– Ты видишь тучку, но не небо. Ты хочешь, чтобы за тебя вопросы решили те, кто этого сейчас, да и раньше, не могут сделать. Зачем тогда ты землицу топчешь, если на Перуна или на кого-то еще полагаешься? Кто ты, если ты не научен действовать здесь и сейчас сообразно ситуации? А не кажется ли тебе, что христиане, которых ты не переносишь, очень даже неплохо так усвоили главное правило: сказать можно, что угодно, но все решают сила и реальные действия. Гривны и куны – сила, равно как злато и серебро. Варяги куплены, многим заплачено за смерти. Ведь власть позволяет собирать дань, следовательно, силу, накапливая богатства. И не говори мне о Прави. Время Прави уже вышло. Среди богатых и зажиточных жителей Киева ее немногие соблюдают. Зачем Правь, когда она говорит, что богатый родич обязан поделиться с бедным? Кто из богатых хочет безвозмездно делиться или отдавать куны в общину или в ремесленные цеха, или на воев?
– Родич всегда поможет родичу, как и правич всегда поможет правичу, – усмехаясь, высказался Сварий.
– Так ты из которых? – не моргнув и глазом, спросил Кудес.
– Я и правич, и родич.
– Похвально, но то, что ты сказал – уже в нашем времени пережиток, – слегка усмехнулся Кудес. – Не все тебя поймут, перн.
– Хочешь, чтобы я от Перуна отошел?
– А зачем? Чтобы отходить, надо знать, куда потом идти. Ты повязан служением. Оно мешает тебе трезво и беспристрастно взглянуть на вещи. Все, что бы я ни говорил, ты отметешь. Так зачем мне хотеть?
– А кому служишь ты? Руси?
Ответ Кудеса слегка ошарашил Свария:
– Я не служу Руси, не нанимался. Ты же хочешь бога у себя за пазухой иметь и по нему свою жизнь сверять. А зачем тебе кто-то посторонний? Что в тебе есть от Перуна? Кто он и кто ты? Ты задумывался над этим?
– Чем-то ты мне миссионера-христианина напоминаешь, – ярясь, процедил сквозь зубы Сварий.
– Боишься меня? Это не ты, а меня опасается то, что есть в тебе. Вот ты на меня, словно на врага, и смотришь. Вроде бы как я твою веру хочу куда-то забрать, лишив тебя ее. Только ты не хочешь посмотреть пристально в себя. Твоему взгляду может предстать нечто неприглядное и совсем не благочинное.
– Волхв, ты предал наших кумиров, – глядя чуть мимо Кудеса, сделал вывод Сварий, но Кудеса его слова совсем не смутили.
– Я свое слово до тебя донес. Теперь твое время пришло. Я тебе даже почти прямо сказал, что делать. Может, я и поторопился, но все-таки я предупредил тебя об опасности. Зри в корень, читай ходы противников. Ты яришься там, где надо быть тихим и дело свое делать. Не успокоишься – проиграешь. О себе не думаешь, о семье позаботься. После твоей смерти жена и дети быстро со свету сойдут. Не шучу, говорю, как зрю. Надо будет, я тебя найду. Долгий разговор у нас с тобой вышел. Еще немного и свет с тьмой начнёшь путать.
Кудес слегка кивнул и встал с лавки, а за ним поднялись и мы. К заходу солнца в тот день мы уже были в Киеве. Подбросили нас на санях в стольный град. Там и ночь провели, а утром встали, немного погодили, а потом добрались без приключений в богатырское поселение. Кудес после беседы был тих, можно сказать даже печален. Тем не менее, озорной огонек то и дело проскакивал в его глазах. Волхв знал, что делал, раз совершил такой рискованный ход. На что был расчет, я понял даже не весной и не летом, а в последующие годы. Кто бы что ни говорил, а события под конец 987 и в начале 988 года развивались стремительно и так, как никто не предполагал.
На этом, пожалуй, завершу первую главу, сразу же вслед за ней прикладывая вторую. Легко мне пишется. Отзвук утраченной воли и еще чего-то, в чем не сразу отдаешь отчет, чудится мне в неспешном ходе времени. Многое написал, но еще больше вижу надобность сказать в будущее тем, кто не глух и не слеп, не безразличен к себе и к тому, что было и есть на Руси.
Глава 2
Знамение
Зима, что ни говори, время для размышлений. Когда после празднеств надоедает спать, а голод тебя не мучает, как и мысль о том, что надо же как-то встретить весну не на голодный желудок, тогда ты иной раз предаешься задумчивости. Видения то и дело встают перед тобой. Раньше, может быть, ты бы и не уделял им внимания, но ныне уж слишком явственны картины что прошлого, что вот-вот наступающего будущего. От них не уйти и не скрыться. Более того, может, если бы тебе надо было бы что-то делать, то картины грядущего не так бы беспокоили тебя, а так они гложут тебя. Хочешь или нет, а приходится вести речи с Кудесом, который вроде бы и мало что делает, но всегда наготове. Нет соревнований, а Кудес только лишь меня все больше уму-разуму учит, причем так, что его наука учением, как я вижу сейчас, и не является.
Добронрав также частенько со мной речи ведет. Волхв свеж. Уже успел восстановиться. Глаза весело глядят на тебя. Добрушка, как его называет Кудес, мог бы и сам богатырем быть, но не хочет. Да и Кудес молвит, что не его это дело. Добронрав у нас в поселении – главный смотрящий. Зрит волхв, хоть и не все, как считает Кудес, видит. Твердислав ему помогает. Он в отличие от Добронрава все больше мечом помахивает да копьем водит. После резни, которую варяги устроили в Аратыни, Твердислав понял одно: если он сам себя не защитит, то это делать будет некому. Волхв в нем не могу сказать, что спит, а немного по-другому себя проявляет. Только сейчас я начинаю понимать радение Кудеса и всю глубину его идеи по поводу богатырской школы и богатырского радения. Князь, по крайней мере, пока что к нам претензий не предъявляет. Есть свои люди у нас возле князя. И эти люди иногда дают весточку.
Варгун, княжий муж и воевода, во многом обличенный княжеским доверием, прибыл к нам в гости как раз после морозов, когда они слегка пошли на спад. Среднего роста плечистый и крепкий Варгун, что называется, чуял издалека, что и где может начаться. Я хотел вместо себя Кудеса ввести в дело, как главного, но волхв не пожелал такой чести. Глядя чуть мимо меня, Кудес сказал:
– Илюша, привыкай быть главным, а не за мою спину прятаться. Ты у нас глава мужей, богатых силой. Ты с князем говорил, тебе и ответ держать. Учись свою простоту как оружие использовать. Веди себя так, чтобы кто угодно, кто с тобой речи вести будет, говорил то, что нам нужно. Понял?
– А от чего со мной так должны речи вести?
– А потому, что надо быть таким, чтобы тебе хотелось сказать главное. Вражды, Илюша, в тебе быть не должно, только лишь участие и тишина, да интерес к людям. Делить их на богатых и бедных нет смысла. Главное что? Зреть суть. Этому надо учиться. И тут я тебе могу только лишь намекнуть. Как это делать, ты сам для себя поймешь. Варгун нам не враг, но, что точно, нам ему себя нараспашку раскрывать не стоит. Говорить нужно ровно столько, сколько требуется. Меру определишь сам.
Варгун, надо сказать, за стол с мужами не отказался сесть. Слово молвил мужам, пошутил, похвалил наше радение, лестные слова, но без излишней похвальбы, об Алеше сказал. Умел воевода слово молвить. Мне знак дал. Я подошел, а воевода и говорит, слегка щурясь:
– Надо бы мне слово тебе молвить. Куда пойти можно? Или во дворе на морозце поговорим?
– Так изба у нас есть для сходов. Там горница. Никого нет. Можем и там словцом перекинуться.
Воевода кивнул. Было что-то в его облике не то, чтобы напряжённое, скорее задумчивое, как будто Варгун заранее искал выход из ситуации, в которую еще не попал. Буйные думы не пролегали в морщинах на его челе, но, что было точно ясно, воевода для себя хотел что-то прояснить. И он, и Вышеслав были тогда одними из первых лиц русской партии при князе. Не могу сказать, что чурались они варягов, но точно им не благоволили. Воевода перед тем, как начать со мной беседу, спросил:
– А Кудес где? Его с нами не будет?
– Нет Кудеса в поселении. Куда пошел, не сказал.
Варгун только лишь кивнул и произнес, начиная беседу:
– Весна скоро. Походу быть при любом исходе. Ромеи не то, чтобы отказываются от Анны, но, видать, хотят Владимира к себе в гости.
– Полагаешь, что это – их хитрый ход?
– Шатают князя, – убежденно проговорил Варгун. – Князь пойдёт на Корсунь (Херсонес). Там и свадьба будет. А иначе, зачем война?
– Так прижимают русичей, обиду чинят купцам…
Варгун только лишь вздохнул и уведомил:
– Кабы так было, то жили бы мы и не тужили. Ты в поход пойдешь?
– Так не зовут.
– Владимир о тебе справлялся. Через меня предложение передает тебе. Что мне ответить?
– Так подумаю я. Куда спешить? Реки еще стоят.
– К чему склонен ты?
– Нам бы в здешних местах дело делать, – не стал я скрывать предпочтений.
– Оно верно, – поддержал меня воевода и задумался.
Было видно, что он хочет что-то сказать, но не решается.
– Поход, скажи, как опытный воевода, долгим и трудным будет?
– А сам-то, как думаешь?
Веселые искорки при этом появились в глазах Варгуна.
– Если жениться, то не очень. Мир будет с ромеями.
Варгун лишь покивал слегка мне в ответ, соглашаясь, после чего перевел беседу на другую тему:
– Князь уйдет, а вместо него Рудый Пес будет Киевом править. Лучше было бы, если бы Добрыня остался. Он все-таки больше наших кровей, хотя и наполовину хазарин.