Путь олигарха Иван Яцук

«Так и надо делать дела»,– тоскливо подумал Бойко, а вслух сказал:

–У меня семья, я ее не предупредил.

–Я, конечно, поеду, – вызвался Скляр.– У меня там личный вопрос.

– От вас требуется подтвердить, что я – это я, и во-вторых, вы будете гарантом, что это не лажа. На этом ваша миссия кончается, – закончил Кардаш.

Олег красноречиво крякнул: мол, мы все понимаем, что к чему.

– Завтра встречаемся здесь в пять утра. Никого предупреждать не надо: я хочу сам увидеть все в натуре.

Выезжая со двора, заполненного фурами, Бойко с беспокойством говорил:

–Теперь мы оказались в положении Веры Феликсовны. Мы его знаем без году неделя, а уже гарантируем с одной стороны, с другой … На хера нам это надо? Лично меня уже не прельщают даже эти пять тысяч. Мало ли чего может случиться…

– Ну не пей тогда шампанского, – желчно ответил Скляр, – Вечно ты, Юра, чем-то недоволен. Ну, нельзя так. Все гарантии я вижу у них во дворе, на складах, в офисе. Видел, сколько фур грузится, выгружается? Вот и все гарантии. Положение отца можно проверить. Это тоже о многом говорит.

– Фуры – это еще не все. Они могут быть и чужие.

– А замминистра?

– Это мы проверим.

В конторе Скляр набрал приемную министра стекольной промышленности.

– Будьте добры, назовите фамилию, имя и отчество заместителя министра.

–Какого? – преспросил нетерпеливый женский голос.

– Кажется на букву «к». Мы здесь письмо ему пишем.

– Вы имеете ввиду Кардаша Платона Александровича, первого заместителя?

–Совершенно верно, спасибо.

Все правильно, – положив трубку, сказал Олег Юрию Федоровичу. Все в порядке. Ресторан отменяется. В Днепровске погуляю.

– Зазноба? – хохотнул Бойко.

Олег шутливо показал ему кулак.

На место они приехали после полудня. Самое невыразительное, утомительное время. Тусклый, пыльный, душный Днепровск не поражал воображение киевлян. Не хватало только лужи со свиньей для полного представления о провинциальном городе. Весь 500- километровый путь промчались, как ветер, на ходкой «БМВ-шке». Несмотря на июль, то есть разгар курортного сезона, на дорогах было пустыно и тихо. Что поделаешь – время экономического кризиса, которого Украина не знала с царских времен. Не было нарядных, праздничных отпускников, неторопливо едущих с домашним скарбом на крышах машин, а если и проедет одинокий автотурист, то за рулем нахохлившееся, хмурое, озабоченное лицо. Не слышно детского крика, звонкого смеха, улыбающихся, милых детских рожиц.

Нет бензина на заправках, нет денег, засилье бартера, обмениваются, кто чем может, как при первобытно-общинном строе. Нет машин, везущих строительные панели, перекрытия, целые секции квартир. Строительство замерло, как в сказочном берендеевом царстве или как останавливается картинка в кинокадре, когда происходит порыв пленки; застыли башенные краны, стоят недостроенные дома, на земле валяются квартирные блоки, которые, кажется, вот-вот поднимут наверх и установят; машины не везут песок, глину, кирпич, бетон. Уныние и тлен по всей стране.

– М-да, невесело,– как-то по дороге сказал Кардаш, глядя по сторонам.– Когда же начнется этот долгожданный подъем? Все обещают и обещают… По всем законам политэкономии пора бы уже подниматься.

– Раньше в Союзе показывали фильмы о великой депрессии в Америке,– поддержал разговор Скляр.– Никто не думал, что и у нас будет такое. Чем больше критиковали капитализм, тем меньше люди верили в это. Наоборот, все ожидали, что придет капитализм, и все полки будут ломиться от изобилия, все будут ходить свободными и обниматься друг с другом. А недостатки – это все фигня, пропаганда. Вот вам и пропаганда налицо. Хорошо еще, что явного голода нет, хотя смертность увеличилась в два раза. Как-то и кусок в горло не лезет, когда у соседа есть нечего.

– Ну насчет куска ты загнул, – нехотя возразил Кардаш.– Все-таки Украина –житница Европы. Временные трудности. На Западе подсчитали, что эффективными собственниками могут быть не более 10 процентов населения. Остальные должны находиться в подчиненном положении. Это на Западе, где капитализму более трехсот лет. А у нас этот процент еще меньше. И ничего в этом страшного, неравноправного нет. Переболеем, выстроимся по ранжиру и будем знать, кто есть кто; кто за что отвечает, а то ведь у нас по Аркадию Райкину: сидит завсклад, как простой инженер, в первом ряду. Нет, извините, в первом ряду должны сидеть эти десять процентов собственников, которые поддерживают экономику и порядок в стране. Остальные – дальше, дальше и так до самой галерки. А у кого и на галерку не хватит– слушай соловья в лесу, он тоже складно поет.

– Не знаю насчет процентов,– вклинился Скляр, – но раньше приезжаешь в село: есть хаты получше, есть похуже, но все ухожены: садочки, палисаднички, чернобрывцы, хризантемы осенью. А теперь? Заколоченные окна, трава во дворе, одну-две старухи встретишь – больше никого. Остальные в город подались, за границу. А в городе то же самое – застой и вырождение.

– Работать не умеем, – бесцеремонно прервал его Кардаш,– на себя еще кое-как, а на хозяина вроде бы и не надо добросовестно работать, даже козыряют этим: «Что я на него вкалывать буду? Да пошел он!». Но тебя никто не заставляет работать. Ты сам пришел, договорился: я тебе – ты мне. Ну и выполняй договор. Больше сделаешь – больше получишь; качественнее сделаешь – тоже больше получишь.

Где же здесь эксплуатация? Откуда же хозяин возьмет деньги, если ты гонишь брак или, вообще, только куришь? Нет, норовят украсть, а не заработать. Это наш менталитет, отсюда все наши беды. Найди в немецких, английских, французских сказках, чтобы даром что-то досталось. А у славян сплошь и рядом: золотая рыбка, щука, скатерть-самобранка, меленка, что сама мелет, тому подобное. Халява сплошная.

Также и с лозунгами. Сколько труда надо затратить, чтобы что-то построить, создать, как трудно людей на это поднять. А вот поделить – на это мы все мастера, здесь мы все – первые. « Сарынь на кичку», «Грабь награбленное», «Экспроприируй экспроприаторов», «Заводы – рабочим, землю – крестьянам», «Хлеба и зрелищ»– лозунги вечные, как мир, начиная от афинского демоса и кончая лозунгами большевиков.

«Хорошо тебя учили в Гарварде, как им надо, – думал Скляр, не решаясь вступать в открытую полемику с Кардашем, от которого так и несло высокомерием. Первое впечатление о своем спутнике, как об интеллигентном, не слишком приспособленном к бизнесу человеке, ушло бесследно. Перед ним был умный, холодный хищник. «Хотел бы я видеть, как бы ты говорил, будучи сыном слесаря или пахаря» – носилось в голове Олега, пока он слушал Кардаша.

–Думаю, дело в психологии, – продолжал размышлять Скляр вслух, так как оба устали молчать в дороге. Он старался не углубляться в спор, а уйти в шутку.– Расскажу анекдот. Приятель спрашивает другого: Вася у тебя такая красивая жена, но бля-а-дь!Как ты с ней живешь? Вася отвечает: есть люди, которые предпочитают есть черную горбушку в одиночку. А есть, что едят торт все вместе. Я отношусь ко вторым».

Заулыбался даже молодой водитель.

– И в жизни так,– продолжал Скляр.– Один хочет быть Наполеоном, а другой – цветы выращивать в свое удовольствие. Когда римляне послали за Диоклетианом: мол, возвращайся на трон, он им ответил: что мне ваш трон – посмотрите, какую капусту я вырастил!

– Если хочешь копаться – так и копайся, – зло возразил Кардаш, видно, это его раздражало. – А многие хотят по-другому: чтоб и не копаться, и иметь машину, и виллу, и на Гавайи ездить. Ходят с плакатами, обиженные.

– По телевизору красивую жизнь показывают,– поддержал Скляр.– Звезд всяких. А не показывают, чего им это стоит, сколько трудов, пота, слез пролила звезда, через сколько унижений прошла, прежде чем стать звездой. А тысячи других так и не стали. И чем работа сварщика хуже работы певца? Артистов раньше и за людей нормальных не считали, хоронили рядом с кладбищем. А теперь артист получает миллионы, а сварщик копейки.

– Артист обслуживает миллионы. И потом умница, талант. А талант должен цениться высоко, – хмуро сказал Кардаш, как нечто, само собой разумеющееся.

– Что-то я не нахожу уникального в этих певичках, голосами похожих друг на друга и которые почти голяком шастают по сцене.

– Важен принцип. Другое дело – просчеты продюсеров, режиссеров и так далее.

– Но раньше у нас существовал принцип: каждый по мере сил делает то, к чему он приспособлен более всего. Певцу бог дал хороший голос – вот он и работает голосом. Чем он лучше того, кому бог дал умение шить? У Лемешева был лучший тенор в мире. Однако он получал твердую ставку в своем театре и не бедствовал, но и не шиковал, не покупал дворцы во Флориде, пропев два-три сезона, как у нас теперь делается.

– На Западе такого нет,– с откровенным раздражением сказал Кардаш, раздосадованный оппозицией Скляра, хоть и осторожной. Глеб Платонович не считал спутника достойным оппонентом. –Там Майкл Джексон есть Майкл Джексон. И других таких нет. Поэтому и зарабатывает миллионы.

Скляр уловил перемену в настроении спутника и не стал спорить дальше. Беседа оборвалась. Так проехали еще сто километров.

– Давай еще порассуждаем,– наконец предложил Кардаш, поерзав на сидении от долгой езды. Он оглянулся на Олега, сидящего сзади: не спит ли тот. Но Скляр не спал. Было уже позднее утро, начинало припекать. Олег потихоньку потел и стыдился, что запах его тела распространяется по салону. Это было одним из его пунктиков в отношениях с людьми и, в первую очередь, с женщинами.

– Вот говорят, допустим, о социальном партнерстве, – начал Кардаш, полуобернувшись к Олегу,– но это партнерство предполагает какой-то уровень социального самосознания с обеих сторон, взаимной ответственности.

– Не уверен,– опять возразил Скляр помимо своего желания, потому что сам еще недавно ходил в «низах». Он понимал, что Кардашу больше нужен не спорщик, а слушатель, но никак не мог побороть в себе дух сопротивления.– Все эти шикарные особняки, «Мерсы», роскошные виллы в Европе, чаевые по тысяче долларов где-нибудь в Ницце, а у себя на заводе: « Извините, денег нет» – как-то не располагают к социальному партнерству. Вот и вся ответственность.

– Это явление есть,– нервно согласился Кардаш, уже глядя вперед,– но это идет от нашего менталитета и низкой культуры зарождающейся национальной буржуазии: ударить шапкой оземь: разорюсь, а свадьбу богаче всех сыграю; хоть чем-нибудь да выделиться. А большинство бизнесменов вкалывают с утра до поздней ночи, так или нет?

Скляр утвердительно кивнул головой.

– Так вот, и за свои деньги переживаешь, и чтобы люди твои не голодали, тоже беспокоишься. А с другой стороны полное непонимание. Исторический пример. Металлист царского Петербурга – так тогда называли токарей, фрезеровщиков, слесарей – имел самый высокий процент заработной платы в общей структуре производственных расходов во всем мире.

Что-то я выражаюсь слишком сложно. Короче, заработная плата В Петербурге доходила до 70 процентов общих расходов производства. Еще проще: если изделие стоило 100 процентов, то 70 из них составляла заработная плата. В Европе в то время – только 40. Неплохо, да?

Нет, показалось мало. Большевики тогда носились с теорией прибавочной стоимости по Марксу. Прибавочная стоимость составляла 30 процентов – караул, грабят, эксплуатируют! Но забыли, что это изделие надо соскладировать, сохранять, охранять, перевозить, рекламировать и продать, и в каждом звене оставить кусочек прибыли – иначе, кто же будет работать даром.