможно взгляд.

– Ты совсем юн, как я вижу. Откуда ж ты взялся на мою голову? Ты знаешь, что за время моего правления этот город, так и не достиг волнений в масштабе всего города? Так знай, так оно и будет и не тебе это решать. Говори же, откуда ты родом?

– Это теперь не важно, – ответил Каин.

– Твое дело сейчас стоять прямо и отвечать на мои вопросы. – Маркус посмотрел в сторону, затем подал жест страже, та мигом принялась исполнять приказ. Каина увели в сторону. Скоро арестованного вернули и поставили обратно напротив прокуратора.

–Как твое имя?

– Каин.

– Сколько лет тебе отроду?

– Этого, я точно не знаю

– Знаешь, за что тебя привели сюда?

– Я всего лишь хотел, чтобы они стали добрее, так как знаю, что сейчас они злы, но могут смягчиться. Они подобно животным бояться и от того их зло. Может это и не зло вовсе, они хотят защититься, и мне жаль их. – Каин говорил сухо, будто и не стараясь убедить своей речью. Его тело дрожало от боли, и усталости, голова едва не падала на грудь.

– Этого не было сказано, но я учту слова твои. Пожалел бы ты лучше себя. Ты говорил о боге или о ком то еще? – спросил Прокуратор.

– О боге. – ответил Каин.

– О каком боге ты говорил им?

– Бог один, о нем и говорил я.

– И что же ты говорил о нем?

– Говорил то, что мне известно.

– и что тебе известно? – неряшливо продолжал допрос прокуратор.

– Правда. Правда в том, что ты судишь сейчас самого себя. Воевать ты будешь с самим собой, и воевал уже, в Реции помнишь? Ты совсем один в этом городе и кругом нет ни кого, кто бы помог тебе. Они кричат и их не видно, когда я кричал у того храма меня тоже было не видно, но сейчас я с тобой.

–Ты сумасшедший или пророк, я этого не знаю. Но тебе не место здесь, – в глазах Маркуса появилось не столько удивление, сколько страх.

– Это как раз мое место и идти мне не куда.

– Я дал тебе слово? Я могу решить этот вопрос и иначе, повешу где-нибудь там, за воротами и не будешь занимать ты места вовсе.

– Что же мешает тебе?

– Что ж, ты сам выбрал себе участь, – нетерпеливо ответил прокуратор.

– Это совесть, она держала тебя. Видишь же ты теперь, как мало ей было нужно. Ты считаешь теперь ее свободной. Но ты узнаешь, когда она обманула тебя, не ты ее, а она. Без бога и совесть твоя ни что, да и бога без совести не будет, ты пройдешь мимо него, не узнаешь.

– И он придет? Придет власть и некому править тобой станет, во что превратишься ты, куда побежишь от нее? Нынче одна власть над тобою, власть Кесаря и не тебе судить о том.

– Ты и не представляешь себе, насколько мала его власть надо мной, над тобой и всеми. Власть тяжкое бремя и она ломает хребты палачам. Палач как утес что сбрасывает камни в воду, однажды он и сам окажется в воде, по куску отрывая от себя, по каждому камню.

– Не знаю, кто вложил тебе все это в твое темя, но ты глуп. Ты сам подписал себе приговор. Я не хотел спасать тебя, но попытка моя была. Ни что не спасет тебя, и мне не станет жаль. Не станет.