Рассказы разведчика

Железнодорожный мост через Березину у поселка Елизово (так сейчас называется поселок Октябрь) служит людям и поныне. Если тебе, юный читатель, доведется проехать по железной дороге из Могилева в Осиповичи, то, увидев этот мост, вспомни, как и кем он был отвоеван у фашистов.

4 На связь с партизанами

С началом операции "Багратион" по освобождению Белоруссии в июне 1944 года резко повысилась роль партизанских отрядов, действовавших в глубоком тылу у фашистов на своей оккупированной территории. Они взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны, разрушали линии связи, нападали на комендатуры врага и его гарнизоны в белорусских городах и селах. В буквальном смысле слова земля горела под ногами оккупантов. Появилась необходимость в совместных действиях партизанских отрядов и регулярных частей Красной Армии. Для этой цели командование Красной Армии послало в тыл врага к партизанам несколько небольших групп разведчиков. В составе одной такой группы был и я. Ниже я подробно описываю свои приключения во время перехода через линию фронта и свое пребывание и участие в совместных боях в нескольких отрядах белорусских партизан.

27 Июня 1944 года в только что отвоеванном у фашистов селе Бацевичи я был срочно вызван к командиру полка. Там уже были разведчики – старшие сержанты Федор Акимов и Виктор Кирсанов. Подполковник К.В. Боричевский поднял на нас глаза и сказал:

– Слушайте меня внимательно, посылаю вас троих на связь с партизанами. Вам нужно в районе села Свислочь перейти линию фронта, переправиться на ту сторону Березины, углубиться в лес, найти там партизан и передать им маршрут движения нашего полка, чтобы они смогли координировать свои действия с нами. Все это надо передать на словах, карт и планов вам не даем, сами понимаете почему. Задание срочное, ответственное, ведь вам надо идти к партизанам по занятой врагом территории. Старшим назначаю старшего сержанта Акимова, запомните маршрут движения полка: Свислочь – Новоселки – Каменичи – Лочин – Пуховичи. До Березины вас "подбросят" самоходчики. Где будете переправляться через реку, решите сами. Начало выполнения задания – сейчас, немедленно. Вопросы есть?

Мы стояли перед командиром молча, не зная, что сказать. Боричевский подождал немного и потом сказал:

– Вижу, вопросов нет. Приступайте к выполнению задания.

На улице нас уже поджидали три самоходные установки СУ-76. Каждый из нас выбрал себе по машине, я же забрался в кузов головной машины, моторы взревели, и мы, поднимая пыль, понеслись по улице села Бацевичи. Я с любопытством стал рассматривать внутреннее устройство самоходки – ведь я впервые сижу и еду в ней. Командир машины стоит впереди меня у пульта управления и все время что-то говорит в микрофон. Изредка он высовывает голову за борт, чтобы видеть, как и где двигаются остальные машины. У самоходок этого типа крыши нет, во время дождя ее верх закрывается брезентом, который сейчас скручен в рулон и закреплен ремнями к борту. Кузов со всех сторон огорожен высокими бронированными бортами. Весь центр кузова занимает казенная часть 76-миллиметровой пушки. По левую сторону от пушки у прицельной панорамы сидит наводчик, а позади него – заряжающий. Далеко впереди за рычагами управления сидит механик-водитель. Командир поддерживает с ним связь по внутреннему телефону. Вскоре я обнаружил и неудобства: это теснота и скученность в кузове. Меня сильно качало и бросало на ходу в разные стороны, и я больно ударялся головой о железные выступы кузова. Так вот почему самоходчики и танкисты носят на голове шлемы с резиновыми утолщениями! Я гляжу вперед, и сердце мое радуется стремительному бегу нашей машины, ровному гулу работающего двигателя и упругому, бьющему в лицо, ветру. Кругом, насколько хватало глаз, виднелось заросшее травой и редкими посевами ровное поле. Но вскоре мы въехали в густой и высокий лес. Первые километры по лесу мы проехали без особых трудностей, но потом начались болота и искусственные завалы. Наконец, мы выехали на просеку, которая, согласно карты самоходчиков, должна была нас вывести к железнодорожной станции “Тачанка”. Скорость машин увеличилась. Я стою у борта самоходки с автоматом наготове, на ремне висят подготовленные ручные гранаты. Сейчас, за поворотом, должны показаться первые дома поселка. Есть ли в нем немцы? Вот и поселок, но пока никого не видно. Вдруг из переулка выезжает груженая повозка. С нее соскакивают немецкие солдаты и успевают скрыться за дощатым забором. Лошадь, увидев мчащееся на нее чудовище, развернула повозку и загородила всю улицу. Наша самоходка, не сбавляя скорости, врезалась в телегу и разнесла ее в щепки. Ошалевшая лошадь понеслась в переулок, волоча за собой оторванные оглобли. Из домов выбегают немецкие солдаты, поспешно делают один-два выстрела из карабинов и скрываются за строениями. Я стреляю по ним из автомата. Вдруг раздался сильный удар, самоходка качнулась и резко сбавила ход. "Подбили"– подумал я. В нос ударил едкий запах пороха, стреляная гильза упала на железный пол – это был выстрел из нашей пушки. Я смотрю вперед и вижу, как под откос насыпи скатываются немецкие солдаты. Я хватаю гранату, выдергиваю чеку и с занесенной рукой жду, когда самоходка поравняется с этим местом. Резким движением бросаю гранату вниз и вижу, как после щелчка летит в сторону прижимная планка. Но разрыва не слышу, так как самоходка вылетела на насыпь и понеслась к станции. Я заметил, что Федор Акимов, по грудь высунувшись из "своей" самоходки, тоже бросил гранату под насыпь. Меня охватил задор боя, в груди поднялась волна ярости и я кричу во все горло:

– "Эх, тачанка – ростовчанка,

Наша гордость и краса…"

На станции было еще больше солдат, чем в поселке. Я продолжаю стрелять из автомата по разбегающимся солдатам и орать песню:

– "…Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!"

На большой скорости мы проскочили станцию, проехали еще километра два и остановились в небольшом лесочке. У разведчиков и самоходчиков было приподнятое возбужденное настроение.

– Дали прикурить фашистам!

И вот мы снова в пути. Лес кончился, самоходки выехали на широкую равнину. Впереди в конце засеянного рожью поля виднелось длинное село под названием Вирков. А за ним в болотистой пойме протекала Березина. Машины выстроились в одну линию по фронту и на предельной скорости понеслись вперед, подминая под гусеницы еще не созревший хлеб. Ровно гудят моторы, плавно покачиваясь на рессорах, без толчков несутся к селу самоходки, оставляя за собой широкие следы. "Какой же русский не любит быстрой езды" вспоминаю я гоголевские слова, знакомые еще со школьной скамьи. Только сегодня подо мной не лихой конь, а боевая машина, и мчусь я не на вечернюю прогулку, а в бой с врагом. Село все ближе и ближе. В машине все притихли и замерли, приготовились к схватке. Самоходки, ломая сухие жерди забора, влетели в огороды. Мимо промелькнула приземистая, покосившаяся банька, за ней с оголенной крышей деревянный сарай. Сломав гнилые ворота, наша самоходка с обломками забора на броне, вылетела на главную и единственную улицу села. Точно так же, в клубах серой пыли, на улице появились и остальные машины. Ни одного выстрела! На улицах ни одной живой души – ни немцев, ни мирных жителей. Разворот – и самоходки на большой скорости прошли все село насквозь. Было уже совсем темно. Командир приказал найти большой двор, вогнать в него все три самоходки, замаскировать, и остановиться на ночь.

На другой день командир самоходчиков сказал нам, что самоходки дальше не пойдут, так как впереди на гати все мосты и мостики подпилены фашистами. Мы попрощались с дружным коллективом артиллеристов-самоходчиков и пошли дальше уже втроем. Идем через болотистую пойму по высокой гати. Пахнуло холодной свежестью, скоро река. Но что это? В нос ударил запах дыма и гари. Мы ускорили шаг и вышли, наконец, на берег Березины и увидели, что горел деревянный мост через реку. Пока что пламенем был охвачен всего один центральный пролет, остальные были целы и хорошо просматривались. Мы сделали попытку потушить пожар, но куда там, огонь бушевал свирепо и не давал подойти к себе. Противоположный берег был высоким, и на нем находилось большое село Свислочь. В бинокль мы заметили, что по его улицам ходили празднично одетые жители. Немцев не было видно. Ширина реки в этом месте была не более ста метров. На том берегу мы увидели человека с лодкой. Мы стали кричать и делать ему знаки. Человек заметил нас, сел я лодку и стал переправляться в нашу сторону. К берегу он пристал много ниже и мы побежали к нему. В лодке сидел, поджидая нас, лысый, но еще крепкий с виду старик в старом немецком мундире.

– Здравствуйте, дедушка. Скажите, немцы в селе есть? – спросил я.

Старик долго и внимательно смотрел на нас, потом вдруг встрепенулся и воскликнул:

– Не уж- то наши?

– Наши, наши, дедушка, – подтвердил Кирсанов, – Вы нам не сказали, есть в селе немцы или их нет.

– Какие там немцы! Нет их, со вчерашнего дня нет. Убег фашист, только вот мост поджег напоследок. Чтоб ему ни дна, ни покрышки!

Мы сели в лодку и поплыли по тихой и спокойной реке. Старик рассказал нам, что жители села не спали всю ночь, ждали прихода наших войск. Утром все от мала до велика вышли на улицу.

– Все ждут вас от поселка Октябрь, а вы вот откуда появились. Выходит, что я самый первый вас повстречал- то.

Мы решили не портить праздничного настроения жителям села (три разведчика, это еще не войско), и с помощью старика обошли село огородами и вышли на его западную окраину.

– Вот сюды, по тракту, сначала будут Прудищи, а потом Новая Нива. Все знают, что Новая Нива партизанское село, там и ищите партизан, – напутствовал он нас.

Мы идем по пустынному тракту. По обе стороны его высятся огромные тополя, а за тополями распростерлась заросшая кустарником низина. Устроить засаду в этом месте врагу не представляет никакого труда. Впереди, где тракт выходит из низины, мы заметили какой-то темный предмет, вокруг которого копошились люди. Даже в бинокль не смогли определить, кто эти люди – мешали деревья. Подойдя ближе, мы увидели, что темный предмет есть завязшая в грязи брошенная немецкая грузовая автомашина. Люди, возившиеся около нее – деревенские ребятишки из деревни Прудищи, которые растаскивали по домам немецкие галеты. Увидев нас, парнишки попрятались в кусты и стали наблюдать за нами. Я заметил в кустах одного из них и подмигнул ему. Парнишка высунул свою грязную мордашку и непонимающе смотрел на меня.

– Немцы в деревне есть? – спросил я.

– Немцы? – протянул он неопределенно, потом выскочил из кустов и воскликнул, – Вы наши, да? – и с громким криком "Наши идут" он умчался в деревню. Жители ее старики и дети выскакивали из своих домов, бежали нам навстречу, обнимали и целовали нас. Одна пожилая женщина насильно затащила нас в свой дом, что мы не могли отказать ей. Войдя в ее дом, мы, на первых порах просто-напросто растерялись от чистоты и опрятности комнат. На столе стояли угощения, а в верхнем углу красовалась небольшая иконка. Мы сняли пилотки, и, неуклюже ступая грязными запыленными сапогами и поглядывая на образ, прошли к столу.

– Слава Богу, кончились наши мытарства и терзания, расступилась тьма, и опять пришел светлый день, – сказала старушка. Она встала, подошла к образу и трижды перекрестилась. – А еще говорят, что нет Бога. Есть он, есть, наш всемогущий повелитель и избавитель.

– Бабушка, мы комсомольцы и в Бога не верим, – сказал Виктор Кирсанов.

– Это ваше дело. Вы не верите, а мы верим, если бы не Он, то ни за что бы вам не одолеть черного вopoгa, фашиста проклятого. Это Он помог вам, а вы об этом даже и не знаете.

Мы не стали спорить, и разговор перевели на другую тему. Мы хорошо покушали у набожной старушки, которая была хорошо осведомлена о партизанах и показала нам дорогу в Новую Ниву.

Встреча с жителями села Новая Нива оказалась не такой, какой мы ожидали. Еще издали мы заметили, что в селе был какой-то переполох, люди бегали тревожно по улицам, скрывались в своих дворах. Мы остановили одну бежавшую мимо нас женщину, которая указала на центр села и крикнула: "Там немцы, их много."

Мы побежали в указанном направлении. Вдруг из небольшого переулка вылетела ватага местных ребятишек и остановилась, увидев нас.

– Где немцы? – спросил их Акимов.

– Вон там, они к сараю сбегаются. Мы вам покажем.

– Хорошо, а теперь марш по домам! – прикрикнул на них Федор.

Но не тут-то было. Ребятишки слегка отстали от нас и побежали следом. Мы выбежали из узкого переулка и увидели фашистов. Они стояли у раскрытых ворот большого сарая и о чем-то совещались. Их было четверо, но сколько пряталось в сарае, мы не знали. Увидев нас, эти четверо фашистов скрылись в сарае, затворив ворота. Сарай стоял на задворках села. Мы вплотную подошли к сараю и постучали в ворота.

– Фриц, выходи! – крикнул Акимов.

В ответ молчание. Я начал кричать по-немецки, а Акимов дал очередь из автомата в воздух. И тут медленно со скрипом стала отходить одна половина ворот, образовав узкую щель, в которую с гранатой в руке протиснулся Акимов.

– Руки вверх! – крикнул он.

Мы тоже вошли в сарай и увидели вражеских солдат в дальнем углу с поднятыми руками. Их оружие – автоматы и карабины, было сложено в одну кучу в центре сарая. Так мы взяли в плен шестнадцать бродячих солдат противника, которые не оказали нам сопротивления. К нам подошла группа местных жителей, в которой мы заметили молодого вооруженного парня с красным бантом на груди.

– Партизан? – обрадовано воскликнул я, подбегая к нему.

– Павел, связной партизанского отряда, а вы красноармейцы?

– Ты нам, как раз и нужен, – сказал я, хлопнув его по плечу.

Мы объяснили ему свою задачу и попросили его проводить нас в какой-нибудь партизанский отряд. Павел охотно согласился. Через местного старосту мы достали четыре конных повозки, на две из них усадили пленных немецких солдат, многие из которых оказались больными, на третью погрузили их оружие. На неё же уселся старший сержант Виктор Кирсанов и вместе с пленными отправились в поселок Свислочь, где по нашему предположению уже должны быть наши. На четвертой повозке я, Павел и Федор Акимов отправились в лес. Через несколько часов трудной ухабистой дороги мы въехали в какую-то небольшую деревеньку. Наш проводник остановил лошадь у крайней, вросшей в землю избы. Забор был сломан, большинство окон были выбиты и заткнуты соломой.

– Вы посмотрите, кого я привез! – воскликнул наш проводник, бесцеремонно проталкивая нас в избу.

– Боже мой, да не уж-то наши! – воскликнула, стоявшая у печи женщина. Она выронила из рук ухват и кинулась на шею Феде Акимову. С печи сполз тощий старик, схватил меня за руку и потащил поближе к окну, чтобы получше рассмотреть меня. Оказалось, что проводник Павел привез нас в свою родную деревню, и сейчас мы находимся в его доме. Женщина с ухватом была его женой, а старик – отцом. Видимо, он сделал порядочный крюк, чтобы нас, как самый драгоценный подарок, привести сюда. Мы плотно поужинали, отдохнули, и, когда на дворе стало совсем уже темно, снова отправились в путь. Жители этого села почти все собрались в доме проводника и никак не хотели нас отпускать. Здесь были все свои, все партизаны, немцы в деревню вообще не заглядывали, боялись. Но жители были постоянно начеку.

Несколько часов мы ехали в полной темноте, и мне было не понятно, как Павел выбирал путь. Обняв свой автомат руками, я примостился на краю телеги и вскоре заснул. Только под утро мы приехали в отряд партизан. И не просто в отряд, а в объединенный штаб партизанских отрядов. В его подчинении были все партизанские отряды, расположенные в треугольнике Бобруйск – Минск – Борисов. В сопровождении вооруженных партизан нас провели в бревенчатый домик и представили командиру объединенных партизанских отрядов полковнику Фелиновскому. Он выслушал мой сбивчивый рассказ, из которого понял, что мы являемся бойцами одной из действующих частей Красной Армии и посуху по занятой врагом территории пробрались в его штаб. Только один этот факт для партизан имел огромное значение. Полковник немедленно собрал весь свой командный состав и, указывая на нас, сказал :