Путь олигарха Иван Яцук

– А когда у них начало сезона? – спросил он.

Скляру надоела игра в учителя и ученика: вопрос- ответ, вопрос- ответ. Он хотел отрезать: откуда я знаю; я что, технологом там работаю. Но он играл специалиста по комбинату и вынужден был отвечать.

– По-моему, они работают круглый год, но основной сезон начинается с поступлением томатов и кабачков. Это середина августа.

Кардаш больше не задавал вопросов. Проехали Николаев.

–Здесь у нас работает крупный поставщик– фирма «Сандора», слышал?– в качестве информации сообщил Глеб.

– Мы с ними тоже работаем,– вяло ответил Скляр, уже начиная изнемогать от духоты.

– Я тоже склонен к полноте,– сказал Кардаш, глядя, как покрылся потом Олег.– Наследственность. Мой батя весит 125 кг. Но я держусь. Советую и тебе держать себя в руках, это полезно во всех отношениях.

– Резерв у вас еще большой, – в своем духе ответил Скляр,– а вот я подбираюсь к вашему бате. И ем вроде бы немного, и двигаюсь достаточно, а дует, как шарик.

– Этим надо серьезно заниматься, – учительским тоном сказал Кардаш.– Проконсультироваться с врачом, сесть на диету. Я, например, после семи вечера не ем. За редким исключением.

–Да куда уж серьезнее, – с досадой сказал Скляр.–Днями иногда не ем. –Он не стал далее распространяться на эту больную для него тему, внимательно посмотрел на шоссе.– По-моему, километров сорок осталось. Эх, сразу бы в Днепр.

– Ничего, потрудимся и воздастся,– поповским голосом произнес Кардаш и после некоторого молчания подвигал плечами, приводя себя в рабочее состояние.

– Так, Олег…как тебя?

– Владимирович,– подсказал Скляр.

– Так, Олег Влдимирович, еще раз прокрутим пленку: мы с вами знакомы несколько лет, дружим фирмами, семьями. Как, кстати, зовут твою жену, ребенка?

–Жену зовут Диана, Дина, детей пока нет.

–Дина, Дина,– промямлил Кардаш губами и продолжал:– связи в Совете Министров, Секретариате Президента, Верховной Раде. Рабочие отношения со многими фигурами в СНД. Финансовое состояние прочное.

– Надеюсь, оно в самом деле такое? – спросил Олег.

–В противном случае я бы в эту дыру не ехал. Конечно, не настолько, чтобы содержать комбинат, но, чтобы его поиметь, вполне достаточно.– Кардаш громко засмеялся своему каламбуру. –Я это так– шутки ради,– он тут же поправился:– и вообще, понты в нашем деле – вещь совсем не лишняя, надо только делать это тонко, невзначай,– тоном наставника самодовольно сказал Глеб.

Скляр вспомнил, как он сам понтил, и мысленно усмехнулся. «Наверно, твоим сотрудникам работать с тобой не очень весело,– почему-то подумал Олег.– Я бы наверное, не смог».

И вот понеслись улицы Днепровска – странное сочетание села, поселка городского типа и среднего масштаба областного центра. Теперь командовал Скляр, хотя и он не помнил точного маршрута. Все-таки доехали. Когда машина повернула с одной из центральных улиц направо, Олег сделал знак остановиться. Все вышли из машины. Они оказались на верхотуре. Дальше дорога шла вниз, спускаясь к Днепру. Взгляду Кардаша представился Днепр – толстая, серебряная змея, сверкающая бликами полуденного солнца. И рядом здания, трубы, подъездные пути, пристань, баржи, огромные резервуары для горючего – все в зелени огромных кряжистых деревьев и молодой поросли, а далее, сколько видит глаз, заливные луга, живописные рощицы.

– Да-а,– восхищенно произнес Кардаш, пораженный масштабами увиденного,– махина!

Теперь, когда приезжие сели в машину и покатили вниз, к проходной, пора рассказать о комбинате подробнее.

Глава восьмая

Как и многие крупные предприятия в Советском Союзе, комбинат представлял собой «город в городе». Такой «город» управлялся самостоятельно, располагал своим судом и прокуратурой, роль которых исполнял юридический отдел заводоуправления. Он мог выиграть любое дело, запроторить в тюрьму любого и, наоборот, вытащить любого из самой безнадежной ситуации. Такие предприятия в последние годы Советской власти обзаводились собственной службой безопасности, оснащенной техническими средствами и кадровым составом похлеще государственной и способной помочь исчезнуть с лица земли любому неугодному человеку. Появилась такая служба и на комбинате. Крупные предприятия применяли собственные системы оплаты труда, подготовки кадров, внедрения научных достижений.

Система ОРСов – отделов рабочего снабжения обслуживала такие предприятия, и здесь можно было купить то, чего не было даже на складах областного управления торговли. Санатории, поликлиники, дома культуры, стадионы, профессиональные училища, научно-исследовательские институты, проектные и конструкторские бюро, комбинаты бытового обслуживания – все это входило в состав таких конгломератов и все было доступно сотрудникам предприятия.

Смена директора почти ничего не меняла в жизни таких монстров индустрии, а тем более в жизни нижестоящих звеньев. Хотя и встречался иногда свой Петр Первый, перекраивающий под себя всю систему гиганта. Но чаще всего такой Петр и создавал такой колосс, а последователи лишь вносили косметические изменения, ничего не меняя в принципе. Их задачей оставалось поддерживать установленный порядок.

Любой из таких руководителей мог стать министром или первым лицом в партийной иерархии области или республики. Но все равно хозяин такого предприятия неохотно шел даже «на министра». Любая другая должность означала понижение или опалу. Авторитет руководителя был неоспорим, несмотря ни на какие ограничения: партком, профком, райком и так далее.

Комбинат был коллективным общежитием и принадлежал всем его сотрудникам. Здесь справляли свадьбы, рожали детей в подведомственном родильном доме, дети ходили в ближайшую подшефную школу, затем поступали в училище, принадлежащее комбинату. Те, кто проявлял способности, поступали в институты, становясь стипендиатами комбината, потом возвращались на родное предприятие инженерами, технологами, юристами, врачами.

Здесь провожали в армию и здесь же встречали «дембелей», отсюда провожали на пенсию и в последний путь, причем все расходы до копейки брал на себя комбинат, выплачивая даже единовременное пособие. Пенсионеры приходили сюда, как к себе домой, иногда по делу, а чаще только чтобы подышать воздухом производства, которому они отдали всю свою жизнь без остатка, почувствовать его мощь, здоровый ритм, побеседовать с товарищами – такими же пенсионерами – или с теми, кто оставался еще на работе, или по-отечески с зеленой молодежью, как наставники, хранители традиций, носители общественной морали. Их товарищеский суд был подчас строже, чем разное начальство, и переживался больше, чем скандал дома.

Когда комбинат просил, трудоспособные пенсионеры становились на свои рабочие места, помогая вытягивать производственный план и лучших работников нельзя было найти на стороне. В распоряжении ветеранов находились две просторные комнаты, телефоны: городской и внутренний – музей трудовой и боевой славы. В честь дня Победы для всех участников войны после митинга устраивался большой праздничный обед с концертом художественной самодеятельности.

В общем, даже находясь на пенсии, люди активно участвовали в трудовой жизни комбината. Неудивительно, что старики жили очень долго. Нескольким отметили столетие. Привозили на машине или ездили домой к тем, кому стукнуло 90 и больше. А тех, кому было за 80, и сосчитать было трудно.

Потому так болезненно весь окружающий комбинат рабочий поселок воспринял перебои в работе комбината и те перемены, которые принес с собой развал великой страны. Произошли перемены не только в жизни Украины, но и в жизни самого комбината. И перемены не в лучшую сторону. Жизнь требовала сокращать производство, сокращать количество работающих. Но имел ли моральное право директор Кирилюк подписывать приказ о сокращении штатов или о сокращении социальной помощи? Любой командир имеет право послать своих подчиненных в бой, но никакой командир не имеет права приказывать бойцам сдаваться. То же самое касается производства. Директор может уволить одного-двух разгильдяев, может давать задание на расширение производства, но как давать приказ на сокращение производства, на сокращение персонала, когда приращение производства было святым делом на протяжении десятков лет? Какой авторитет устоит перед этим кощунством? И Кирилюк старался изо всех сил, чтобы не допустить такого надругательства.

Сокращение хотя бы одного звена означало порыв всей цепи. Уменьшение льгот воспринималось, как личное оскорбление, а к оскорблениям на комбинате не привыкли. Потому Кирилюк и слышать не хотел ни о каких сокращениях, подписывал заявления о материальной помощи, хотя денег в заводской кассе почти не было. Долги росли, а ожидаемых перемен в политике государства все не было. У Виталия Семеновича появилась бессонница, раздражительность, высокое давление, приступы необъяснимой депрессии. Падал авторитет, чаще случались разговоры на повышенных тонах, ссоры, разногласия между заместителями, возражения по делу и не по делу, распространялись нелепые слухи и толки и тому подобные напасти, свойственные раздраю в обществе и упадку.

На государство уже почти никто не надеялся, ждали чуда: мифических инвесторов, способных завалить комбинат золотыми слитками, с голову величиной. Говорили, что Украина вот-вот опять попросится в Союз, все восстановится и пойдет прежним порядком, а нынешних бизнесменов посадят в тюрьмы, как спекулянтов и живодеров. Каждый день называли то одну, то другую крупную фирму, которая якобы согласна купить комбинат и надо только уладить мелочи. Люди, измученные систематическими невыплатами зарплаты, были согласны и на это, в душе надеясь, что в остальном все пойдет по-прежнему.

В глубине души на это надеялся и сам Кирилюк. Мол, пусть дают деньги, а мы тут сами с усами и знаем, как их лучше потратить. Откупимся со временем и распрощаемся со всеми этими барыгами. Толком никто еще не знал, что такое капиталистический способ производства. Только предстояло узнать.

Скляр с Глебом зашли на проходную. На этот раз Олег не ломился напролом, а позвонил по внутренней связи. Вера Феликсовна не поднимала трубку. Пришлось звонить директору. Виталий Семенович, выслушав, попросил передать трубку вахтеру:

– Пропустите киевскую машину и без проволочек там.

В это время со второго этажа спустился начальник службы безопасности. Он сверху тоже заметил подъехавшую машину. Вахтер уже собрался идти открывать ворота, но Анатолий Федорович его остановил:

– Я сам открою.

Вахтер подошел к нему вплотную и зашептал. Сидоренко хмуро выслушал и молча пошел к воротам. Когда ворота разъехались в сторону, службист стал посередине, не пропуская машину.

– Я начальник службы безопасности комбината, – угрюмо представился он, – прошу всех выйти из машины.

Все трое покорно вышли, недоуменно переглядываясь.

Сидоренко осмотрел салон машины, затем взглядом нашел водителя и показал на багажник. Саша поспешно и суетливо поднял крышку багажника, в котором лежали две пустые канистры из-под бензина, который они брали в дорогу, чтобы не стоять в очередях на автозаправках, часто закрытых вообще. Службист убедился, что они пустые.

– Покажите документы.

Он долго проверял паспорта, демонстративно сверяя фотографии, заглянул в прописку, потребовал документы на машину, тоже их долго просматривал.

– Нас ждет директор, – нетерпеливо сказал Скляр.

– Ничего, подождет, – был хладнокровный ответ.

Сидоренко обошел еще раз машину, осмотрел номера и, не найдя к чему придраться, наконец, возвратил все документы.

– Теперь можете ехать,– сказал он с каким-то удовлетворенным ехидством.

–Я вижу, директор вам не указ, – не выдержал Олег.