Ван дер Деккен. Дневник капитана. Метаморфозы. Первые экзекуторы

Ван дер Деккен. Дневник капитана. Метаморфозы (первые экзекуторы)
Иван Германович Сутормин

Бабочка не сразу стала красивой Перед тем, как стать Ангелом надо пройти несколько стадий развития. Именно такое и произошло с Филиппом Ван дер Деккеном и всей его жизнью, в которую вкраплениями были присоединены все главные экзекуторы. Что же будет дальше? Это 2 книга из предполагаемой трилогии. Может быть, книг будет больше.

Иван Сутормин

Ван дер Деккен. Дневник капитана. Метаморфозы (первые экзекуторы)

Джоанн

Я начал вести этот дневник совсем недавно и не совсем в так, как Вы все себе представляет дневник.

Дело в том, что пишу я его под водой среди гниющих тел моих друзей о событиях, которых уже нет несколько лет… Как жаль, что ничего из описанного мной нельзя вернуть обратно… Но именно благодаря этому дневнику мне становится легче на душе после всего того, что со мной произошло… Я пишу эту запись весь в слезах… Впрочем… Вы сами всё узнаёте из моего дневника.

Всё началось с того, как моя жена Джоанн захворала, и я искренне просил Бога помочь ей, и Господь спас её. Я так благодарен Ему был тогда, что каждый день начинал с молитвы в честь Иисуса Христа со слезами благодарности на глазах.

Мы с женой верующие люди, но уверовал я по – настоящему именно после ее чудесного выздоровления, о котором все лекари говорят, что такое исцеление либо от Бога, либо от Сатаны. Я верю, что именно Создатель спас Джоанн.

Мои сны после ее выздоровления были очень тревожными. Часто ко мне приходило во снах нечто и пыталось меня утащить на дно океана. Я сопротивлялся, но не мог понять, почему каждый раз эта непреодолимая сила забирала меня в свои чертоги, в самые тёмные и неизведанные глубины зловещего и мрачного уничтожителя кораблей и человеческих душ. Я проваливался в черноту, словно в воронку, утягивающую меня на второе дно древнейшего из существ.

Я часто очень сильно кричал во сне, что будило мою любимую, и она пыталась в те минуты меня успокоить, как мать маленькое дитя, прижав мою голову к своей груди.

Я видел в этих снах порой такие ужасы, что кровь застывала в жилах. Неужто это я? Неужто я могу превратиться в такое бессердечное чудовище, увиденное мною в разных сновидениях? Чудовище было разным в каждом сне, но я всегда знал, что это именно оно… Это я.

Я ведь верю во Христа! И моя жена тоже верит, но ведь даже святые падали… Не дай Бог мне упасть до такого богохульного состояния, в котором я пребывал в тех снах!

Утром было всё, как и обычно бывало в любое моё рядовое утро.

Я вставал рано, шёл к умывальнику и потом пил чай с лимоном, любуясь на свою домашнюю красавицу, в роли которой выступала Джоанн.

Часто она ко мне подходила в те прекрасные мгновения, обнимала сзади за шею и порой почему-то плакала, что меня очень огорчало:

– Скажи, что ты всегда будешь со мной и не бросишь меня одну? Пообещай мне это, Джон. Ты должен меня успокоить своими словами.

В такие минуты я молчал, но просьбы жены становились всё более настойчивыми, и меня вынуждало это обещать ей то, что я исполнить, скорее всего, не смог бы никогда, так как даже моя смерть была бы фактором нарушения обещания. Рано или поздно мне пришлось бы её покинуть, так как человек не вечен. Мне было тяжело ей обещать такое, но я улыбался и говорил всё, что жена хотела от меня слышать, что всё обязательно будет так, как хочет моя Джоанн.

По воскресеньям мы ходили на исповедь к отцу Петру из России, который приехал к нам недавно и являлся настоятелем православного храма в нашем городе.

После исповеди в конце литургии мы причащаемся Христовых тайн и счастливые возвращаемся домой…

Меня всё чаще стало тревожить состояние Джоанн…

Девушка запиралась в спальне, и я слышал её рыдания, выносить которые не мог и поэтому уходил к своему кораблю, стоящему в верфи, любуясь им, как и своей любимой женщиной.

Я знал, то есть догадывался, почему моя «красотка» плачет, но сделать ничего не мог, так как детей даёт Бог, а не моё желание. Это часто меня злило, и я начинал говорить то, что говорить было опасно…

Страстная пятница

Я всю ночь сегодня проворочался в кровати…

Во сне я видел ужасные картины. Я был окружён чудовищами. Они терзали меня, рвали на части и постоянно смеялись. Мне вынимали внутренности через рот и снова их помещали обратно в живот тем же способом.

Меня укладывали, словно заготовку для жаркого, а затем помещали в кипящую лаву; меня черти насаживали на вертел и крутили над гигантским адским вулканом. Это была такая боль, которую представить даже трудно. Это было так ужасно, что я кричал, даже орал до хрипоты, но меня никто не слышал и не слушал мои мольбы, и только рогатые сатиры с фавнами смеялись надо мной, изредка бросая в меня самодельные копья и вилы. Среди них я видел множество разодетых, как циркачи, людей. Один из них был с чёрными усами и бородой и пел такие невыносимые для слуха песни про какую-то зайку его, что мне было дурно от его «произведения». Вокруг него были накрашенные мужики, похожие на женщин и женщины, похожие на мужчин, и все они были обнажены, что вызывало ещё большее отвращение и ужас. Они тоже изредка подходили ко мне, отщипывали от меня куски плоти, а потом с наслаждением ели её и пили мою кровь, вытекающую из ран. Это было ужасно.

После вертела бесы меня окунали в кислоту и смеялись. Я очень хотел произнести молитву Христу, но не мог ничего сказать, так как было похоже, что мои губы кто – то сомкнул и пригвоздил их друг к другу гвоздями.

Я резко вскочил со своей кровати и вытер холодный пот со лба, а Джоанн меня обеспокоенно обняла, и я постепенно, лёг снова под одеяло, погрузился в сон, но уже без сновидений…

Джоанн тихо встала с постели и пошла к нашему общему молельному уголку, где у нас стояла икона Божьей матери и Иисуса Христа на руках Богородицы. Я не мог увидеть, что она говорила у икон, но я услышал в полудрёме, как она плакала и, наконец, помолилась обо мне, но что именно она сказала – было непонятно.

Суббота перед Пасхой

Весь день я был не в себе, даже несколько раз прикрикнул на своего любимого кота, посмотревшего на меня с недоумением, так как он не был готов к такому редкому явлению в своей кошачьей жизни.

Я чувствовал себя, словно уже был опущен в кислоту или меня жарили на вертеле. Вспоминая тот ужасный сон, мне было страшно от того, что со мной может произойти нечто страшное… Нет! Ужасное!! Кошмарное!!!

Но ведь завтра Светлая Пасха! Завтра Христос Воскреснет, и всё будет отлично, хорошо и счастливо! Это будет Великий день, когда рождается Любовь, стремящаяся к Великому Прощению! Но почему тогда мне так нехорошо? Почему я не могу внутри души почувствовать это Великое чувство, которое будоражит всех Святых? Наверное, я претерпеваю метаморфозы и скоро буду чем – то другим, чем – то таким, что лишено Любви.

Я пошёл в Храм к о. Петру, который сегодня уже делал все необходимые приготовления к Пасхальной службе, и, дождавшись, когда священник завершит все свои дела, я подошёл к нему и подставил свои ладони для благословения:

– О. Пётр, меня мучают страшные сны, и прочая нечисть тоже мне является… Я чувствую нечто страшное должно произойти со мной и не только. У меня есть жена, хожу в храм ,причащаюсь, а Любви не понимаю и ощущаю ничего подобного.

О. Пётр улыбнулся мне:

– Это всё мир тебе дал, но Бог это всё благословил тебе, ибо нет ничего того, что давалось бы нам без Бога, хотя бесы могут запутать твой разум, который может посчитать, что всё от них, а не от Него. Но! Сути вещей это всё не меняет.

Я, надо сказать, очень задумался над тем, что сказал священник, но меня, почему – то, всё это не привело в полнейший восторг, а только почему –то расстроило.

Не помню, сколько я просидел часов за столом, наблюдая, как Джоанн готовила всё к Пасхальному разговению.

Я не хотел ничего, да, надо сказать, что я и не постился, так как для меня это очень тяжело, но Джоанн получала настоящее удовольствие от поста и от молитвы. Я же часто пропускал вечернее правило и утреннее тоже, но мне это нельзя вменить в достижение.

Предпасхальная ночь для меня была просто ужасной, так как во сне меня мучили чудовища, и вокруг прыгали красные, жёлтые, зелёные и аквамариновые черти. Они постоянно меня подкалывали, щипали, мучили мою плоть какими – то острыми штуками.

Я начал молиться Христу о прекращении подобных мучений настолько честно и открыто, что вернуло меня в самые лучшие годы, когда я только начинал воцерковление… Я тогда так молился что, наверное, позавидовали бы даже монахи.

Утром я уже в 6 утра был на ногах и собирался в дорогу, которую задумал уже давно. Когда я пришёл в порт, где стоял мой красавец «Голландец», то осмотрел его с великим восхищением.

Этот корабль я построил на свои деньги, и в него была вложена вся моя душа без остатка, хотя Джоанн даже ещё не знает о существовании моего «Флагмана», как я его называл про себя. Жена верит в мою легенду о том, что я постоянно нанимаю корабли для своих дальних плаваний и не имею постоянного судна.

«Голландец» был моим любимейшим детищем, могучим воплощением моей мечты, летучим кораблём, о котором я фантазировал в юности.

На «Голландце» я перевозил специи и прочие диковинные вещи в разные страны. Благодаря своему кораблю, я сделал очень много из того, чтобы обеспечить нас с Джоанн всем необходимым. Когда я уплывал из нашего с ней свитого «гнёздышка», то всё превращалось в кошмар, так как я переживал каждый раз о том, что Джоанн будет одна и что – нибудь с ней может случиться. Я переживал о том, что моя жена волнуется из – за того, что мы с ней не можем зачать ребёнка, что подтолкнет ее к связи на стороне… Но каждый раз я корил себя за эти мысли.

В моей команде были мои самые преданные друзья. Самый мой близкий друг (родной брат), которого мы в шутку называли «Ключник», так как он всегда носил с собой две связки ключей от всех кают на корабле.

Ключник был очень крупный священник (иерей Петр (Лисицкий)), который путешествовал с нами постоянно в разные места и очень любил помогать нам в дороге, причащая нас Христовых тайн, исповедуя команду, когда кто – нибудь из нас совершал грех.

Ключник был очень набожен и часто закрывался в своей каюте, не выходя из нее днями и неделями. За откровенным разговором Ключник мне рассказал, что всё время он молится внутри своей «кельи», как он её называл.